Работа над ошибками ленин - Oshibku.top - решение и исправление самых разных ошибок

Работа над ошибками, которые были неизбежны,
но которые могли бы быть исправлены в будущем

I. Некоторое отступление от марксизма для прояснения в нём умолчаний

Из теории суперсистем Достаточно общей теории управления известно, что, до появления соборного разума (интеллекта) в среде функционально однородных, обладающих памятью элементов, способных принимать-передавать друг-другу информацию, а так же руководствующихся в своём поведении двух-уровневым информационным обеспечением, управлением суперсистемой и её регионами осуществляют сопряженные разумы (интеллекты), возникающие как статистические отклонения элементной базы. Эти сопряжённые разумы (интеллекты) данной суперсистемы, могут получать управленчески значимую информацию (знания об управлении) из двух источников: либо из статистически накопленного опыта взаимодействия с окружающей средой и другими элементами суперсистемы (суперсистемами), передающегося из поколения в поколение в виде культуры (передаваемой из поколения в поколения (людьми) материальными, письменными памятниками, в памяти элементов и биополевой памяти), либо от иерархически более высокой системы (суперсистемы) (интеллекта): ПЭПО (эгрегора разных классов), вплоть до ИНВОУ.

Возникающие таким образом разумы-интеллекты в своей основе (базовой части) обеспечения поведения – разработки управленческих решений (прогнозтики) и алгоритмов (описания порядка обработки информации, выполнения) их исполнения имеют кроме генетически обусловленных модулей информационного обеспечения ещё и привнесённый с уровня ИНВОУ наиболее важный компонент-платформу, на которой происходит «сборка» всего блока информационного обеспечения (нравственность+разум-интеллект +<психика>дух) поведения у носителя (носителей), называемой в русской культурной традиции Душой.

Каждый из этих сопряжённых разумов-интеллектов в меру своей Со-Весть-ливости, нравственности (добронравия, злонравия) или безнравственности (отсутствия меры и мер и самого понимания об существования какой-либо нравственности вообще, в виду отсутствия различения от Вседержителя¹) становится-является управителем своего региона (а далее и объединения их – блока), которому могут быть переданы в поддержку информационные и материальные ресурсы: как различение-понимание о замысле(ах) (концепции(ях)) управления, так и информация о возможности создания и развития замысла в целом с объемлющего для данной суперсистемы иерархически более высокого, вплоть до Наивысшего, уровней управления, так и материальные ресурсы, либо возможности управления-распоряжения <на об-лад-ание, отличающееся от тривиально понимаемой собственности в смысле бес-предельного господства в римском праве²> ими. Происходит это в форме только образов, либо понятийно (совместно с первыми) не так важно для результата.

Это, в свою очередь, повышает мощность и разнообразность управленческих сигналов как в отношении подвластного сопряжённому разуму-интеллекту региону, так и в отношении соседних ему регионов, аналогичных по алгоритмике воз-производства элементов (с развитием возможности объединения их в блок). Если один из интеллектов в развитии в разум, в силу каких-либо причин, в первую очередь нравственного порядка, прекращает данное развитие и начинает движение в сторону доминирования-господства, то возможны следующие варианты:

Первый. Возникает процесс поглощения части регионов в объемлющей суперсистеме (с образованием первичных конгломератов с подавлением и даже уничтожением конкурирующих интеллектов – ранние примеры в основном канули в лету, а более поздними примерами служат так называемая «мгновенная» примерная «империя» Александра Македонского, и далее уже долго шедшая к своему величию Британская «империя»³) в пользу информационно и ресурсно более сильного региона (и его интеллекта) – так в истории нынешних цивилизаций складывались классовые сообщества толпо-«элитарного» типа на Планете, с разными по длительности периодами жизни и темпами смены очередности наступления его фаз, согласно тем особенностям, которые вытекали из особенностей географическо-климатического расположения, психо-физиологии и развития культуры (в широком смысле этого понятия) каждой региональной цивилизации – суперсистемы, а так же её представлений о таком предмете как душа человека (человекообразного) и её связи с Творцом-Вседержителем.

Второй. В зависимости от меры применения и соотношения при применении различных приоритетов средств управления (информационных и материальных) и исторически возникшей и развивающейся при этом нравственности (соотношения добронравственности, злонравия и безнравственности) в человеообразиях данные процессы при конкуренции могли различными способами тормозиться, либо прекращаться вообще вплоть до уничтожения внутри образующегося конгломерата или извне его, включая био-воздействия от суперсистемы Планеты⁴ (попытка ранней глобализации через Иудею-Израиль, не смотря на внешнюю помощь со стороны амоновского по сути ученика Александра⁵, была купирована, а затем и прервана на длительный срок уничтожением великого Рима и опять же его «империи». Жестко были прерваны: история хода деградации «империи Романовых», а также античеловечный ход «империи А. Гитлера»). Имеется информация и о вмешательствах, минимум с над-планетарного уровня, уже в периоды времени пред возникновением и после возникновения зафиксированных современными публичными историей и археологией в сообществах людей письменностей.

Первый и второй варианты развития процессов в видимой истории человекообразия на всех континентах, во всех расах и сообществах превалировали в частности и вообще.⁶

Третий. Кому-то ещё внутри «не развитого или опущенного региона» давалось как информационное обеспечение возможности для появления регионального блока, способствующего тенденции развития человекообразия в человечность, так и материальные ресурсы⁷ при появлении движения в данном направлении.

Первая формация пока ещё полудикарского общества, в традициях научной части культуры более-менее современого нам общества в 19 веке по современному летоисчислению стала именоваться родо-общинной общественно-экономической формацией⁸. Однако, само по себе роста количества годных к потреблению продуктов, вытекавшее из накопления опыта получения и добывания этих ресурсов⁹ не могло создать ни отношений собственности, ни породить товарно-денежных отношений. Для этого надо было подбросить дикарям универсальный предмет, обладание которым освобождало бы от каждодневного изнурительного труда, но позволяло бы иметь всё необходимое для жизни. Для закрепления этого нового порядка, кроме вышеприведённого, ещё должен был появиться завет, который как бы¹⁰ охранял свыше правообладателя этого предмета, так и сами отношения, складывающиеся вокруг обладателя-собственника. При отсутствии письменности должна были возникнуть культура сохранения этого завета обязанности по сохранению и люди, которые (или на которых) эти обязанности брали на себя (либо должны были нести).

Так, наделение исключительными свойствами предмета, на который могли бы обмениваться все без исключения продукты дикарей мог быть предмет, произведённый по высшим и пока недоступным для дикарских технологий предметом. Таким предметом могли стать любые предметы, которым придавались особые свойства в информационном и материальном отношении¹¹, включая к примеру металлы, произвести которые, как показывает опыт тех же папуасов-пигмеев-эскимосов без знаний хотя бы примитивных, на уровне образов-ощущений¹² основ металловедения-металлургии-кристаллофизики было невозможно.

Вместе с тем, металлические орудия труда в разы сокращали усилия-трудозатраты процессов добывания средств к существованию (увеличивали производительность труда – как позже напишут «классики») и древние люди естественным образом как биосистемы, стремящиеся к экономии собственной энергии, стремились к обладанию ими.

Самыми простыми в производстве оказались медные орудия, а после последовательно-небольших (логических, в смысле последовательных проб-испытаний) легирующих добавок (легкоплавкого олова и других составляющих уже находившихся в рудах) – бронзовые, которыми уже можно было не только пахать, но и успешно воевать с другими – более жадными до чужого (более злонравными по определению) племенами!

Единственным недостатком медесодержащих орудий (оружия) была потеря первоначального «завораживающего» блеска – медь, окисляясь, тускнела, напоминая на первый взгляд уже хорошо известную «древним людям» плесень. Ввиду этого медесодержащие предметы не могли быть предметом семейно-родовых реликвий, а, главное… украшения из них были по прочностным характеристикам недолговечны и со временем теряли «первоначальную красоту», либо требовали дополнительного труда, для возврата им «потребительских свойств». Имея в виду, что перво-общинный род вырастал из полигамии и матриархата, понятно, что женщины «законно» требовали от мужчин «настоящего поклонения» – «вечных украшений», с которыми они могли бы не расставаться вечно, то есть могли бы быть… погребены. Для этого, в отличие от оружия-орудий нужны были другие металлы…

Теоретически, таким металлом мог стать любой из металлов платино-иридиевой группы, которые находились в природе в самородных состояниях… и драгоценные редкие камни, или жемчуг, НО… стало серебро, чаяно-нечаянно, использовавшееся и для легирования бронз и латуней¹³, а впоследствии – золото. Объясняется это относительной лёкостью даже не добычи, а простого собирательства самородков, выходящих, либо прямо на поверхность земли, либо, залегающих в неглубоких копях, следы которых, при небольшом «горнободывающем» опыте можно было легко определить. К тому же температура плавления серебра была ниже, чем у меди, а золото чуть уступало в этом меди. Таким образом, наступавший «золото-серебряный век» вовсе не требовал никаких «революционных методов» в первобытной металлургии. Правда прочность этих металлов была невысока, но от них это и не требовалось… Главным критерием – была вечность (не окисляемость природными реагентами) украшений из этих металлов.

За украшение из таких металлов, подаренных главе матриархального рода буквально каждый¹⁴ мужчина, принадлежавший к нему по системе матриархального родства мог расчитывать на несколько «сказочных ночей¹⁵», и, конечно же, дней «сытого отдохновения» от каждодневной трудовой повинности, становясь неизменным фаворитом этого «бабьего царства».

Такого рода «золото-серебряных дел мастера», со временем и совершили «патриархальную революцию» с тем, что бы увековечить своё привилегированное, в роде, положение. Однако, что бы стать вождём племени, надо было благорасположить к себе глав матриархальных родов (бывших сравнительно недавно таковыми – если уже «наступил»… на гениталии… патриархат) и для этого, конечно, должно было передаваться как специфическая родовая культура – навыки изготовления золото-серебряных украшений¹⁶. Таким образом, вопреки расхожим теориям первобытного общества о том, что физическая сила рождает власть (как вариант – «винтовка рождает в племени, наиболее правдоподобной выглядит покупная-выкупная формула восхождения мужчин во власть в роду и племени, и на этой основе возникновение патриархата, вначале в самом племени, а затем через традицию мужского наследования социальной власти распространялась сверху-вниз на родовые отношения¹⁷, постепенно превращая мужской гарем в моногамную семью.

Однако, такая социальная власть, ввиду шаткости своего положения, ввиду ещё «свежести» недавних традиций должна была создать себе правовую основу наследования власти, как части «своего, личного» имущества и далее всё «пошло по Энгельсу» – «происхождение семьи, частной собственности и государства», но не само-собой, как это рисует «основоположник», а путём заданного со времён дикости сверх-слабым сигналом «металлообрабатывающей матриархальной цивилизации» сверх-слабого манёвра – поворота от матриархата к патриархату, прикрывающему фактический теперь уже семейный матриархат¹⁸.

А вот дальше, всё не по Энгельсу: для укрепления власти единоличного правителя, недавно вышедшего из лона матриархата нужны были военные победы, внушающие страх и ужас своим же соплеменникам и большое количество драгметаллов, для устройства «гнёздышка» для своей матриархальной сожительницы, и по факту – царственной жены, имеющей так же некоторую долю официальной власти. Войны такого масштаба, неизвестные родо-племенному строю породили явление массового пленения и превращения пленных в рабов – бессловесный скот.

Постоянная нужда в шикарных расходах для удовлетворения прихотей царственных жён, наложниц и др. любовниц (любовников), у большинства царей (бывших племенных и межплеменных вождей и их ближайших потомков¹⁹) приводила к «дефициту царского бюджета», выходом из которого могла быть продажа военнопленных в рабство. Купить рабов в таком количестве могли только владельцы «серебра и хлеба, дающие в рост» и уже приспособившиеся через ростовщичество обращать в рабство своих же соплеменников. Работорговля становится международным бизнесом, в рамках которого начинают обращаться огромные суммы денег, отрованные от реального, полезного людям товара, которые тут же даются в рост правителям с «дефицитом бюджета». Причём в залог идут и земли, и те же государственные рабы. Наступает краткосрочный «расцвет» классического рабства, который ведёт к его же исторически быстрому закату. Про затратность и низкую производительность различного рабского труда, лет уже 1000 не писал только ленивый. Однако, этот человеко-уничтожительный (геноцидный) и экономически расточительный политико-экономический строй поддерживался созданным ветхозаветным «законом-заветом роста», а по обратным связям наращивал массу ростовщических-хрематистических денег, порицаемых даже таким апологетом рабства как Аристотель. Рабовладельческая общественно-экономическая формация была с социально-экономической точки зрения абсолютно-нестабильной: положение правящих элит было неустойчиво – вчерашний рабовладелец мог одномоментно оказаться рабом²⁰. Правящие династии были, с исторической точки зрения – династиями однодневками. Время жизни этой формации подходило к концу. В сухом остатке были три важные для дальнейшей глобализации вещи – масса денег, отчеканенных из драгметаллов, предметы роскоши, изготовленные из тех же металлов и право собственности, над которым, однако, не было ореола священства и неприкосновенности. Был и неожидаемый глобализаторами отрицательный результат – исчезновение работника, способного производить больше того, что потребляет он и его семья, что было недопустимо для созданной библеизмом ростовщической системы накопления денежой массы.

Выправить вышедший за пределы допустимых отклонений последний из этого списка (по порядку повествования, но не по концептуальной значимости!) частных векторов ошибки управления была призвана следующая, уже «следующая»²¹ общественно-экономическая формация, которая должна была провозгласить божественно установленным – священным порядок устройства феодальной пирамиды и как бы навечно установленный сословный порядок, исключающий произвольный переход из одного сословия в другое. Такая жёсткая иерархия толпо-элитарной пирамиды должна была за тысячу лет своего неспешного существования создавать немногословного, дисциплинированного и производительно трудящегося работника, могущего содержать как своего сеньора так и семью самого работника²², где должны были воспитываться такие же будущие работники. Для этих целей нужна была хорошо структурированная идеологическая власть – государственная церковь, которая была упреждающе создана НГП руками «лучезарного» императора Константина за сто лет до окончательного развала Западной Римской империи, с тем, чтобы традиция 4-х поколений рабов и господ (в одном «флаконе») сделала её неотъемлемой частью будущей культуры Средневековья.

Классовая и экономическая история Средневековья хорошо описана как «основоположниками», так и их многочисленными предшественниками²³. В Российской империи и Советской России таковых историков так же был целый «столыпинский вагон», наиболее «выдающимися марксистами» из ряда оных был «революционер-академик» (академик в будущем) М.Н. Покровский²⁴ и либеральный историк-марксист Н.А. Рожков²⁵, заложившие основы «вульгарно-материалистического» толкования русской истории «с точки зрения борьбы пролетариата» аж от володьки-хрестителя князя Любечского-Малкина. Надо ли объяснять, почему и за что их так не любил И.В. Сталин?.. За троцкизм в исторической науке…Но другой истории в учебниках не было, а главным цензором школьных учебников Советской Росси была бес-сменный наркомпрос – Н.К. Крупская²⁶ – одна из видных деятелей «оппозиции против Сталина и социализма» в ВКП(б) – союза скрытых и явных троцкистов времён «поворота на индустриализацию».

Положение было почти безвыходное – «советская» историческая наука под крылом «жены Ленина» перекопировала средневековую историю Европы и историю эпохи Просвещения, а так же и «капитализма» в историю Русской цивилизации…Тех из учёных²⁷, которые пытались робко возражать, «по спискам» Учредительного собрания отправляли «с билетом в один конец» в лагеря, в лапы к комиссарам с нерусскими фамилиями. Нынешние «историки» придумали «от противного» – взяли «безклассовую историю» России «от РПЦ»…симбиоз получился «аррыг-и(а)нальный»…

II. «Классы» и их «борьба» в Расе-Руси-России

Несмотря на послереволюционный угар, ещё до начала ВОВ стали появляться «робкие» труды русских историков-прагматиков, опиравшихся на архивные данные ЦГАДА²⁸ и ЦГИА²⁹, «тонко намекавшие» на то, что борьба классов – это специфическое явление Западной Европы и её американо-азиатских колоний, которая только с большой натяжкой можно было отнести к Русской цивилизации (Расе-Руси-России)³⁰.

Так, например, выяснилось, что грандиозное фортификационное сооружение «экономически отсталой Московии», протянувшееся по самой середине Дикого Поля³¹, более чем на 700 километров, от Белых Гор до Волги защитило людей Московского царства от османского рабства навсегда! Это было под силу только государству-цивилизации, которое в первую очередь решало задачи общественной безопасности, а уж потом – соблюдало частный предпринимательский интерес.

«Перестройка» несколько ошеломила «троцкистов от истории» и позволила «выплеснуть» новый поток историко-архивной «правды» о прошлом Расы-Руси-России. Но этот процесс РПЦ в союзе с нынешним режимом быстро ввели в «управляемое русло»…

Вместе с тем, более чем 30-летие более-менее свободной «научной исторической дискуссии» в России, привело к пониманию того, что:

Раса-Русь-Россия, несмотря на отмену крепостного права, в подавляющей массе населения и хозяйственного уклада вплоть до начала 90-х гг. оставалась самодостаточной³² цивилизацией, в которой не было ни «классической» в западном смысле буржуазии, ни такого же – «пролетариата»; капитализм был одним из не основных способов ведения хозяйства, наряду с натуральным, кустарно-ремесленным и артельным способами ведения хозяйства; крупный, денежно-кредитный капитал применялся лишь в транспорте – железнодорожном, морском и речном;
по состоянию на 1897 г. имперская статистика зарегистрировала основным по объёму производства уже капиталистический способ производства³³ и присвоения полученной от продаж выручки; проанализировав это в своём статистическом обзоре «Развитие капитализма в России» В.И. Ульянов – «Старик»³⁴ – руководитель бывшего Санкт-Петербургского «Союза освобождения труда» сделал вывод о том, что «капитализм в России победил»;
«лицо» у российского капитализма было особенное – почти наполовину применяемый в РИ «крупный» капитал состоял из франко-бельгийского, английского и германского капиталов, и лишь наполовину был (по паспортам) «русским». При этом, «русский национальный капитал» избегал крупных промышленных инвестиций, а вкладывался в «пароходы», шахты, прииски, пищевое производство, лёгкую промышленность. «Это» за него делала родная казна, строя казённые промышленные гиганты – паровозо- и вагоностроительные, кораблестроительные, а так же военные заводы. А чем же занимался «русский национальный капитал» – производством химических веществ, или электроэнергии? Конечно – нет!!! Крупные господряды по поставкам для казённых нужд, грузо-пассажирские перевозки, оптово-розничные торговые операции, финансовые спекуляции с акционерным капиталом, банковские операции – всё то, что было характерно для «развивающегося» капитализма Европы конца XVIII в.; таким образом, худосочный, полудохлый «русский капитализм» был с экономической точки зрения «приказчиком» («чего изволите?») на побегушках у крупного иностранного, по-колониальному грабившего трудовые и природные ресурсы Расы-Руси-России; «русский пролетариат», в основном, концентрировался (более 500 наёмных работников на предприятие³⁵) на иностранных и казённых предприятиях, а «национальный капитал» мог предоставить не более 100 рабочих мест на одно предприятие (не считая транспорта, нефте – и золотодобычи); указанные признаки говорили о том, что РИ, в результате госкапиндустриализации проведённой как «революция сверху» Александром III во второй половине 80-х гг., в процессе строительства Транссибирской железной дороги, с опорой на французские кредиты, создала экономике РИ своеобразный социально-экономический трамплин, позволивший ей сразу перепрыгнуть из позднего традицоналистского феодализма сразу в империализм³⁶, признаки которого позже опишет В.И. Ленин как «монополистический, загнивающий капитализм – канун пролетарской революции», а основными признаками которого он укажет: экспорт капитала и возникновение финансового капитала; это выражаясь языком основоположников было уже новое качество, игнорировать которое всякий мыслящий марксист уже не мог по-совести; отличался же русский империализм от западного, своим зависимым, полуколониальным характером;Однако и у В.И. Ленина был один серьёзный просчёт – в своей новой стратегии на завоевание власти и построение Общества Справедливого Жизнестроя (коммунизма – в его терминологии), по состоянию на 1917 г. он не видел самого первого компонента грядущей революции – антиколониального, национально-освободительно-русского, которого не меньше ожидали русские рабочие – вчерашние крестьяне; это заблуждение следовало из святой веры в догмат марксизма об интернациональномхарактере рабочего движения, замешанного на «психологии кагала», к которому были, хотел он сам этого или нет, подключены бессознательные уровни психики Карла Маркса; интернационализм имел обратной стороной медали формулу: бей буржуев любой национальности
Имея в виду п. 3, в России за 10-15 лет(!) возник не просто революционный, а «суперреволюционный пролетариат», готовый в любую минуту подняться на революцию, в которой для него сливались сразу три жизненно-важных потока-задачи: антиколониальная, политическая и социальная революция; при такой концентрации противоречий классическая ленинская формула революционной ситуации сразу же, после оглашения, переходила из разряда теории в разряд ближайших политических задач пролетарской партии в РИ; в Западной Европе на момент развязывания Первой мировой войны первые две причины, как выражаются, «не были актуальными» – отсюда социал-предательство рабочей (социал-демократической) верхушки европейского пролетариата, расколовшее рабочее движение и ввергнувшее Европу в небывалую по масштабам войну; всё это В.И. Ленин поймёт позже – методом проб и ошибок, а понимание этого приведёт его к разочарованию в классическом, социал-демократическом марксизме и интуитивно натолкнёт на разработку новой политической стратегии – большевизма;
Однако и у В.И. Ленина был один серьёзный просчёт – в своей новой стратегии на завоевание власти и построение Общества Справедливого Жизнестроя (коммунизма – в его терминологии), по состоянию на 1917 г. он не видел самого первого компонента грядущей революции – антиколониального, национально-освободительно-русского, которого не меньше ожидали русские рабочие – вчерашние крестьяне; это заблуждение следовало из святой веры в догмат марксизма об интернациональном характере рабочего движения, замешанного на «психологии кагала», к которому были, хотел он сам этого или нет, подключены бессознательные уровни психики Карла Маркса; интернационализм имел обратной стороной медали формулу: бей буржуев любой национальности³⁷!

Отступление с большой цитатой из работы «HеЗВАHHЫЙ ГОСТЬ³⁸ в Internet^е-1³⁹…»

К вопpосу о миpовоззpенческих стандаpтах. (поправки, ссылки на первоисточники внесены в сам текст и текст примечаний. Термины ДОТУ в понимании первого издания «Мертвой воды»

Тов. Ленин давал множество определений понятия *диктатура*. Вот только некоторые.

«…что “диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества.» (http://leninvi.com/t41/p027) «ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ “ЛЕВИЗНЫ” В КОММУНИЗМЕ»

Это скажем прямо связь того, чьи стратегические интересы должно преследовать Советское государство (СГ) в лице тех лиц, кто придёт к «рулям власти»… данные субъекты как раз, их нравственность-безнравственность и будут определять результаты деятельности-бездеятельности, поскольку количество пролетариев, готовых управлять даже на низах процессами в государственных вероятных органах СГ, упрямо асимптотически стремится до сих пор к нулю…

«…диктатура пролетариата есть неограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией, пользующееся сочувствием и поддержкой трудящихся и эксплуатируемых масс (https://ru.wikipedia.org/wiki/Диктатура_пролетариата) Уже в конце 1918 года в Вене вышла работа германского социал-демократа Карла Каутского «Die Diktatur des Proletariats», в которой он высказал мысли о том, что Маркс, рассуждая о «диктатуре пролетариата» вскользь и единожды, имел в виду «не „форму правления“, исключающую демократию, а состояние, именно: „состояние господства“», и что идеи революций и пролетарской диктатуры — продукт эпохи примитивного состояния рабочего движения, что пролетариат может освободить себя, лишь став большинством нации и достигнув в условиях «буржуазной демократии» достаточной зрелости и цивилизованности.» (https://leninism.su/books/3611-ob-osnovax-leninizma.html?start=4 тут же И.В. Сталин в «Об основах ленинизма – ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА» повторяет Ленина… http://base.garant.ru/3988990/ и уже как следствие, по мысли Чистякова О.И., – идёт Конституция РСФСР 1918 года http://base.garant.ru/3988990/).

«… Диктатура есть <мысль по Марксу, но(!) по восприятию её Ленина – вот он первоисточник> власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанное никакими законами. [*:305] (В.И. Ленин. Избpанные пpоизведения в 4-х томах. Т. 3. Изд-е 2-е. – М.: Изд-во политической литеpатуpы, 1988. – 554 с. Тиpаж 245.000 экз. Цена 1 р. 10 к. “Пpолетаpская pеволюция и pенегат Каутский” (сс. 299-371. Дата 10 ноябpя 1918 г. Подпись H. Ленин)) Работа «Государство и революция» не цитируется в виду отсутствия первоисточника от августа 1917 г. Второе издание вышло позднее «Каутского»…

А вот тут явно загнан в тупик «господства»… и все кто желал подспудно его, в том числе «Хозяйственные мужички» по М.Е. Салтыкову-Щедрину⁴⁰. Ибо на будущее создаётся интересная ситуация подготовки развала… а на первом этапе при отсутствии (отменённости старых законов) получили то, что и произошло в действительности – революционное беззаконие, грабёж и многое и многое другое, что и отвернуло многих достаточно нейтрально относившихся от СГ и СВ.

Это, конечно, позволяло временно прикрыть собственную импотентность за ревзаконностью… но так долго продолжаться не могло…

Что же это за звеpь с наших позиций?

«*ДИКТАТУРА* – это жесткое, стpогое пpоведение в исполнение меp, напpавленных на достижение заpанее объявленных целей (может быть целей пpикpытия), изложенных в объявленной (или чаще необъявленной) концепции упpавления обществом, на всех пpиоpитетах (или части) обобщенных сpедств упpавления (оpужия) – ОСУ(О). Пpи этом меpа жесткости, объявляемая явно и воспpинимаемая большинством как “диктатуpа”, опpеделяется совокупностью соотношений пpименения: стpуктуpного⁴¹(воспpинимаемого как упpавление) и бесстpуктуpного (воспpинимаемого не в этом качестве, а как падение качества жизни тех, к кому пpименяется бесстpуктуpное упpавление) способов упpавления, а также инфоpмационных сpедств упpавления (выше II-го пpиоpитета не воспpинимаемых большинством как упpавление) и матеpиальных (на V-IV пpиоpитетах, также часто не воспpинимаемых как упpавление).

Здесь же лежит гибкая зона гpаницы, отделяющая “pеволюцию” и “эволюцию-пеpестpойку”, в котоpой блудят маpксисты: западные и восточные тpоцкисты, за котоpыми бpедут безгpамотные “массы”, доведенные до той или иной степени истеpии в негpамотно и/или гpамотно поставленных сценаpиях.

Пpи этом диктатуpа, напpавленная на достижение целей внешней по отношению к нации (…) концепции упpавления, подменяющей *объективный вектоp целей*, является по существу своему национальным угнетением. Самовластная диктатуpа (импеpия⁴², как госудаpство с подpазумеваемым нами существованием собственной концептуальной власти, а не монаpхия), коppектиpующая <правящая> *субъективный вектоp целей* нации в стоpону объективного, – благо для госудаpства и наpода. Госудаpство становится Деpжавой, а наpод – Hацией.

Вообще говоpя, дpугой истоpически пpеходящей сущности госудаpства (для эпохи толпо-“элитаpизма”) не существует, за исключением *анаpхии*, как пеpеходного pежима от одной диктатуpы к дpугой (анализ понятия *анаpхия* пpиводит нас к понятию *Богодеpжавие*. И к pаботающей в обществе инвеpсии, созданной поколениями одипломленных специалистов). Вопpос тут только в одном: кто и в какой степени воспpинимает госудаpство как диктатуpу. Если в обществе изживается клановость и геpметизм, то общество движется в стоpону повышения нpавственности и качества упpавления этим обществом. Остается только в явном виде опpеделить мhpу качества (вектоp ошибки, допускаемой объемлющим упpавлением)⁴³.

Относительно заявления H. Ленина [*:305] (“Пpолетаpская pеволюция и pенегат Каутский”): “Революционная диктатуpа пpолетаpиата есть власть, завоеванная и поддеpживаемая насилием пpолетаpиата над буpжуазией (или наобоpот – коммент.), власть не связанная ни какими законами”, как и заявления пpемьеp-министpа РФ Чеpномыpдина (РТV 14.11.96 “Вести” в 14.00): “Hеобходимо научить жить pоссиян (видимо, с двойным и тpойным гpажданством? – коммент.) по закону”, можно ответить. ОБА: “большевик” из 1918-го и косноязычный “меньшевик” – тpоцкист из 1996-го не задумывались о том, что есть нpавственность, нpавственный (безнpавственный) закон. Закон есть забоp, не позволяющий использовать <массово – поздняяпоправка> опpеделенные сpедства для смены концепции упpавления, или выpастить конкуpентов (вpагов).

*ТОТАЛИТАРИЗМ* отличается от диктатуры преимущественным использованием IV и выше приоритетов ОСУ(О) бесструктурно. Жесткость и жестокость их применения может быть даже выше чем при открыто объявленной диктатуре. А законы существования людей в обществе и управления ими, формируемые социально, подгоняются под законы природы и/или Бога.»

Но для РИ «прыгнувшей» в полуколониальный империализм это следовало бы прочесть как: «бей буржуев-захватчиков-империалистов!»; это был тот догматический «оселок», который В.И. Ленин не смог пройти, готовясь к революции, который потом его же загнал в «коридор интернационализма», вынужденного союза с Троцким и «межрайонцами», и необходимости «выкручиваться из мировой революции»⁴⁴, путём введения понятных только ему умолчаний в уже имеющиеся марксистские формулы-молитвы; это же повлияло на политику большевиков первых нескольких месяцев, оказавшихся «судьбоносными» с точки зрения «кровавости» гражданской войны и её долгосрочных последствий; В.И. Ленина, как ни может показаться странным, подвело идеалистическое восприятие формулы классового сознания⁴⁵, которое в рамках единой европейской (на тот момент), включая бывшие американские колонии, цивилизации действительно не имело национального компонента, в силу её этнокультурного происхождения из одного, римско-германского «флакона». Для Расы-Руси-России – совсем другой региональной цивилизации – это была поистине разрушительная формула.

Беда – в классически-юридическом образовании В.И. Ленина⁴⁶, к которому он присоединил самообразованием социологию, экономику и политику (политологию), став «гениальным политтехнологом», НО…он плохо, для деятеля своего уровня⁴⁷, знал Историю Родины (а не монархии с церковью пополам!), глубоко не изучал русскую поэзию⁴⁸ (следовательно, не увлекался Пушкиным), но зато – цитировал революционера-поэта Некрасова, и «революционные» строки «из Лермонтова», про «крики озлоблённой толпы».

Вина ли в этой ошибке самого В.И. Ленина, или той культуры-образования, которая сложилась в РИ к моменту его рождения? Пусть каждый ответит в меру собственной нравственности и Со-Вестливости. Ответ будет вполне отражать мировоззрение отвечающего.

III. «Рабочее правительство» и партия «большевиков»

Беря курс на завоевание власти в апреле 1917 г., мирным путём, а затем вооружённым – в октябре, В.И. Ленин скорее всего учитывал все три компонента революционности русского пролетариата, не без основания считая самочинное Временное правительство «правительством агентов франко-английской буржуазии, продолжающего войну в их интересах» из чего его лозунг «никакой поддержки временному правительству» благосклонно воспринимался не только всеми рабочими, но и крестьянами, а так же мелкой городской буржуазией, настрадавщимися от тягот «империалистической войны». Отсюда – предельная лёгкость ареста «членов» Временного правительства без какой-либо значительной «крови». Учитывал ли всё более возрастающее сопротивление от свергнутых предателей присяг, то, скорее всего, нет… если судить по тому, как относилась первично и публично к «врагам революции» новая власть, если только не предполагать тестирование части общества на жесткость сопротивления.

Такой успех, несколько вскружил головы руководству партии РСДРП(б), которым уже привиделось, что они совершили пролетарскую революцию и наступила «эра диктатуры пролетариата». Однако, на тот момент В.И. Ленин достаточно трезво оценивал ситуацию, понимая неготовность русского пролетариата к прямому управлению экономикой и государственным аппаратом, сложившимся в эпоху империализма. Об этом он интуитивно догадывался⁴⁹ и раньше в своей статье, написанной накануне восстания «Удержат ли большевики государственную власть?»⁵⁰, указывал на необходимость «перехода в переходе» – рабочем контроле, как управляемой советской формой диктатуры пролетариата подсистемы – дезинтегрированного по всем ячейкам обобществелённого производства и общественного потребления рабочего правительства – будущей школы диктатуры пролетариата, школы управления государством – школы коммунизма.

Именно с этой «задумкой Ильича» был связан один из первых декретов Советской власти – «О рабочем контроле».

Разработка закона о рабочем контроле над производством была начата сразу же после победы Октябрьской социалистической революции. Написанный В.И. Лениным «Проект положения о рабочем контроле» 26 или 27 октября (8 или 9 ноября) 1917 года обсуждался на совещании в Центральном совете фабзавкомов Петрограда с участием В.И. Ленина и был в основном принят совещанием. Затем 27 октября проект был внесен на рассмотрение Совнаркома⁵¹, который поручил В.П. Милютину ⁵² и Ю. Ларину ⁵³ в двухдневный срок составить детальный проект Положения о рабочем контроле. Однако выработанный ими проект противоречил задачам революционного рабочего контроля, сформулированным Лениным. В нем, например, отсутствовал важнейший пункт о том, что решения органов рабочего контроля обязательны для владельцев предприятий.

В основу дальнейшей разработки законопроекта о рабочем контроле лег ленинский проект, который в дополненном виде был 1 (14) ноября опубликован в «Газете Временного Рабочего и Крестьянского Правительства» № 3 под заголовком: «Проект закона о рабочем контроле (Внесен для рассмотрения в комиссию труда)». При дальнейшем обсуждении проекта вносились предложения о том, чтобы возникающие на местах органы рабочего контроля заменить государственными органами и чтобы ввести рабочий контроль не на всех предприятиях, а только на крупнейших заводах и фабриках, железных дорогах и др. Ленин отстоял необходимость всячески развертывать инициативу рабочих в повсеместном введении рабочего контроля.

Окончательная выработка проекта была поручена комиссии, созданной на заседании ВЦИК 8 (21) ноября. 14 (27) ноября ВЦИК⁵⁴ рассмотрел представленный комиссией проект и утвердил декрет, получивший название «Положение о рабочем контроле». В нем нашли отражение основные положенияленинского проекта. Декрет был 16 (29) ноября опубликован в «Известиях ЦИК» № 227.

Принятие «Положения о рабочем контроле» содействовало самому широкому развитию инициативы рабочих в установлении контроля над производством и распределением продуктов. Ряд местных Советов, бюро и конференций фабзавкомов на основе «Положения о рабочем контроле» разработали конкретные инструкции по проведению рабочего контроля.

Особенно большое значение для практического осуществления рабочего контроля имела инструкция, разработанная Петроградским советом фабрично-заводских комитетов, которую секретариат ЦК партии считал необходимым рассылать на места по запросам рабочих о том, как приступать к проведению рабочего контроля.

Однако, и здесь В.И. Ленина подвела «идеализация» классового сознания, что он спустя почти полгода опыта советского строительства признал в «Очередных задачах Советской власти», наиболее ключевые из этих признаний мы приведём ниже.

«…На очередь дня выдвигается поэтому новая, высшая форма борьбы с буржуазией, переход от простейшей задачи дальнейшего экспроприирования капиталистов к гораздо более сложной и трудной задаче создания таких условий, при которых бы не могла ни существовать, ни возникать вновь буржуазия…

…Решающим является организация строжайшего и всенародного учета и контроля за производством и распределением продуктов. Между тем, в тех предприятиях, в тех отраслях и сторонах хозяйства, которые мы отняли у буржуазии, учет и контроль нами еще не достигнут, а без этого не может быть и речи о втором, столь же существенном, материальном условии введения социализма, именно: о повышении, в общенациональном масштабе, производительности труда. Поэтому нельзя было бы определить задачу настоящего момента простой формулой: продолжать наступление на капитал. Несмотря на то, что капитал нами, несомненно, не добит и что продолжать наступление на этого врага трудящихся безусловно необходимо, такое определение было бы неточно, неконкретно, в нем не было бы учета своеобразия данного момента, когда в интересах успешности дальнейшего наступления надо «приостановить» сейчас наступление…

…Кто не понял, что именно такова предписываемая нам объективным положением дела в настоящий момент «приостановка» наступления на капитал, тот не понял ничего в переживаемом политическом моменте…

…До сих пор на первом плане стояли мероприятия по непосредственной экспроприации экспроприаторов. Теперь на первом плане становится организация учета и контроля в тех хозяйствах, где уже экспроприированы капиталисты, и во всех остальных хозяйствах…

…Если мы наляжем теперь изо всех сил на работу организации учета и контроля, мы сможем решить эту задачу, мы наверстаем упущенное, мы выиграем всю нашу «кампанию» против капитала…

…Но признание того, что приходится наверстывать упущенное, не равносильно ли признанию в некоей содеянной ошибке? — Нисколько. Приведем опять военное сравнение…

…Нас часто упрекали лакеи буржуазии в том, что мы вели «красногвардейскую» атаку на капитал. Упрек нелепый, достойный именно лакеев денежного мешка. Ибо «красногвардейская» атака на капитал в свое время предписывалась обстоятельствами безусловно: во-первых, капитал тогда сопротивлялся по-военному, в лице Керенского и Краснова, Савинкова и Гоца (Гегечкори и сейчас так сопротивляется), Дутова и Богаевского. Военное сопротивление нельзя сломать иначе, как военными средствами, и красногвардейцы делали благороднейшее и величайшее историческое дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых от гнета эксплуататоров.

Во-вторых, мы не могли бы тогда поставить на первый план методы управления взамен методов подавления и потому, что искусство управления⁵⁵ не прирождено людям, а дается опытом. Тогда этого опыта у нас не было. Теперь он есть. В-третьих, тогда у нас не могло быть в нашем распоряжении специалистов разных отраслей знания и техники, ибо они либо сражались в рядах Богаевских, либо имели еще возможность оказывать систематическое и упорное пассивное сопротивление саботажем. А теперь мы саботаж сломили. «Красногвардейская» атака на капитал была успешна, была победоносна, ибо мы победили и военное сопротивление капитала и саботажническое сопротивление капитала.

Значит ли это, что всегда уместна, при всяких обстоятельствах уместна «красногвардейская» атака на капитал, что у нас нет иных способов борьбы с капиталом? Думать так было бы ребячеством. Мы победили легкой кавалерией, но у нас есть и тяжелая артиллерия. Мы побеждали методами подавления, мы сумеем побеждать и методами управления. Методы борьбы против врага надо уметь изменять, когда изменяются обстоятельства. …

…Но мы не будем так глупы, чтобы на первое место ставить «красногвардейские» приемы в такое время, когда эпоха необходимости красногвардейских атак в основном закончена (и закончена победоносно) и когда в дверь стучится эпоха использования пролетарскою государственною властью буржуазных специалистов для такого перепахивания почвы, чтобы на ней вовсе не могла расти никакая буржуазия.

Это — своеобразная эпоха, или, вернее, полоса развития, и, чтобы победить капитал до конца, надо уметь приспособить формы нашей борьбы к своеобразным условиям такой полосы.

Без руководства специалистов различных отраслей знания, техники, опыта, переход к социализму невозможен, ибо социализм требует сознательного и массового движения вперед к высшей производительности труда по сравнению с капитализмом и на базе достигнутого капитализмом. Социализм должен по-своему, своими приемами — скажем конкретнее, советскими приемами — осуществить это движение вперед. А специалисты неизбежно являются в массе буржуазными, в силу всей обстановки той общественной жизни, которая сделала их специалистами. Если бы наш пролетариат, овладев властью, быстро решил задачу учета, контроля, организации во всенародном масштабе, — (это было неосуществимо вследствие войны и отсталости России) — тогда, сломав саботаж, мы всеобщим учетом и контролем подчинили бы себе полностью и буржуазных специалистов. В силу значительного «опоздания» с учетом и контролем вообще, мы, хотя и успели победить саботаж, но обстановки, дающей в наше распоряжение буржуазных специалистов, еще не создали; масса саботажников «идет на службу», но лучшие организаторы и крупнейшие специалисты могут быть использованы государством либо по-старому, по-буржуазному (т.е. за высокую плату), либо по-новому, по-пролетарски (т.е. созданием той обстановки всенародного учета и контроля снизу, которая неизбежно и сама собою подчинила и привлекла бы специалистов).

Нам пришлось теперь прибегнуть к старому, буржуазному средству и согласиться на очень высокую оплату «услуг» крупнейших из буржуазных специалистов. Все, знакомые с делом, видят это, но не все вдумываются в значение подобной меры со стороны пролетарского государства. Ясно, что такая мера есть компромисс, отступление от принципов Парижской Коммуны и всякой пролетарской власти, требующих сведения жалований к уровню платы среднему рабочему, требующих борьбы делом, а не словами, с карьеризмом.

Мало того. Ясно, что такая мера есть не только приостановка — в известной области и в известной степени — наступления на капитал (ибо капитал есть не сумма денег, а определенное общественное отношение), но и шаг назад нашей социалистической, Советской, государственной власти, которая с самого начала провозгласила и повела политику понижения высоких жалований до заработка среднего рабочего[4].

Конечно, лакеи буржуазии, особенно мелкого разбора, вроде меньшевиков, ново-жизненцев, правых эсеров, будут хихикать по поводу признания того, что мы делаем шаг назад. Но нам нечего обращать внимание на хихиканье. Нам надо изучать особенности в высшей степени трудного и нового пути к социализму, не прикрывая наших ошибок и слабостей, а стараясь вовремя доделывать недоделанное. Скрывать от масс, что привлечение буржуазных специалистов чрезвычайно высокими заработками есть отступление от принципов Коммуны, значило бы опускаться до уровня буржуазных политиканов и обманывать массы. Открыто объяснить, как и почему мы сделали шаг назад, затем обсудить гласно, какие имеются средства наверстать упущенное, — это значит воспитывать массы и на опыте учиться, вместе с ними учиться строительству социализма…

…Подойдем к вопросу с практической стороны. Допустим, Российской Советской республике необходимы 1000 первоклассных ученых и специалистов разных областей знания, техники, практического опыта, для руководства народным трудом в целях возможно более быстрого экономического подъема страны. Допустим, что эти «звезды первой величины» приходится оплачивать — большинство из них, конечно, тем развращеннее буржуазными нравами, чем охотнее оно кричит о развращенности рабочих, — по 25 000 рублей в год. Допустим, что эту сумму (25 миллионов рублей) надо удвоить (предполагая выдачу премий за особенно успешное и быстрое выполнение важнейших из организаторски-технических заданий) или даже учетверить (предполагая привлечение нескольких сот более требовательных заграничных специалистов). Спрашивается, можно ли признать чрезмерным или непосильным для Советской республики расход пятидесяти или ста миллионов рублей в год на переорганизацию народного труда по последнему слову науки и техники? Конечно, нет. Подавляющее большинство сознательных рабочих и крестьян одобрит такой расход, зная из практической жизни, что наша отсталость заставляет нас терять миллиарды, а такой степени организованности, учета и контроля, чтобы вызвать поголовное и добровольное участие «звезд» буржуазной интеллигенции в нашей работе, мы еще не достигли.

Разумеется, вопрос имеет также другую сторону. Развращающее влияние высоких жалований неоспоримо — и на Советскую власть (тем более, что при быстроте переворота к этой власти не могло не примкнуть известное количество авантюристов и жуликов, которые вместе с бездарными или бессовестными из разных комиссаров не прочь попасть в «звезды»… казнокрадства) и на рабочую массу. Но все, что есть мыслящего и честного среди рабочих и беднейших крестьян, согласится с нами, признает, что сразу избавиться от дурного наследства капитализма, мы не в состоянии, что освободить Советскую республику от «дани» в 50 или 100 миллионов рублей (дани за нашу собственную отсталость в деле организации всенародного учета и контроля снизу) можно не иначе, как организуясь, подтягивая дисциплину среди самих себя, очищая свою среду от всех «хранящих наследство капитализма», «соблюдающих традиции капитализма», т.е. от лодырей, тунеядцев, казнокрадов (теперь вся земля, все фабрики, все железные дороги есть «казна» Советской республики). Если сознательные передовики рабочих и беднейших крестьян успеют, при помощи советских учреждений, в один год организоваться, дисциплинироваться, подтянуться, создать могучую трудовую дисциплину, тогда мы через год скинем с себя эту «дань», которую можно сократить даже раньше… ровно в меру успехов нашей, рабоче-крестьянской, трудовой дисциплины и организованности. Чем скорее мы сами, рабочие и крестьяне, научимся лучшей трудовой дисциплине и высшей технике труда, используя для этой науки буржуазных, специалистов, тем скорее мы избавимся от всякой «дани» этим специалистам.

Наша работа по организации, под руководством пролетариата, всенародного учета и контроля за производством и распределением продуктов сильно отстала от нашей работы по непосредственной экспроприации экспроприаторов. Это положение является основным для понимания особенностей настоящего момента и вытекающих отсюда задач Советской власти. Центр тяжести в борьбе против буржуазии передвигается на организацию такого учета и контроля. Только исходя из этого, можно правильно определить очередные задачи экономической и финансовой политики в области национализации банков, монополизации внешней торговли, государственного контроля за денежным обращением, введения удовлетворительного, с пролетарской точки зрения, поимущественного и подоходного налога, введения трудовой повинности.

С социалистическими преобразованиями в этих областях мы крайне отстали (а это весьма и весьма существенные области), и отстали именно потому, что недостаточно организованы учет и контроль вообще. Разумеется, — эта задача из самых трудных, и при разрухе, созданной войною, она допускает лишь длительное решение, но нельзя забывать, что как раз здесь буржуазия — в особенности же многочисленная мелкая и крестьянская буржуазия — дает нам серьезнейший бой, подрывая налаживающийся контроль, подрывая, напр., хлебную монополию, отвоевывая позиции для спекуляции и спекулятивной торговли. То, что мы уже декретировали, мы далеко недостаточно еще провели в жизнь, и главная задача момента состоит именно в сосредоточении всех усилий на деловом, практическом осуществлении основ тех преобразований, которые уже стали законом (но не стали еще реальностью).

Чтобы продолжать дальше национализацию банков и идти неуклонно к превращению банков в узловые пункты общественного счетоводства при социализме, надо прежде всего и больше всего достигнуть реальных успехов в увеличении числа отделений Народного банка, в привлечении вкладов, в облегчении для публики операций внесения и выдачи денег, в устранении «хвостов» в поимке и расстреле взяточников и жуликов и т. д. Сначала реально провести в жизнь простейшее, организовать хорошенько наличное, — а затем уже подготовлять более сложное.

Укрепить и упорядочить те государственные монополии (на хлеб, на кожу и пр.), которые уже введены, — и тем подготовить монополизацию внешней торговли государством; без такой монополизации мы не сможем «отделаться» от иностранного капитала платежом «дани»[5]. А вся возможность социалистического строительства зависит от того, сумеем ли мы в течение известного переходного времени выплатой некоторой дани иностранному капиталу защитить свою внутреннюю экономическую самостоятельность.

С взиманием налогов вообще, а поимущественного и подоходного налога в особенности, мы тоже чрезвычайно сильно отстали. Наложение контрибуций на буржуазию — мера, принципиально безусловно приемлемая и заслуживающая пролетарского одобрения, — показывает, что мы стоим еще в этом отношении ближе к приемам отвоевания (России от богатых для бедных), чем к приемам управления. Но, чтобы стать сильнее и чтобы прочнее встать на ноги, мы должны перейти к этим последним приемам, мы должны заменить контрибуцию с буржуазии постоянным и правильно взимаемым поимущественным и подоходным налогом, который даст больше пролетарскому государству и который требует от нас именно большей организованности, большего налажения учета и контроля[6]…

…Борьба за внедрение в массы идеи советского — государственного контроля и учета, за проведение этой идеи в жизнь, за разрыв с проклятым прошлым, приучившим смотреть на добычу хлеба и одежды, как на «частное» дело, на куплю-продажу, как на сделку, которая «только меня касается», — эта борьба и есть величайшая, имеющая всемирно-историческое значение, борьба социалистической сознательности против буржуазно-анархической стихийности.

Рабочий контроль введен у нас как закон, но в жизнь и даже в сознание широких масс пролетариата он едва-едва начинает проникать. О том, что безотчетность, бесконтрольность в деле производства и распределения продуктов есть гибель зачатков социализма, есть казнокрадство (ибо все имущество принадлежит казне, а казна — это и есть Советская власть, власть большинства трудящихся), что нерадивость в учете и контроле есть прямое пособничество немецким и русским Корниловым, которые могут скинуть власть трудящихся…

…А пока рабочий контроль не стал фактом, пока передовики-рабочие не наладили и не провели победоносного и беспощадного похода против нарушителей этого контроля или беззаботных насчет контроля, — до тех пор от первого шага (от рабочего контроля) нельзя сделать второго шага к социализму, то есть перейти к рабочему регулированию производства…»⁵⁶

Введение рабочего контроля над производством сыграло большую роль в подготовке национализации промышленности.⁵⁷

Подводя итоги первому году социалистического строительства, В.И. Ленин в речи на VI Всероссийском чрезвычайном съезде Советов 6 ноября 1918 года говорил: «Мы не декретировали сразу социализма во всей нашей промышленности, потому что социализм может сложиться и упрочиться только тогда, когда рабочий класс научится управлять, когда упрочится авторитет рабочих масс. Без этого социализм есть только пожелание. Поэтому мы ввели рабочий контроль, зная, что это шаг противоречивый, шаг неполный, но необходимо, чтобы рабочие сами взялись за великое дело строительства промышленности громадной страны без эксплуататоров, против эксплуататоров…» (Сочинения, 4 изд., том 28, стр. 119).

Каким же был оригинальный текст этого проекта В.И. Ленина? Итак…

«Проект положения о рабочем контроле (Ленин)»

Во всех промышленных, торговых, банковых, сельскохозяйственных и прочих предприятиях, с числом рабочих и служащих (вместе) не менее 5 лиц или с оборотом не менее 10 000 рублей в год, вводится рабочий контроль за производством, хранением и куплей-продажей всех продуктов и сырых материалов.
Рабочий контроль осуществляют все рабочие и служащие предприятия либо непосредственно, если предприятие так мало, что это возможно, либо через своих выборных представителей, которые должны быть выбраны немедленно на общих собраниях с протоколом выборов и сообщением имен выбранных в правительство и в местные Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Без разрешения выборных представителей от рабочих и служащих безусловно воспрещается приостановка предприятия или производства, имеющего общегосударственное значение (см. § 7), а равно всякие изменения в его ходе.
Для этих выборных представителей должны быть открыты все, без изъятия, книги и документы, а равно все склады и запасы материалов, орудий и продуктов, без всякого изъятия.
Решения выборных представителей рабочих и служащих обязательны для владельцев предприятий и могут быть отменяемы лишь профессиональными союзами и съездами.
Во всех предприятиях, имеющих общегосударственное значение, все владельцы и все выборные представители рабочих и служащих, выбранные для осуществления рабочего контроля, объявляются ответственными перед государством за строжайший порядок, дисциплину и охрану имущества. Виновные в нерадивости, сокрытии запасов, отчетов и пр. караются конфискацией всего имущества и тюрьмою до 5 лет.
Предприятиями, имеющими общегосударственное значение, признаются все предприятия, работающие на оборону, а равно связанные так или иначе с производством продуктов, необходимых для существования массы населения.
Более подробные правила рабочего контроля устанавливаются местными Советами рабочих депутатов и конференциями фабрично-заводских комитетов, а равно комитетов служащих на общих собраниях их представителей⁵⁸.

Итак, что же за схватка «за рабочий контроль» развернулась между 1 ноября 1917 г. по старому стилю и 6 ноября 1918 г. (25 октября – по старому стилю), которая в принципе, решила судьбу диктатуры пролетариата в России, а в конечном итоге и социализма (коммунизма – Общества Справедливого Жизнестроя)? Понять концептуальную суть произошедшего за этот первый год работы «рабочего правительства» нельзя, не обратившись к роли ряда зло-вещих (зло-вещающих – злоречивых – по Корану) фигур в советско-партийном аппарате РСДРП(б) – РКП(б) управляемых социнтерном-фининтерном, прямо, или в обход их сознания (не суть важно!) просто невозможно!

Начавший складываться помимо воли В.И. Ленина ещё ранней весной 1917 г. блок региональной с/системы «русское рабочее движение» из регионов: «большевики», «межрайонцы»- бундовцы и немногочисленные сторонники Бронштейна-Троцкого из бывших меньшевиков, и, наконец, левых эсеров, после успеха вооружённого захвата Зимнего Дворца и II Съезда Советов, имел неглубокий уровень идентификации адаптационной части её элементов, определяемый задачами коалиции по свержению клики Керенского. Соответственно, в отношении не-ленинских регионов, сложившейся таким образом с/системы, прямое адресное управление осуществлялось из объемлющей с/систему иерархии периферии надиудейского глобального управления, в отличие от «ленинского региона», управлявшегося опосредовано – через европейско-христианские культурные сверх-слабые сигналы и возбуждаемые ими сверхслабыми манёврами в рамках идеологии марксизма-энгельсизма. Таким образом, «ленинский регион» имел в своём адапатационном информационном обеспечении больше «свободных» модулей, которые могли изменяться и дополняться как из личностного опыта взаимодействия со средой (другими вложенными-объемлющими с/системами), а так же за счёт творчески-диалектического развития марксизма-энгельсизма. Но…так как теория суперсистем, или какая-либо другая неформализованная личная теория, которая могла бы дать представление о том, «с чем большевики победили» в ночь с 25 на 26 октября 1917 г., у В.И. Ленина на этот счёт отсутствовала, он относил своё беспокойство «коалицией» к разряду собственных неудовольствий и переживаний, «давя их в себе» как один из пережитков «проклятого прошлого», …вместе с интуицией и Со-Вестью, которые, как раз, и будили это беспокойство. Против этих личных переживаний, у В.И. Ленина, как правоверного марксиста было одно лекарство – «демократический централизм», «голос большинства» и т.п. демократические «фишки». В результате он, в первые дни существования СНК, крупно ошибся передоверив теоретически выверенную, собственную большевистскую идею организационного взращивания диктатуры пролетариата путём создания рабочего контроля на действующих ещё пока по-капиталистически «хозяйствах» (в том числе – банках – какое «святотатство»!) элементам-ретрансляторам не-большевистского информационного обеспечения для её практического доведения до управления⁵⁹. Вся эта инверсия благонамеренного марксистско-ленинского замысла проводилась «противоборствующими интеллектами» и их биороботами о которых пойдёт речь ниже.

Фигуры первого плана. Это «профессиональные революсьионеры» – «массовка РСДРП» – буфер, то и дело перебегавшая от Ленина к Мартову, потом «к Троцкому» и обратно, осенью 1917 г. окончательно решают (либо за них решают бес-структурно) присоединиться к будущему победителю – Милютин и Лурье-Ларин⁶⁰. После «переворота» оба они «оседают» в недрах СНК как «технические исполнители идей».

Фигуры второго плана, стоявшие в тени «фигур первого плана». Это – вождь межрайонцев – Я.М. Свердлов⁶¹, после занятия поста председателя ВЦИК ставший «нависать» над исполнительной Советской властью… и хорошо известный В.И. Ленину по эмиграции – «ИудушкаТроцкий» – появившийся «как чёрт из табакерки» в должности Наркоминдел. Оба – «идейные вдохновители» (кагал-авторитеты) первых двух по «межрайонному» и «меньшевистско-троцкистскому» регионам партийного блока.

Эти фигуры бес-сознательно-сознательно, руководимые сверх-слабыми манёврами БПА(Э) каждая в своей вложенной иерархии управления осуществляли предписанные им цели эгрегориального библейского автомата, в планы которого не входила «диктатура пролетариата и социализм-коммунизм в России».

Что делают первые два – извращают ленинский план укрепления власти «рабочего правительства», запуская проект по максимально возможному кругу бюрократических согласований-«утрясок», с тем, что бы рабочий контроль не пошёл дальше инициативы петроградских ФЗМК.

Однако, В.И. Ленин, как опытный политбоец пробивается через это межрегиональное сопротивление, и…ставит очередной, ближайшей задачей Советской власти развитие, укрепление и придание «второго дыхания» рабочему контролю, понимая, может быть даже единственный в большевистском руководстве, что от этого зависит в будущем судьба Советской власти (диктатуры пролетариата – смысла для него самой революции). При этом, не различающий иерархичности любого управления В.И. Ленин путает 4 и 6 приоритет ОСУ называя организационно-государственную деятельность «рабочего правительства» «войной».

Именно эта путаница, а так же интернационалистские догматы марксизма на стадии подготовки проекта дают врагам В.И. Ленина серьёзный карт-бланш в «заматывании» в совещаниях этого важного закона. Ленин – «по-красногвардейски» обрушивается в этом проекте на мелких производителей-«полупролетариев», предлагая вводить рабочий контроль при числе наёмных работников от 5, чем «убивает» мелкое производство, основанное на личном хозяйстве, или домовладении ремесленников-кустарей. При этом, «по-свердловски» разжигается ненависть и вражда в самых что ни на есть «городских низах», которая по причинам психологической несовместимости между «контролёром» и «контролируемым»⁶² выталкивает опытных, квалифицированных мастеров – организаторов и собствеников мелкого производства из процесса будущего народно-хозяйственного производства. Не разделяет он в этом проекте и три вида капитала: национальный⁶³, казённо-государственный и иностранный. Такая «мешанина» (инверсия приоритетов) не позволяла ему сразу создать корпус дееспособных руководителей хозяйства из числа деполитизированных (как правило – провинциальных) русских промышленников-предпринимателей⁶⁴, передав им в концессию (при безусловном действии надзирающего за концессионером рабочего контроля) национализированные предприятия бывшего иностранного капитала, урегулировав с ними арендные и налоговые платежи.

Такая сделка облегчила бы действие рабочего контроля и на принадлежащих этим предпринимателям предприятий, и не позволила бы тратить в будущем казённые деньги на найм, в условиях разрухи, «буржуазных инженеров», склонных, (как оказалось «по делам промпартии») к паразитизму и саботажу.

Предложенный им проект вполне отвечал лишь крупным казённым предприятиям, где нужен был «глаз да глаз» за сочуствующими контрреволюции буржуазными управляющими-менеджерами, связанными, по свой прошлой деятельности, с крупным банковским капиталом и министерствами. По сути он формализовал в нём надежды и чаяния петроградского пролетариата, в чём и проявилась его ограниченность и однобокость.

Вообще, рабочий контроль должен был бы⁶⁵ стать частью более объемлющего закона «Об организации социалистического хозяйства в Советской республике», где вначале должны были быть прописаны все виды предприятий по форме собственности и указаны меры, применяемые к ним рабочим правительством для недопушения саботажа и остановки производства. В.И. Ленин осознает это позже, при принятии декрета «О кооперативах». Однако, на тот момент из-за некомпетентности самого В.И. Ленина в этих вопросах и отсутствия информационной поддержки ему из более высокой, чем над-библейская иерархии управления деятельности, «получившегося» (злополучного) партийного блока, он создал, введением рабочего контроля в том объёме и тех формах ситуацию концептуальной неопределённости для благонамеренных представителей национального, не контрреволюционного на тот момент капитала, лишившись в их лице помощников в деле хозяйственного строительства и преображения Расы-Руси-России, и переведя его из политических нейтралов в саботажников нового строя.

Эту ошибку В.И. Ленин исправит позже – на IX съезде РКП (б) принуждая к НЭПу «револьюсионеров». Цена этой ошибки на пути в правильном направлении – миллионы русских жизней и погружение в дотоварные (дикарские) формы хозяйствования-выживания.

Но тогда, в конце 1917 г. этой ошибкой сразу воспользовались «представители» «не большевистских регионов» и немедленно начали приостановленную было «красногвардейскую атаку» на национально-ориентированный капитал. К чести В.И. Ленина, он, не будучи догматиком в вопросах госстроительства, резко вырулил и приступил к исправлению в условиях «мирной передышки» весны-начала лета 1918 г.

Но этот полу-поворот не входил в планы управляемых по над-библейской иерархии не-большевистских регионов революционной партии, и вот тогда каким-то образом стал составляться «заговор в заговоре»: на поверхности, сначала левоэссеровский мятеж 6-го июля, затем – попытка «савинковского мятежа»⁶⁶, а затем – всё для того, чтобы отчётливо показать эсеровский след будущего покушения, но… «во глубине» – заговор опытных конспираторов-подпольщиков-террористов⁶⁷ с целью ликвидации «необучаемого Ленина»⁶⁸…

Выживание В.И. Ленина после множественных ранений отравленными (https://ru.wikipedia.org/wiki/Покушения_на_Ленина#Покушение_30_августа_1918_года) пулями было неожиданным сюрпризом для «тайных вождей» «не-большевистских» регионов блока «правящей партии», ставшего теперь уже управляющей п/с/системой Расы-Руси-России.

Но не только… и не столько для них, сколько для самого НГП, увидевшего в этом знак Свыше в том, что большевизм, как проект переходного процесса от атлантизма-библеизма к Человечности, начатый, пускай даже не на высших приоритетах ОСУ, не определяется Творцом-Вседержителем как протекающий в Попущении и …нужно спешить нанести этому проекту максимальный вред, пока В.И. Ленин не оправится от ран и вновь не возьмёт управление в свои руки.

Совмещавший на время болезни «вождя» посты председателя ВЦИК и председателя СНК Яков-Арон Свердлов («стальной чёрный дьявол» по «белогвардейской» классификации) на пару с Бронштейном и соревнуясь друг с другом в размере гор трупов русских людей, развернули оголтелый «красный террор» – превзошедший по масштабам якобинский⁶⁹. После трёх месяцев массовых расстрелов «буржуев» без суда и следствия «с конфискацией», о сотрудничестве, намечаемом В.И. Лениным с национально-ориентированной русской буржуазией можно было навсегда забыть, о чём свидетельствовали длинные многотысячные эмигрантские потоки русских предпринимателей с семьями, поневоле присоединявшиеся к монархической и кадетской белоэмиграции. Вышедший «с больничного» Ильич уже обнаружил «рожки да ножки» от своего проекта «рабочий контроль». В условиях полыхавшей взаимным озлоблением гражданской войны⁷⁰ он был ни к чему. Поняв это как «логику классовой борьбы и революции», В.И. Ленин, утвердил запоздавший на год декрет о рабочем контроле⁷¹ и занялся «делами» в Совете труда и обороны, сосредоточившись на Колчаке.

IV. Назад…в будущее-1

Логичным продолжением «красного террора» стал «военный коммунизм» – политика реквизиций в интересах ведения гражданской войны для скудной «пайкизации» жителей осаждённой в «огненном кольце» «страны-военного лагеря».

Это как раз и был самый что-ни-на-есть «кайф» для троцкистов и «межрайонцев», упивавшихся безнаказанным насилием над бес-защитным русским населением, не могущим никуда уехать по скудости своего достатка. Не отставали от них и «белые» вурдалаки, творившие насилие «внакладку» – «штоб долго помнили»!

Однако, безвременье гражданской войны отбросило Россию так далеко, что стало ужасать само руководство «правящей партии». Кроншадтский бунт⁷² давно уже деклассированных матросов, призванных ещё «при царе горохе» и настоящая крестьянская война в Тамбовской губернии, переполнили чашу терпения В.И. Ленина, который на экстренном IX съезде РКП(б) чуть ли не с площадной бранью обрушился на «комиссаров-героев гражданской войны»⁷³, требуя санкции на откат в буржуазный способ производства и сворачивание полюбившегося им реквизиционно-конфискационного (безответственного и безнаказанного) «военного коммунизма».

Этот антикризисный план был, как водится, встречен «в штыки» Бронштейном-Троцким и его последышами⁷⁴, получившими наконец возможность открыто выступить против В.И. Ленина и ленинизма вообще.

Сделав всё возможное, чтобы разрушить первые ростки социализма в 1918 г. они теперь уже злорадно вещали о том, что восстановить экономику в России без помощи «развитого Запада» невозможно и надо пойти к капиталистам «на поклон». Параллельно с этим они принялись открыто выступать против того, чтобы считать Советскую Республику диктатурой пролетариата, толкая партию на путь реставрации. Затевая по этому поводу бес-конечные дискуссии они открыто мешали развёртыванию Новой Экономической Политики. В этих условиях В.И. Ленин начинает искать опору в верных (до конца!) ему большевиках и приближает к себе И.В. Сталина, известного своей открытой неприязнью к болтунам-«межрайонцам», а в особенности к Бронштейну-Троцкому с которым тот «цапался» ещё во времена гражданской войны. Настояв на введении должности генерального секретаря ЦК партии, В.И. Ленин, затем фактически передаёт руководство партийным аппаратом в руки И.В. Сталина. После этого, дела с укреплением НЭПа пошли намного лучше, т.к. В.И. Ленин перестаёт отвлекаться от партийных дрязг, сосредотачившись на прерванном войной государственном и хозяйственом строительстве, занимаясь, практически ежедневно, вопросами ВСНХ⁷⁵ и планами ГОЭЛРО⁷⁶.

В этот период, его деятельность фактически, не отличалась от деятельности Петра I или Александра III, занимавшихся преодолением технико-экономической отсталости России, в меру своего понимания задач «помазанников божьих».

Воссозданием институтов государства диктатуры пролетариата В.И. Ленин, в этот период, практически не занимается, рационально понимая, что из 1 млн. погибших на войне красноармейцев, внушительная доля принадлежала рабочим-красногвардейцам⁷⁷ – тем передовым, лучшим рабочим, на которых он собирался возложить контрольные функции диктатуры пролетариата через «рабочий контроль». Другая, возможно большая, но… вряд ли лучшая часть того «кадрового пролетарата» делала «зажигалки» на продажу, или разбредалась по деревням, что бы не умереть голодной смертью из-за остановившегося производства. Для их возврата нужен был элементарный «запуск производства», чего напрочь не умели «кадровые» партийцы-революционеры⁷⁸. Эту задачу как раз и решал НЭП!

Вместе с тем, В.И. Ленин не оставил своей мечты «о диктатуре пролетарьята», что выразилось в его «лебединой песне» в области теории «ленинизма» – докладе III-му Конгрессу Комминтерна «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», изданному к дате открытия конгресса Коммунистического интернационала в 1921 г. – год «запуска» буржуазной на все 100% НЭП-ки.

В этом докладе «Ильич» подытожил, в основном опыт РСДРП(б) 1900-1918 гг., корректно обойдя катастрофу гражданской войны, представив её, естественно, очередной победой (военной) диктатуры пролетариата, что сегодня «с высоты» 100-летнего исторического опыта и подробного анализа причин и итогов гражданской войны, на основании архивных материалов, сегодня, мягко выражаясь выглядит не так радужно-победно, как он это представил делегатам коммунистических и левых социалистических партий, прибывших в Москву из вошедшего тогда в сильнейший кризис «западного мира».

Но «братья по классу» этого даже не заметили, потому что были рады любым (и любой ценой – страна то не их!) успехам первого в мире «государства рабочих и крестьян», которые воодушевляли их «на борьбу с капиталом».

Однако, было бы предельной глупостью умалять ценность этого доклада, в котором В.И. Ленин, фактически корректировал и существенно уточнял положения своих до-революционных работ о государстве и революции⁷⁹ – возникновении и направлениях становления диктатуры пролетариата в России.

Первое и очень существенное уточнение – это о признании «родовой связи» Советов рабчих, солдатских и крестьянских депутатов с «парламентскими учреждениями», которые В.И. Ленин громил в «Государстве и революции» и «Диктатуре пролетариата и ренегат Каутский». Получалось, что и Советы в условиях родовой буржуазности любого государства имеют склонность к «грехам буржуазного парламентаризма»: склонности к подмене дела говорильней⁸⁰ (забалтывании важных вопросов и уход в сторону от существа проблемы) и бюрократизации – извлечении выгод из своего начальственного положения.

Вторую проблему, которую выявил В.И. Ленин в конце 1917- начале 1918 гг., при попытке поддержать инициативу питерского пролетариата по организации рабочего контроля, это – «слоение», по марксизму как бы однородно-монолитного пролетариата (не считая узкой прослойки «рабочих лейтенантов класса буржуазии»), на культурно-социальные страты, с тяготением одной из них – не самой квалифицированной к…мелкой буржуазии. Получалось, что рабочий класс, с социально-психологической (политической) точки зрения не однороден, а состоит как миниум из трёх слоёв: высококвалифицированные рабочие – знающие цену своему «человеческому капиталу» и готовые сотрудничать с любым хозяином – «кто больше заплатит», среднеквалифицированные – наиболее социально-ответственные и наиболее многочисленные, длительное время работающие и не имеющие другой работы «кроме этой», и вчерашняя разорившаяся мелкая буржуазия, подавшаяся на заработки «на фабрику», могущая «вернуться» в свою мелкобуржуазную среду, «ежли что не так». Жизнь оказалась сложней умозрительных марксистско-энгельсистских формул и в ней, как оказалсь, не материя определяет сознание, а душа и «навинчивающаяся» на неё психика… Короче – по В.И. Ленину – «идея становится материальной силой, когда…овладевает массами…». Это уже было явной дивергенцией «материалистов-классиков», за которую полагалось от «хозяев мира сего» «высшая мера наказания» – упокоение…без покоя – помещение мёртвого тела в открытую для всеобщего обозрения усыпальницу – мавзолей! Всё в духе древнеегипетской магии – каждому неудобному жрецам фараону – по пирамиде! Даже ещё хуже!

Эти две вышеозначенные проблемы, как учил «зарубежных товарищей» В.И. Ленин, и есть главные «засады» пролетарской революции в деле построения государства диктатуры пролетариата и социализма (коммунизма). Преодолевать эти «засады» он предлагал по-разному: «беззаветно бороться» (то есть не обращая ни на что!), воспитывать мелкобуржуазную по психологии часть пролетариата, через «школу коммунизма» – опять-таки полу-мелкобужуазные профсоюзы и «буржуазную интеллигенцию», «звать» крестьянина в социализм через кооперацию, гарантируя ему госзаказ и справедливый товарообмен – делать всё то, что не удалось ни ему, ни его сторонникам даже начать на первом этапе завоевания политической власти русскими рабочими…и не удастся уже никогда⁸¹…

Республика Советов, таким образом, к 1922 г. оказалась такой же, по типу госустройства, пирамидой толпо-элитарного общества с изменённой по составу элитой, появившейся в результате очередного «библейского обрезания» прежней, скурвившейся…

В.И. Ленин об этом догадывался⁸² и это было для него шоком, видимо ускорившим его уход в «мир иной» через 2 с небольшим года после этого доклада⁸³. Но могло ли бы быть иначе при применении на практике «государственно-управленческой части» марксистско-энгельсистской теории, являющейся и поныне частью информационного обеспечения поведения периферии НГП эпохи выращенного им капитализма?

Действуя в Божьем Предопределении Бытия, Человечество, переходя от злонравного к добронравному замыслу жизнестроя, должно стремиться к тому, чтобы психотипы нижней части спирали развития/деградации души и психики не были представлены в каком-либо управлении вообще, а в государственном управлении – в особенности, ввиду опасной для всего общества их психо-физио-дефективности.

Удел этой психо-физио-дефективной социально-психической страты – быть объектом общественного надзора-контроля и принудительного перевоспитания посредством выработки алгоритмов достойного Человека поведения и общественно-полезного труда (скотина, предоставленная сама себе, без опеки человека, лишь беспощадно пожирает все вокруг себя, при этом разрушая окружающую её экосистему⁸⁴). В этом смысле В.И. Ленин «угадал» направленность переходных процессов, видимо, не только Попускаемых, но и постепенно вводимых в Русло Божьего Промысла, по мере того, что всё большее число людей восстанавливают человечески необратимый строй души и придаваемый к нему Человечный тип психических реакций на окружающую среду.

Однако, будучи идеалистом, в смысле недооценки психо-физических (полевых – за которые он ошибочно воз-принимал религии) технологий управления толпой, независмо от её классовой принадлежности В.И. Ленин не видел – не различал разные алгоритмы поведения людей, принадлежащих как бы к одному классу (партии, даже – фракции в партии) в абсолютно схожих ситуациях, маскируя это непонимание таким совершенно ничего не значащим определением как «заблуждение», или «ошибка», «зараженность мелкобуржуазными настроениями части пролетариата».

Однако, в «Живом великорусском языке» В.Даля слово «заблуждение» объясняет совсем не безобидное, и даже непростительное явление: «ЗАБЛУЖДАТЬ или Смол(енское). Вор(онежское). заблукать, начать блуждать, стать бродить, скитаться, в знач(ении). переносном. Заблуждаться в чем, ошибаться, погрешать, иметь ложное мненье или понятие. Заблудить, начать блудить, шалить, проказить или начать сбиваться с пути. Слово это считают непристойным, и в последнем значении говорят: заплутать; а вм. заблудиться, сбиться с пути, свихнуть с дороги, заплутаться, южн. и зап. заблукаться. Не ходи от стола кругом (т.е. в противную сторону, а назад, откуда зашел), заблудишься, поверье. Заблужденье ср. ошибочное мненье, ложное понятие, погрешительная уверенность в чем. Упрямого трудно вывести из заблужденья. Заблудший, заблудшийся, совратившийся с прямого и должного пути, в прям. и переносн, знач. плутающий, заплутавшийся. Заблушить смол. занести, заговорить чушь»⁸⁵.

Понятно, что за-блуждание-блудение (покорное движение За – Блудом, блудливость-лживость) в вопросах чуйки-ощущения («классового чутья») относительно направления правильного строительства Общества Справедливого Жизнестроя, где рабочему и его потомкам будет хорошо жить, в пользу возврата в прошлое – где уже и так однозначно плохо, прямо противоречит формуле марксистского мировоззрения о том, что «бытиё определяет сознание». Утверждать это – означает отказываться от самих основ марксизма!

Но… нельзя отказываться от «части», признавая что-то «вцелом» – это и есть «схоластический Блуд», воспитанный двумя тысячелетиями господства христианской церкви! Это то, что в умолчаниях марксист-материалист Ульянов-Ленин так и не преодолел, из-за своего мировоззренческого стандарта 0111! Таким образом В.И. Ленин, по-сути, если вдуматься глубоко, подверг фактическому отрицанию мировоззрение марксизма-энгельсизма стандарта 0011. Но…не преодолел свой материалистический атеизм и не создал отличной от него (марксизма) теории, в силу опутавших его мощной сетью сверхслабых культурных манёвров просвещения-либерализма, заложивших в процессе его воспитания и образования массу культурных иллюзий по поводу истинной природы мира людей.

Применение же этого стандарта, являющегося земным отражением Божьего Предопределения Бытия как раз легко объясняет, почему часть угнетаемых боится идти в будущее Общества Справедливого Жизнестроя – они лишены воли к изменению своего состояния не материальными средствами. Эти средства относятся к области оккультной, психофизически-информационной (полевой) деятельности, которая не только прямо не связана с ОВР-процессами (добыванием и поглощением пищи, размножением и т.п.), но и регулирует их протекание из более высокой био-социальной иерархии управления – ПЭПО-эгрегора. Именно это регулирование может подчинить (подавить-извратить) психическую деятельность любого двуногого-говорящего, у которого отсутствует понятие духовной основы – Души у любого действия, дела и начинания, а для Человека – Человечной Души. Такие понятия однозначно не следуют из отношения двуногих-говорящих к факторам производства, или обладания собственностью, они определяются, главным образом информационными процессами ранних лет жизни и специфического постоянного окружения «маленьких» людей людьми взрослыми – тем о чём они постоянно говорят и тем, что входит в круг их понятий. Хорошо, если это окружение – русская сельская община, где хотя бы постоянно говорят и стремятся жить по Со-Вести, применительно к своим и чужим делам, бытию вообще, а если эта среда – господский дом, где мать ребёнка – служанка, кухарка, прачка, отец – конюх, или того хуже – псарь, обслуживающий господских собак, тогда что, кроме озлобления и жажды «социального реванша» может вынести будущий пролетарий? Или если он растёт в семье приказчика купца, где с детства видит, что даёт-не даёт обладание деньгами любой ценой. Это наблюдение жизни определённой части «угнетённых» выразилось в: стихах Н.А. Некрасова («Люди холопского звания – сущие псы иногда!»), в прозе – М.Е. Салтыков-Щедрин («хозяйственные», но бес-совестные «мужички»), Н.С. Лесков («Левша» и «Тупейный художник») было свойственно только русской литературе! Воспитанные в римско-германской культуре «основоположники» о Со-Вести не имели никакого понятия! Для них – «профит» – это основа бытия людей. Соответственно «профитно» создать организацию «рабочих-революционеров», посулив им конкретную выгоду: «Кто был ничем – тот станет всем!». А как они будут потом строить Общество Справедливого Жизнестроя – пусть думают следующие поколения марксистов-энгельсистов! В этом настоящий нравственный водораздел между марксизмом и русским большевизмом, который так и не преодолел В.И. Ленин!

Эта концептуальная неопределённость, ставшая, на уровне ощущений (что следует из материала выше), понятной ему после ранения, а ещё больше – после чудовищных результатов гражданской войны, ввела раз-лад в сознательные и бес-сознательные уровни его психики и предельно ускорила дряхление-самоуничтожение его организма. В этом смысле тысячу раз был прав И.В. Сталин, написав – «без теории нам смерть»!

В связи с вышесказанным, такой, одобряемый Всевышним⁸⁶, алгоритм использования для нужд по-с-троения (по полному мировоззренческому стандарту МИМ – 1111) общества «нечеловечного материала» в корне противоречит планам «архитекторов» и «строителей» «библейских» властных «пирамид», извлекающих именно из «блудения» разного рода людасобственную выгоду в виде подконтрольной им глобализации⁸⁷.

В условиях толпо-«элитаризма», подробно рассмотренная в материалах РПГ⁸⁸, духовно и психо-физически естественная для биосферы планеты спиралеобразная, «двух-коническая» модель развития/деградации (Божьего Предопределения Человеческого Бытия) человекообразных индивидов:

«переворачивается» БП с ног на голову через моделирование классового общества: нелюдь в таком обществе – с/системе оказывается наверху управляющих процессов путём «селекции» – «социального дарвинизма» из числа самых бес-совестных собственников и их слуг;
«социальные страты» общества приобретают «перевёрнутый» пирамидальный вид;
на «усечённой», из-за отсутствия немедленной утилизации⁸⁹ нелюди в Мироздание, «вершине» части властной пирамиды, соответственно, оказываются представители Нечеловечного типа психики самых чудовищных психомутаций;
Человеки⁹⁰ – оказываются «на самом дне» – приобретают признаки «общественной выбраковки» («аутистов»), из-гоев (калик перехожих – с виду «бродяг», нигде постоянно не живущих, не работающих).
у этого искусственно выведенного «общества», за границами самого низшего звена управления государственными структурами (куда, однако, властная рука мутантов просто не дотягивается) – Человеки, в силу своей психо-физической (полевой) низкочастотности становятся просто «невидимы», как волны инфракрасного диапазона, из-за низкого порога чувствительности государственной машины, ориентированной на высокие и сверхвысокие частоты материального «общественного колебания».

Такая архитектура «пирамиды», проектно не предусматривает её «реконструкции-перестройки» изнутри, путём постепенной замены у власти одних конструктивных элементов-социальных групп «на более лучшие», ввиду их заданной субъективной активности в части выживания-сохранения своего устойчивого положения (балансировочного режима) – она может быть только разрушена над-внесистемным путём, и из её обломков может быть «построен» либо «куб», где все «информационные» грани одинаковы, а «блоки» внутри его – взаимозменяемы – либо новая пирамида из предельно атомизированных обломков прежней. Примером первого варианта был «сталинский» СССР. Примером второго – нынешняя Россиония.

Эволюционная трансформация (изменение изнутри) такой пирамиды к идеалу (к развёртывающейся спирали Человеческого бытия – Богодержавию), под воздействием одной только оглашённой через Посланников Божьих Высшей Информации⁹¹, без Прямой Адресной Помощи Свыше, невозможна ввиду того, что во главе государств (государственный уровень управления) в толпо-«элитарном» обществе находятся нравственно глухие и слепые индивиды с Нечеловечным типом психики, представленные его наиболее чудовищной разновидностью – нелюдью (кощеи и людоеды).

Индивиды с мутировавшим от «люда доброго» психотипом в состояние «нелюдь», обладающие властью (материальными и информационно-психическими инструментами принуждения) над «людом добрым» и «людом милым» являются главным препятствием в деле слома «пирамиды», так как стоящие выше них «одурманенные информационными ядами» (ОИЯ – он же НГП) в случае преображения или «физического» исчезновения людоедов и кощеев – теряют всякую власть в обществе⁹² – пирамида разрушается⁹³.

Однако, преобразить нелюдь одними информационными средствами невозможно – в этом главная методологическая ошибка ВП СССР, уповавшего на «автоматический пролом» Высшей Информацией психики любого индивида. Невозможно преобразовать то, чего нет: у нелюди отсутствует психика в нормальном предопределенном для биологического вида «гомо сапиенс» Богом смысле. Вместо психических реакций на биологические и социальные процессы, протекающие внутри индивида и во вне его, у них – сознательно извращенные собственными искажёнными модулями восприятия окружающей действительности⁹⁴ и различными ядами, психофизические реакции, дающие им искривленный, фантастический образ действительности. Снять это мутагенное наваждение можно лишь посредством полной перестройки органических, в т. ч. биофизических процессов, которые сами по себе в порядке органической потребности собственной действующей системы, в силу её заданной самоорганизации, поддержива[емой] в неком колебательном состоянии – у индивида «самопроизвольно» протекать не могут – они могут идти лишь принудительным для организма и психики насильственным путем (сильнейший стресс, пограничное между жизнью и смертью состояние, информация о близкой гибели, полная утрата материальных атрибутов прежнего существования, полная смена информационного обеспечения управления или самоуправления).

В условиях же незыблемого принципа пирамидальной управленческой стратификации⁹⁵ возможны, видимо, только две ступени-уровня общественного преображения, после свержения библейской власти.

1. Физическое уничтожение нелюди⁹⁶ (как вариант – их полное подчинение нравственно более здоровым индивидам под угрозой физического уничтожения) и строительство «верхних этажей» новой пирамиды из, еще не до конца, испорченного «людского материала»⁹⁷.

Поднявшись, в процессе разрушения прежней «властной пирамиды», на высшие управленческие страты толпо-«элитарного» общества, индивид с деградировавшим в не-человечность или Естественно-природным («Люд Милый») типом психики (если во время «восхождения» по «ступеням» «пирамиды» управления в толпо-«элитарном» обществе его психотип остался неизменным вопреки давлению среды⁹⁸) сталкивается с необходимостьюнравственного выбора: либо оглашение нравственных целей, приверженности Замыслу Справедливого Жизнеустройства и решительной деятельности в этом направлении (в этом случае управленец осмысленно толкает «пирамиду» к эволюции-разрушению-превращению в Замысленную Творцом «кубическую» матрицу совместного бытия людей (требует огромной параллельной работы «над собой» в сторону преображения в Наместника Божьего на Земле); либо принятие «правил игры» толпо-«элитарного» общества и собственная деградация до типа психики «нелюдь», т.к. работа на сохранение «пирамиды» – а это ни что иное, как прямое людоедство (5,6 приоритет-уровень ОСУ обобщённых средств управления) или опосредованное – «кощейство» (4 приоритет ОСУ)⁹⁹. Выбирая второй путь, индивид совершает акт безволия, наращивая и усиливая тем самым «лавину ошибок» в государственном управлении и самоуправлении людей этого государства, и, приближая, тем самым, новое «обрезание».

Таким образом, простое эволюционное превращение «пирамиды» в предопределённую Свыше спираль духовно-психического бытия является маловероятным вариантом преображения общества силами Людей Милых и Людей Добрых¹⁰⁰. И всё вновь сводится к замене персоналий во властных кабинетах.

В то же время, уничтожение нелюди «людом добрым» и «людом милым», в ходе восстаний и революций, имело место быть в разное время и в разных цивилизациях, но далеко не всегда благонамеренным управленцам удавалось предотвращать «на будущее» строительство новой «пирамиды»: как правило, они, через некоторое время, становились её заложниками.

2. Устремление, после разрушения очередной «пирамиды», к спиралеобразной, соответствующей Божьему Предопределению, модели общественного самоуправления — неожидаемое для толпы и пасущих её «революционеров» восхождение представителя (-ей) Человечного строя души (психотипа) на уровень государственного управления (с дальнейшим вхождением в межгосударственное управление) с продуманным планом «переустройства пирамиды в куб».

Видимо эти, или похожие мысли (образы) и воспитание (сверх слабые манёвры) в нравственных стандартах семьи и окружающей социальной среды поздне-средневекового грузинского городка Гори помогли И.В. Сталину серьёзно изменить во многом спонтанный ленинский план «построения социализма в отдельно взятой стране».

V. Диктатура пролетариата «по-сталински»

Ожидаемая, где-то, примерно, с середины 1923 г.¹⁰¹, но не состоявшаяся в эти сроки, и, по заключению врачей отступившая к декабрю 1923 г., смерть вождя и учителя вызванная долгой болезнью¹⁰² всё-таки застала И.В. Сталина врасплох, что объясняет его неучастие в комиссии по организации похорон¹⁰³.

Вместе с тем, никакой растерянности в рядах межрайонцев-троцкистов вовсе не наблюдалось. Бронштейн-Троцкий, например, на момент смерти находился на отдыхе и очень неохотно реагировал на необходимость прибыть на трауарные мероприятия. Зиновьев и Каменев «по-деловому» распоряжались в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР, готовя похороны вождя¹⁰⁴. По всему было видно, что они «дождались своего часа» и готовы были «конвергировать» «хоть сейчас»¹⁰⁵.

Однако, «они» рано списали И.В. Сталина (далее по тексту – ИВС) «со счетов» чёрной бухгалтерии кагала. Вместе с тем, будучи практиком благонамеренного управления¹⁰⁶, ИВС понимал, что несмотря на коммунистическую риторику пролетарская революция сделала серьёзный откат по нескольким направлениям, о чём злорадствовал Бронштейн-Троцкий в недавней (1923 г.) партийной дискуссии.

Рабочего правительства, которое идейно олицетворял В.И. Ленин уже не было. Вместо него по факту действовало некое «временное правительство» межрайонцев-троцкистов, не скрывавших собственного удовлетворения удачно протекающей мелкобуржуазной реставрацией.
Правящая партия была «в клочья» разодрана навязанной межрайонцами-троцкистами и примкнувшими к ним бывшими меньшевиками дискуссией по каким угодно вопросам, направленной против ленинизма. В таком состоянии она была не опасна «троцкистско-зиновьевско-меньшевистской» оппозиции и бес-структурно управлялась ею.
«Передовики-рабочие», как их называл Ленин – авангард дореволюционного российского (в основном питерского) пролетариата был либо выбит гражданской войной, либо перешёл на кадровую работу и утратил функции этой авторитетной для остальных рабочих прослойки рабочих-большевиков.
Сам дореволюционный пролетариат уменьшился в разы и составлял около 1 млн. – меньше одного процента населения Советской России¹⁰⁷, превратившись в жалкое зрелище деклассированных безработных людей, некогда имевших «рабочее прошлое».
Имея в виду 3 и 4 пункты, ни о какой диктатуре пролетариата уже не могло быть и речи: в Советах преобладал мелкобуржуазный элемент¹⁰⁸ и буржуазная по своей природе «советская номенклатура», руководимая партийными аппаратчиками. В лучшем случае Советы «после Ленина» представляли собой «диктатуру партии»¹⁰⁹ – власть партийного аппарата.
Всё в целом очень напоминало левоэссеровско-меньшевистский идеал – «Советы без коммунистов» и их «социалистическое правительство».
Единственно, что препятствовало реставраторам-антиленинцам – это сложившийся при ИВС партийный аппарат, фактически подчинявшийся только ему. Последнее осложняло дело «полной буржуазной реставрации», так как нельзя было обойти статус правящей партии, не заработав клеймо «контрреволюционера» и агента «белой эмиграции».

Восстановление «приленинского режима»¹¹⁰ требовало от ИВС выполнения программы-минимум, связанной с: а) разгромом троцкистско-зиновьевской платформы;

б) «вытряхивания» её номенклатуры из партаппарата и Советов. Этому ИВС посвящает целых 3 года бесконечных дискуссий и выступлений на пленумах, конференциях и съездах разного уровня. Но… для осуществления такого варианта будущего надо было получить «лицензию» от БПА (Э) на право представлять «ленинский регион» однопартийной с/системы. ИВС, конечно же это понимал, он так же понимал, что нужны какие-то публичные заявления о преданности делу марксизма и главного в нём для БПА(Э)… интернационализма.

Для этого ИВС интуитивно выбирает очень точную меру донесения лояльности марксистскому проекту – он произносит…клятву, используя вполне библейскую терминологию и церковную магию…

<«…УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ДЕРЖАТЬ ВЫСОКО И ХРАНИТЬ В ЧИСТОТЕ ВЕЛИКОЕ ЗВАНИЕ ЧЛЕНА ПАРТИИ. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!..

… УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ХРАНИТЬ ЕДИНСТВО НАШЕЙ ПАРТИИ, КАК ЗЕНИЦУ ОКА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!…

… Величие Ленина в том, прежде всего, и состоит, что он, создав Республику Советов, тем самым показал на деле угнетенным массам всего мира, что надежда на избавление не потеряна, что господство помещиков и капиталистов недолговечно, что царство труда можно создать усилиями самих трудящихся, что царство труда нужно создать на земле, а не на небе. Этим он зажег сердца рабочих и крестьян всего мира надеждой на освобождение. Этим и объясняется тот факт, что имя Ленина стало самым любимым именем трудящихся и эксплуатируемых масс.

УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ХРАНИТЬ И УКРЕПЛЯТЬ ДИКТАТУРУ ПРОЛЕТАРИАТА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ НЕ ПОЩАДИМ СВОИХ СИЛ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫПОЛНИТЬ С ЧЕСТЬЮ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!

… УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ УКРЕПЛЯТЬ ВСЕМИ СИЛАМИ СОЮЗ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИМ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!

Второй основой Республики Советов является союз трудящихся национальностей нашей страны. Русские и украинцы, башкиры и белоруссы, грузины и азербайджанцы, армяне и дагестанцы, татары и киргизы, узбеки и туркмены, – все они одинаково заинтересованы в укреплении диктатуры пролетариата. Не только диктатура пролетариата избавляет эти народы от цепей и угнетения, но и эти народы избавляют нашу Республику Советов от козней и вылазок врагов рабочего класса своей беззаветной преданностью Республике Советов, своей готовностью жертвовать за нее. Вот почему товарищ Ленин неустанно говорил нам о необходимости добровольного союза народов нашей страны, о необходимости братского их сотрудничества в рамках Союза Республик.

УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ УКРЕПЛЯТЬ И РАСШИРЯТЬ СОЮЗ РЕСПУБЛИК. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ ВЫПОЛНИМ С ЧЕСТЬЮ И ЭТУ ТВОЮ ЗАПОВЕДЬ!…

… Громадным утесом стоит наша страна, окруженная океаном буржуазных государств. Волны за волнами катятся на нее, грозя затопить и размыть. А утес все держится непоколебимо. В чем ее сила? Не только в том, что страна наша держится на союзе рабочих и крестьян, что она олицетворяет союз свободных национальностей, что ее защищает могучая рука Красной Армии и Красного Флота. Сила нашей страны, ее крепость, ее прочность состоит в том, что она имеет глубокое сочувствие и нерушимую поддержку в сердцах рабочих и крестьян всего мира. Рабочие и крестьяне всего мира хотят сохранить Республику Советов, как стрелу, пущенную верной рукой товарища Ленина в стан врагов, как опору своих надежд на избавление от гнета и эксплуатации, как верный маяк, указывающий им путь освобождения. Они хотят ее сохранить, и они не дадут ее разрушить помещикам и капиталистам. В этом наша сила. В этом сила трудящихся всех стран. В этом же слабость буржуазии всего мира.

Ленин никогда не смотрел на Республику Советов как на самоцель. Он всегда рассматривал ее как необходимое звено для усиления революционного движения в странах Запада и Востока, как необходимое звено для облегчения победы трудящихся всего мира над капиталом. Ленин знал, что только такое понимание является правильным не только с точки зрения международной, но и с точки зрения сохранения самой Республики Советов. Ленин знал, что только таким путем можно воспламенить сердца трудящихся всего мира к решительным боям за освобождение. Вот почему он, гениальнейший из гениальных вождей пролетариата, на другой же день после пролетарской диктатуры заложил фундамент Интернационала рабочих. Вот почему он не уставал расширять и укреплять союз трудящихся всего мира – Коммунистический Интернационал.

Вы видели за эти дни паломничество (sic!) к гробу товарища Ленина десятков и сотен тысяч трудящихся. Через некоторое время вы увидите паломничество представителей миллионов трудящихся к могиле товарища Ленина (sic!). Можете не сомневаться в том, что за представителями миллионов потянутся потом представители десятков и сотен миллионов со всех концов света для того, чтобы засвидетельствовать, что Ленин был вождем не только русского пролетариата, не только европейских рабочих, не только колониального Востока, но и всего трудящегося мира земного шара.

УХОДЯ ОТ НАС, ТОВАРИЩ ЛЕНИН ЗАВЕЩАЛ НАМ ВЕРНОСТЬ ПРИНЦИПАМ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА. КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, ТОВАРИЩ ЛЕНИН, ЧТО МЫ НЕ ПОЩАДИМ СВОЕЙ ЖИЗНИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УКРЕПЛЯТЬ И РАСШИРЯТЬ СОЮЗ ТРУДЯЩИХСЯ ВСЕГО МИРА – КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ!»¹¹¹.

После такой клятвенной речи ИВС должен был быть вполне уверен в «прохождении кастинга периферии НГП» на роль «вождя мировой пролетарской революции», который (будьте уверены Госп[ода]!) положит на «её алтарь» все ресурсы Советской России! Для этой цели новый фаворит успешно заложил фундамент новой «коммунистической религии», взамен православной, с её «новым Христом» – Лениным», умершим почти-мученической (последствия была, наконец, была найдена равновесная формула библеизма в лице «марксизма-ленинизма», что позволяло двигаться дальше по пути глобализации, не тащя за собой средневековый институт христианской церкви. Процессный поток мировой социальной революции, направляемый-управляемый НГП, таким образом, понёс ИВС к вершинам власти…

Это незамедлило «конвертироваться» в конкретные должности: неожиданно для «антиленинской платформы», ИВС через 5 дней после этого выступления никому особо не известный «генсек» стал председателем «советского госсовета» СССР, получив один изсамыхвысоких государственных постов в Союзе ССР – советском варианте возрождённой евро-азиатской (российской) империи.

Годы, проведённые в Тифлисской семинарии прошли для ИВС совсем не зря: первый ответственный «практикум» по эгрегориальной магии был сдан с оценкой «Отлично»¹¹²!

На этом фоне Бронштейн-Троцкий выглядел уже жалким фокусником-самоучкой!

Вместе с тем, ситуация для ИВС осложнялась тем, что желая «околпачить» сталинский аппарат ЦК ВКП(б), будущая «платформа в ВКП(б)» по инициативе Каменева, Зиновьева и Троцкого объявила уже на траурных церемониях «ленинский призыв» в ВКП(б), который начался ранней весной 1924 г., при этом небезосновательно рассчитывая, что в условиях вышеприведённых пунктов 3 и 4 они получат мелкобуржуазное большинстов на ближайшем съезде и легко переизберут ЦК, а затем и Политбюро, убрав оттуда ИВС. ИВС подключается к этой инициативе, полагая, что именем Ленина ему удастся переломить ситуацию. Начиналась последняя схватка «за наследие Ленина».

Однако, победа ИВС в этой схватке была уже предопределена, что следует из нижеприведённой таблицы, т.к. НГП серьёзно не мог рассматривать организатора «антиленинской платформы» – схоластика Г.Зиновьева той фигурой, которую можно было бы использовать в будущем для «поджига» мировой революции, а Бронштейн-Троцкий, как несправившийся с управлением летом-осенью 1917 г. так же, уже подлежал «обрезанию»-утилизации руками победителя этой схватки.

И.В. Сталин о диктатуре пролетариата в«Вопросах Ленинизма» (25 января1926 г.) Сталин И.В.К вопросам ленинизма

Источник: Сталин И.В. Cочинения. – Т. 8. – М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы, 1948. С. 13–90.

Г.Е. Зиновьев«Рабоче-крестьянский союз и Красная Армия»

(Доклад тов. Зиновьева на соединённом заседании красноармейских конференций в Ленинграде 12 апреля 1925 г.) источник: https://www.prlib.ru/item/709247

Едва ли нужно доказывать, что выполнить эти задачи в короткий срок, провести все это в несколько лет – нет никакой возможности. Поэтому диктатуру пролетариата, переход от капитализма к коммунизму нужно рассматривать не как мимолетный период в виде ряда “революционнейших” актов и декретов, а как целую историческую эпоху, полную гражданских войн и внешних столкновений, упорной организационной работы и хозяйственного строительства, наступлений и отступлений, побед и поражений. Эта историческая эпоха необходима не только для того, чтобы создать хозяйственные и культурные предпосылки полной победы социализма, но и для того, чтобы дать пролетариату возможность, во-первых – воспитать и закалить себя, как силу, способную управлять страной, во-вторых – перевоспитать и переделать мелкобуржуазные слои в направлении, обеспечивающем организацию социалистического производства.
Диктатура пролетариата есть не смена правительства, а новое государство, с новыми органами власти в центре и на местах, государство пролетариата, возникшее на развалинах старого государства, государства буржуазии. «…Главная сила теперешнего времени, которая выносит всю тяжесть государственной работы – это РКП – наша Коммунистическая партия. А РКП сама состоит из рабочих и крестьян и руководит этими главнейшими силами… (С.3)…сейчас руководство, руль, направление государственной жизни находится в руках двух классов – рабочего класса и крестьянства…(С.4)

…Мы можем теперь через нашипролетарские организации добиваться того, что бы рабочие работали лучше, спорее, успешней, чем раньше (выд. нами)…(С.10)

Как видно из этого беглого сравнительного анализа, ИВС здесь предстаёт перед читателями-слушателями правоверным марксистом-ленинцем, который цитирует и Ленина и Маркса. Причём Маркса ещё и отдельно от Ленина, в другом месте: “Вы должны, – говорил Маркс рабочим, – пережить 15, 20, 50 лет гражданской войны и международных битв не только для того, чтобы изменить существующие отношения, но чтобы и самим измениться и стать способными к политическому господству” приводя при этом ещё и источник классика – см. т. VIII Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, стр. 506 (sic!).

Большей присяги после той клятвы, кажется, уже не надо…но, надо было получить очередную «лицензию на отстрел» шайбес-гоев-марксистов-интернационалистов, за то, что они отреклись, по факту, от «мировой революции», бросившись делить добро выморочной «лавочки РИ»…И он её получил, но не сразу…

Для начала ему раз-решили разгромить «троцкистско-зиновьевскую платформу в ВКП(б)» и взять в руки всю полноту партийной власти. ИВС этим сразу же воспользовался и взял «вопрос на вырост» – заявив о необходимости сворачивания НЭПа и начала индустриализации¹¹³.

К начавшейся индустриализации сразу же подключились американские евреи-банкиры и предприниматели¹¹⁴. На их инвестиции, ещё до дипломатического признания США СССР было построено более ста объектов тяжёлой индустрии и энергетики, с привлечением немецких специалистов и производителей оборудования. Однако, это не было каким-либо подарком со стороны НГП перспективному семинаристу-марксисту. Параллельно с этим в Германии на те же американские (вывезенную из Германии контрибуцию по Брестскому миру, подписанному Л.Д. Бронштейном-Троцким), деньги Рокфеллера, «активировался» социалист совсем другой окраски.

Схватка этих двух «социалистов» (и взаимное истощение в прошлом двух континентальных империй!), по замыслу НГП и должна была, через новую мировую войну¹¹⁵ разжечь почти потухший усилиями В.И. Ленина пожар «миговой геволюции».

Однако, в рамках завершающего этапа ГОЭЛРО и начавшейся индустриализации, ИВС, руководствуясь данной им же, с «заделом на будущее», клятвой, стал воссоздавать наличный состав русского рабочего класса, с той существенной разницей, что работодателем стал не полузвериный «русский капитализм» начала века, а своё – советское, социалистическое государство. Это было началом исполнения «проекта в проекте»: под индустриализацию и масштабное перевооружение, которому содействовал НГП, из крестьянской мелкобуржуазной массы стал «выковываться» многомиллионный новый русский пролетариат, который через ликбез, массово открытые без-платные библиотеки, рабфаки, техникумы и ВУЗы нового образцастал заполнять «пустую и прозрачную форму-матрицу»¹¹⁶ русского, советского «государства диктатуры пролетариата» ленинско-сталинского замысла-образца, которая была оглашена полтора десятилетия назад, но так и не состоялась. ИВС, в исторически кратчайший срок, наполнил её «ленинским содержанием», добавив и свою «изюминку» – массовое (десятки миллионов рабочих) «стахановское движение», через которое передовые рабочие попадали во властные и партийные структуры, замещая старые, преимущественно «межрайонные» кадры эпохи гражданской войны. «Новый рабочий класс» России-СССР становился в лице своих представителей главной политической силой и социальной опорой ИВС в продвижении к Обществу Справедливого Жизнестроя. Позднее, исследования «Фонда Форда», учреждённого на средства Г. Форда – старшего, подтвердят гениальную догадку ИВС по поводу направленияформирования советского рабочего класса нового типа через «стахановское движение»¹¹⁷ и активное участие в Советах депутатов трудящихся.

Всё это позволило ИВС заявить к 1934 г. – году начала Второй пятилетки индустриализации о победе социалистического строя в СССР над буржуазным, и провести «съезд победителей». XVII съезд ВКП(б) стал переломным моментом переходного процесса, вызвав яростное сопротивление революционеров-межрайонцев, перешедших к открытому террору и саботажу. Борясь с этой агонией мелкобуржуазной революционной (а по сути – кагальской) стихии, ИВС идёт ещё дальше – он намечает лишить её структурную опору – партийный аппарат той безграничной революционной власти, которую он некогда получил во время гражданской войны¹¹⁸ и перейти к прямому народному правлению советских рабочих и колхозников – пишет проект конституции победившего социализма, на основе прямых, тайных и многокандидатных (альтернативных) выборов из числа советских трудящихся. Так зарождается сталинская идеяКонституции СССР 1936 г.

Сыгравший «ва-банк» партийный аппарат, в свою очередь, мешает конституционной реформе и по возможности искажает план ИВС¹¹⁹, как когда-то мешал и Ленину и искажал замысел его проекта «Рабочий контроль», но…нарывается на без-пощадное подавление «врагов народа», руками части «этих же врагов»¹²⁰. ИВС торопится расчитаться с «пятой колонной» германского нацизма до начала большой войны и ему это удаётся! Последнее обеспечивает ему стратегически равные условия в будущей схватке с Гитлером. В свою очередь, чистка, задевшая высший генералитет Красной Армии деморализовала¹²¹ командный состав¹²², что предопределяет успех нацистской Германии на начальном этапе войны и создаёт у Гитлера иллюзию (наваждение) лёгкой и быстрой победы. Эта стратегическая ошибка, затормозив техническое переоснащение сухопутных войск Германии, позволило перейти Красной Армии в стратегическое контрнаступление, и, в свою очередь, предопределила поражение гитлеровской Германии.

Цена для обоих «континентальных империй», как и в Первой мировой войне была запредельная – более 30 млн. только прямых безвозвратных потерь и полное разрушение экономики Германии, к несказанному удовольствию американского банковского капитала.

Вместе с тем, ИВС, получивший неоценимые уроки глобальной политики, за время деятельности «большой тройки»¹²³, уклонился от прямого боестолкновения с англо-американским оккупационным корпусом и не «погнал», как предлагал маршал Жуков, «ИХ» до Мадрида. Это так раздасадовало британскую ветвь периферии НГП, что у Черчилля – марионетки Б. Баруха родился сумасшедший план поджига новой европейской войны «с колёс» Второй мировой – операция «Немыслимое»¹²⁴. Естественно, что эта авантюра, ввиду многократно превосходящей мощи СССР привела бы к быстрому поражению новой европейской коалиции и победоносному шествию Советской Армии «вплоть до Мадрида» и формированию СССЕ ¹²⁵, и таким образом, завершению антикапиталистической, антилиберальной глобализации под контролем американской КФС и создания «нового мирового порядка».

Однако, ИВС переиграл Черчилля и Трумэна в кулуарах Потсдамской конференции, создав у них иллюзию того, что у СССР так же как у США уже есть атомная бомба, либо проект близок к завершению. Это отрезвило союзников по бывшей коалиции…и тогда Б. Барух вложил в уста У.Черчилля термин «холодная война», который тот озвучил в Фултоне.

НГП понял, что ИВС его переиграл на всех приоритетах, кроме первого и перешёл к «длительной осаде» «бастиона коммунизма», после чего появился «план Даллеса», а СССР и США стали готовиться к ядерной войне…

Главной и основной проблемой ИВС, получившего высшие лавры победителя во Второй мировой войне, стал «ледяной ветер одиночества на вершине власти»¹²⁶ реконструированного им для созидательных целей революционного режима. В этом смысле есть много сходства в судьбах ИВС и ШДГ как политиков мирового масштаба¹²⁷: они оба в меру своего понимания боролись против навязанной НГП глобализации по сценарию «мировой революции», с использованием троцкистского дезинтегрированного биоробота. Оба видели корень зла в частной банковской системе и создали национальные КФС, отстроенные от доллара. Поэтому ВВП, желающему, видимо, втайне, считаться «русским деголлем», не стоит забывать о том, что ИВС был авторитетом для ШДГ, который видел в нём, прежде всего, державника, борющегося за интересы евразийского континента, против англо-саксонского НАТО, а уж потом – коммуниста. При этом он рассматривал СССР не с политико-идеологической точки зрения, а как «вечную Россию» – то есть цивилизацию. Этих «деголлевских» мер понимания ВВП явно не хватает, как не хватает достаточной воли для проведения курса, сравнимого с курсом Де Голля. НО…это значительно сложнее, чем открыть в Москве памятник ШДГ, память о котором заслуживает того!

И тут сразу возникает простой вопрос-ловушка из «Логики Аристотеля»: почему у В.И. Ленина случился тандем с ИВС, а у ИВС так и не появился достойный соратник для создания тандема¹²⁸, что, в итоге, не обеспечило преемственность и продолжение незавершенного ИВС, по естественным причинам¹²⁹, переходного процесса.

У Сталина, когда он фактически («реально», как говорит «братва», в том числе и «властная») пришёл к власти, была более рыхлая, в социальном отношении, партия, чем у Ленина в 1917 г.¹³⁰

У В.И. Ленина, в его большевистском регионе партийной с/системы было больше настоящих пролетариев-большевиков, кадровых рабочих, а также профессиональных революционеров, прошедших школу подпольной работы и трех революций.¹³¹ Из этой когорты, в хвосте распределения – один из ста, в «статистике распределения» и появился грузинский юноша-абраг (абрек)¹³², который свою личную жизнь и благополучие в грош не ставил, в сравнении с общим Великим Делом¹³³. Второму Сталину во времена победившего социализма взяться было неоткуда: подхалимы и лизоблюды, как всегда, пристраиваются к власти новоготолпоэлитаризма, главаным образом, через правящую партию.

Такая деятельность, методом жёсткого естественного отбора, «вымывала партийный шлак» попутчиков (психически неустойчивых индивидов), создавала личности бойцов, закалённых пограничными ситуациями собственной жизни, когда надо было делать выбор, даже под угрозой физического уничтожения.

С «ленинским призывом» в партию пришли, в массе своей мелкобуржуазные элементы-прилипалы¹³⁴, с которыми «кашу не сваришь», которые поддакивают, правду никогда не говорят, «смотрят в рот» и «угадывают желания начальника»…А такого фанатика новизны как Ленин и подавно нельзя уже было найти в Советской России…

Ранее уже было сказано, что после гражданской войны вновь стала складываться толпоэлитарная пирамида, «рельеф» которой со смертью Ленина ещё более проявился. При таких условиях, в правящей партии «просто так» праведник появиться уже не смог бы, нужна была длительная сложная работа по выращиванию этого «цветка»…У ИВС на это было три предвоенных года и неполных пять после войны – всего восемь(!) для создания «человека нового типа», из которых не было ни одного дня, когда бы страна не готовилась к очередной войне!

Можно на это возразить: но была же «чисто сталинская гвардия»: Ворошилов, Молотов, Каганович…Будённый…Мехлис…Калинин? Список не очень велик, а если ещё учесть и качество… его ИВС себе хорошо представлял. К тому же была такая существенная деталь, как процветавший в семьях членов Политбюро матриархат еврейских жён, с которым ИВС постоянно боролся с помощью способностей Л.П. Берия.

Много за последние 50 лет «копий сломано» по поводу оценки поведения И.В. Сталина в начальный период Великой Отечественной Войны ─ от обвинения генсека ВКП(б) в банальной трусости и растерянности, до приписывания ему чудовищной изворотливости и цинизма. Думается, не правы ни те, ни другие, ищущие ответы на вопросы в области «человеческих слабостей», «изначальной греховности», либо «природной гениальности вождя».

На вопрос о личностном факторе Сталина в ВОВ можно судить, лишь рассматривая его во взаимодействии, в этот период, с Русским Духом, а, через него, и с Творцом-Вседержителем.

Когда 22 июня 1941 г. над элементной базой с/системы Раса-Русь-Россия нависла угроза физического исчезновения, в дело вступил сам эгрегор с/системы ─ Русский Дух, который «пробил» информационные оболочки различных иерархий в безсознательных уровнях психики И.В. Сталина и заставил его «вычистить» из собственного сознания весь информационный мусор, навеянный идеями «великогрузинского царства» и интернацистским марксизмом. Видимая, материальная составляющая этого процесса духовного очищения физически болезненно (по законам триединства ─ через гнойную ангину: какова зараза ─ такова и болезнь), после чего Сталин начал физически выздоравливать уже духовным сыном Расы-Руси-России. Поэтому-то: «граждане и гражданки, братья и сёстры», а не «товагищи»! Поэтому-то в его знаменитом выступлении прозвучали призывы к памяти предков (не грузинских, а русских!) ─ Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова и Кутузова… С этого момента, по открывшемуся ему Свыше пути к благонравию и совестливости, И.В. Сталин стал «восходить» по коридору перехода от низшего витка текущего психотипа к высшему − к эгрегориальному ядру с/системы Раса-Русь-Россия, и смог уже получать информационную поддержку и иную помощь Свыше. То есть из царя-генсека И.В. Сталин преобразился в истинно русского военно-политического вождя уровня и качества Вел.Кн. Святослава или Вел.Кн. Ивана III Васильевича, вместе со своим народом, по-братски переживающим все тяготы военного лихолетия.

Первым таким актом Прямого Адресного Вмешательства Свыше в процесс течения ВОВ стала не прогнозируемая никем ранняя суровая русская зима («генерал Мороз») в Центральной России 1941/42 гг., «убившая» до 20 % личного состава наступающего на Москву немецкого «клина» и остановившая 100 % наземной немецкой техники, не имевшей антифриза и других холодостойких ГСМ. Однако, в эту «лютую» для немцев зиму, как нельзя кстати, под Москвой, пригодились те «сибирские дивизии», которые сняли с советско-японской границы. Привычные к суровым зимам сибиряки легко опрокинули деморализованных холодами «непобедимых арийцев» и отбросили их на расстояние, достаточное для организации стратегической обороны. Это стало бы невозможным, если бы не произошло другое Чудо (помощь Свыше) ─ неожиданный (мистический) отказ Японии от выполнения перед Германией своих союзнических обязательств (в этот момент Сталин, наконец, «став другим», услышал русского по матери Рихарда Зорге и спланировал стратегическое контрнаступление с учётом этого «чуда» — понимаемого многими в бытовом смысле — как «чудачество» прагматичных самураев, или страх, по определению безстрашных самураев — оба варианта бытового объяснения одинаково безсильны, так как не учитывают Промысел Божий и Его адресное, целесообразное вмешательство в ход событий).

Однако, социальная инерция троцкистской организации, функционирования и управления сухопутными войсками Красной Армии ещё продолжала действовать почти год. Поняв, в образах Русского Духа, что троцкистская матрица-проклятье так и будет висеть над русской армией, носящей сатанинско-масонские знаки различия, Сталин решился на, казалось бы, невозможное для первого в мире социалистического государства — возвратил из небытия форму, знаки различия и офицерские звания старой, царской армии. То ли так подействовали на русских солдат шитые золотом погоны и яркие петлицы, то ли произошла эгрегориальная активизация «имперского духа» в их безсознательных уровнях, но факт остаётся фактом: на последнем пределе сил русские войска смогли окружить группировку превосходящего по численности и вооружению противника и деморализовать лучшую в вермахте армию фельдмаршала фон Паулюса. Окружение и капитуляция 22 дивизий надорвала наступательный потенциал фашистской военной машины, и немцы попытались перейти к обороне, но каким-то опять мистическим образом немецкие войска пятились от относительно малочисленной, всё ещё плохо вооружённой и полуголодной русской армии: сказывалась энерго-информационная поддержка Русского Духа, вновь установившего связь с миллионами «прозревших» от троцкистского угара русских людей.

На этой «сталинградской» инерции была взломана «Голубая линия» немцев на Северном Кавказе и одержана весьма затратная победа в «лобовом» боестолкновении на Курской дуге. Успехи лета-осени 1943 г. позволили Красной Армии «на плечах противника» форсировать Днепр и освободить Киев, после чего наступательный потенциал на Украине был исчерпан, ввиду мощного инфраструктурирования частей вермахта, готовившегося к долгим оборонительным боям на Украине («Восточный вал»), при широком использовании «вспомогательных» бандеровских частей.

В такой обстановке окончательный перехват стратегической инициативы на Украине достигнут быть не мог, в связи чем, И.В. Сталин, получивший на тот момент уже достаточно различения, в пику «армейскому троцкисту» третьего эшелона управления Г.К. Жукову, поддержал разработанный нетроцкистом К.К. Рокоссовским план стратегического наступления летней кампании 1944 г. под недвусмысленным кодовым названием «Багратион», «стоивший» русским солдатам втрое меньше потерь, чем курско-днепровская операция заместителя Верховного главнокомандующего, выражавшегося в том смысле, что «бабы ещё нарожают». Реализация этого блестящего, с точки зрения военной стратегии плана (как некогда и «Брусиловский прорыв», который стал, затем, академической классикой военной мысли) белорусскими фронтами, окончательно переломила ход войны, заставила немецкое командование спешно отходить по всему Восточному фронту, что открыло возможности для проведения Львовско-Сандомирской и Ясско-Кишенёвской операций. Начался триумф русского оружия, о причинах которого вряд ли догадывались все без исключения участники тех событий. Одни считали это следствием неодолимости советского, социалистического строя, другие − роковой цепью случайностей и ошибок германского военного командования, третьи − проявлением полководческого гения Сталина и Жукова. И лишь один И.В. Сталин догадывался об истинных причинах такого выдающегося успеха русской армии − её связи через него с Русским Духом, в его собственных, понятных ему, образах. Отсюда − в 1944/45 гг. буквальный «дождь» наград с именами Суворова, Кутузова, Александра Невского, Ушакова, Нахимова, восстановление «солдатского Георгия» − ордена Славы трёх степеней − звезды с георгиевской лентой, учреждение «Ордена Отечественной Войны».

Если бы не «ссылка» Рокоссовского в Прибалтику, то и Берлин русская армия взяла бы быстрее и без таких колоссальных потерь, которые обеспечили два «армейских троцкиста» − «красные маршалы» Жуков и Конев, соревновавшиеся друг с другом − кто быстрее (и кто больше «положит» русских солдат) возьмёт Берлин.

Всё же ИВС «кое-что» удалось в деле перехода к Замыслу Справедливого Жизнестроя. Перечислим эти направления, которые, хотя бы в режиме инерционного процесса могли бы дать возможность массового появления людей с человечной душой и человечным типом психики.

Воспитать поколение советских людей, умеющих совмещать производительный, общественно-полезный труд с образованием (самообразованием) самых высоких уровней, при обязательном обеспечении и поддержке государством процесса образования любого уровня.
Предоставить советским людям возможность учиться управлять государством через Советы депутатов трудящихся.
Привлекать советских людей к самоуправлению в народном хозяйстве через первичные партийные и профсоюзные организации, предоставив для этого соответствующие государственные гарантии.
Разоблачить масонский характер «советской науки», как первого шага к созданию науки нового типа – методологической науки.
Объявить о никчемности марксизма как дееспособной теории развития общества.

Список можно продолжить…

Но не следует забывать про его учителя и товарища-наставника – В.И. Ленина. Его заслуги перед Расой-Русью-Россией так же впечатляющи! Перечислим их по хронологии.

Поголовная грамотность некогда на 80% безграмотного взрослого населения Российской империи.
Создание мощной, эффективной, управляемой из одного центра бесплатной системы здравоохранения и санитарной безопасности, позволившей победить «непобедимые» в РИ «пандемические» болезни «бедного населения», а также в период разгара «холодной войны» купировать за 2 недели биологическую диверсию Запада по «чёрной оспе»¹³⁵, без паники во власти и истерики в СМИ.
Создание властной государственной структуры планирования и управления процессами модернизации экономики, более узко понимаемой, почему-то, как ГОЭЛРО.
Победа «деревенской нищеты» и бедности, в широком смысле этого слова.

Всё это следует учесть «обвинителям» В.И. Ленина, пытающимся сейчас себя самих сделать «неподсудными», несмотря на конкретные «составы» перед тем государством, и тем народом, которым они когда-то присягнули и малодушно предали…

(Окончание следует)

Русский Соборный Управитель 23 марта – 22 мая 2020 г.

Сноски:

Коран. «Различение – Форкан. С25:1 (1). Благословен Тот, Который ниспослал различение Своему (рабу) посланнику, чтобы он стал для миров распространителем (проповедником), – 2 (2). у Которого Власть над небесами и землёй, и не брал Он Себе ребёнка, и не было у Него сотоварища во Власти. Он создал всякую вещь и размерил её мерой.» Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского (с нашими поправками-разъяснениями), поскольку Вседержителю рабов иметь нет никакой необходимости, что и следует прямо из этого текста о различении и смысла его. ↩
https://law.wikireading.ru/3212 48. Понятие и содержание права собственности. Виды собственности. Собственность в римском праве — правовое господство лица над вещью. Элементы права собственности: — dominium — право на законное правомерное господство лица над телесным объектом; — proprieta — право, принадлежащее собственнику, право на принадлежность вещи данному, а не другому лицу. Этому соответствует более поздняя, взятая из «Кодекса Наполеона» «триада прав собственника»: право пользования, извлечение из предмета полезных свойств; право владения – фактическое обладание вещью – буквально «нахождение под рукой», в пределах осязания; право распоряжения – самое главное право собственности – право собственника определять судьбу вещи, вплоть до полного уничтожения. На многие ресурсы планеты (полезные ископаемые, «человеческие ресурсы», животный мир, атмосфера, океан), кажущиеся «дармовыми», на которые у двуногих прямоходящих есть друг для друга какие-то бумажки на «полные права». Уповая на это, двуногие могут легко пересечь «границы Попущения» и оказаться в области «мистики самоуничтожения» – утилизации биоматериала обратно в Мироздание, «для производства более удачной модели», о чём догадываются только ушлые ребята типа Гейтса и Тёрнера (средний круг НГП), а толпари… Отсюда любая ссылка какого-либо нынешнего элитарного толпаря в погонах юриста на «римское право» – полное признание собственной безнравственности и безнравственности всех законов, развитиых на основе такого «права» – права рабовладельцев на рабов, их труд, их будущее и по сути претензия на сохранение этого положения в будущем всего человечества. ↩
Ниже мы поясним, почему в данных предложениях слово империя в кавычках. ↩
Коран. «Различение – Форкан. С25:46 (44). Или ты думаешь, что большинство слышит или разумеет? Они ведь только – как скоты и даже больше сбились с пути. … С2:252 (251). … И если бы не удерживание Аллахом людей друг от друга, то пришла бы в расстройство земля, но Аллах – обладатель благости для миров.» Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского. ↩
Александр (Филлипыч – по русски) с историческим прозвищем Македонский (https://ru.wikipedia.org/wiki/Александр_Македонский) – царь Македонии Александр III Великий, его многоизвестные походы и похождения, включая с упомянутыми и неупомянутыми историей гетерами, лишь только маленькая частность в более широком, глубоком и низкочастном объемлющем процессе противостояния концептуальных центров на «перекрёстке» от современных нам Греции до Индии (и Средней Азии) от Египта до Армянского нагорья и побережья Черного моря на протяжении минимум 4-5 тысяч лет… ↩
В Коране утверждается: «Трапеза». С5:36 Приходили к ним Наши посланники с ясными знамениями. Потом многие из них после этого на земле излишествовали; «Преграды». С7:92 (94). Мы не посылали в селение никакого посланника (пророка) без того, чтобы не поразить обитателей его бедствием и несчастием, – может быть, они смирятся. 93 (95). Потом Мы заменяли (им) зло благом, так что они успокаивались и говорили: «Постигали и отцов наших беда и несчастие» Мы схватывали их внезапно, так что они и не знали! Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского (с нашими поправками). У нашего читателя может возникнуть мнение, что Коран (на который мы уже сослались выше три раза) и Ленин «не вязутся» в одном тексте. И действительно: Ленин публично оглашал войну всякой религии. Но у настоящего ислама (коранического) есть одна тонкость – он ближе всех стоит по смыслу своих сур и аятов к Богу Истинному, говорит о Нем то, Кем-Чем Он является на яву. Коран – это самое мощное оружие религиозно-идеологического уровня против шатии всемирного кагала, а вот марксизм оказался против них слаб, если исторически проиграл троцкизму. Как проигрывает любая эзотерика любой эзотерике, потому что умолчания последней всегда мощнее оглашения первой. А марксизм – это советская (эзотерическая) часть иудаизма, троцкизм же – оглашенная часть (эзотерическая часть религиозного иудаизма). Коран как раз и наставник на истину в своей основе и совпадает с учением марксизма о равенстве всех (пред Богом именно в первую очередь…), но только в этом… Проблема Ленина и всех благонамеренных большевиков в том, что они путали Бога Истинного с церковной иконой, и до них просто не доходило, что церковь и синагога это тот же атеизм, но только идеалистический, который ничем не лучше материалистического – марксизма. Традиционный ислам, который не читает Коран правильно, а живет на суннах – наваждениях имамов – ничем не лучше церквей, хотя деньги в казну не собирает… Неблагонамеренные же «большевики», таковыми их – большевиками, то есть без кавычек навязывают нам понимать уж точно не менее последних 30-40 лет, в декларациях своих разнообразных форм атеизма и другими действиями, особо напирая на алкоголизацию, пытались вытащить общество и государственность СССР на неразрешимый конфликт с иудейским «господом» и подчинёнными ему «господой» и «господами» поменее, а также заблокировать чрез неё обратную связь людей и «простонародья» особо с Всевышним. ↩
Коран. «Семейство Имрана. С3:25 (26). Скажи: «О Боже, царь царств(а)! Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимешь власть, от кого пожелаешь, и возвеличиваешь, кого желаешь, и унижаешь, кого желаешь. В Твоей руке – благо; Ты ведь над каждой вещью мощен!» Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского. Это интерпретация для общества, находящегося на стадии чуть выше родо-племенного строя и бронзового века. Сколько бы не объясняли нам о внешнем вмешательстве в жизни «императоров царской империи» – «хозяев Земли Русской», здесь для них всё было сказано, написано, прочитано, но не услышано… не воспринята «царская информация», касающаяся их самоих лично, не говоря уж о судьбе самой государственности. И здесь не надо говорить о «своей православности» и неправославности ислама, когда далеко немаленькая часть подданных исповедует Ислам – покорность Богу в вере Ему, трудится рядом с «православными» и с ними же участвует в исполнении военных замыслов «Его Царского Величества». Переводы Коран были сделаны совершенно своевременно, коль уж существовала царская личная цензура с момента ликвидации института патриаршества при «анти-христе» Петре Алексеевиче, вливания рпц в структуру царской власти, а также внутреннего идеологического и иного контроля за «православным населением» через те же регулярные промывки мозгов в церквях через проповеди «господства господа» и исповеди наивных прихожан… чем от этих прихожан отличались прошлые цари, бояре, дворяне от нынешних: того же ВВП или «батьки» и «бояр-чиновников» – дворни в церквах на «рождество христово и пасху с «после чуда ежегодного шаббатного снисхождения святого огня в иерусалиме, привезённого к ним», мягко говоря, непонятно разумным. Единственное, что приходит на трезвый ум – контроль за качеством и количеством… но уж больно сладки бла-гос-лов-ления вместе со сла-влениями и поцелуями, возимых и ездящих на современных дорогих подобиях ослов иноземного производства… ↩
Нами здесь не рассматриваются дополнительно. ↩
Об этом говорит опыт пигмеев, папуасов, эскимосов и других народов, пребывавших в условиях родо-общинного строя вплоть до XX в. Иногда некоторые ресурсы можно было просто поднять… ↩
С этим как бЭ не всё так просто. В прошедшую субботу 18.04.2020, после чуда возжжения огня в Иерусаиме, по Пятнице ТВ примерно между 18:00-20:00 прошел фильм о индейцах, живущих в Бразилии на границе с Венесуэлой и не поддавшихся христианизации. В нем и показан современный нам шаманизм в племени, проводимые обряды, которые помогают поддерживать существующий «общественный строй и порядок»…вусе при этом довольны, а кто не доволен, того не показали… ↩
https://ru.wikipedia.org/wiki/Пряслице таковыми могли быть даже Пря́слица (или пря́сло, пря́слень) — грузики в форме диска или невысокого цилиндра со сквозным отверстием по продольной оси, применявшийся для утяжеления ручного веретена и крепления пряжи на нём. … В России пряслица часто находят в составе денежных кладов. Это позволило сделать вывод о том, что они использовались в качестве денег (вероятнее всего, мелкой разменной монеты), особенно в так называемый безмонетный период^[2]. … В Китае, согласно одной из версий, именно пряслица стали прообразом первых монет с квадратным отверстием^[3]. В современной нам инетовской литературе это даже подчёркнуто у В. Бирюка (http://samlib.ru/w/wbirjuk/) в «Звере лютом», без пиетета описывающем отношения между людьми разного социального положения, их обычную жизнь, достигнутый уровень технологий, положение церкви, боярств и князей в период предмонгольсокой власти на Руси и их отношение к «простонародью»… ↩
Такая информация свободно может «циркулировать» в племенных (меж-племенных) ПЭПО-эгрегорах… при условии, если КТО-ТО её туда сгрузит, а особо-чувствительный (сенсорный) элемент этого родового (племенного) ПЭПО «увидит сон» о том, как надо из зелёной руды, выходящей на поверхность земли в лесу, или между скал путём выплавки (ОВ-реакции при сильном нагреве), а затем – ковки получить нужный инструмент, или нож (меч). Тогда это племя «резко вырвется вперёд» и станет главным (может быть даже – гос-подствующим) в группе близлежащих племён… ↩
https://ru.wikipedia.org/wiki/Лаврийские_рудники Лаври́йские рудники́, Лаврионские рудники (греч. Μεταλλεία Λαυρίου) — рудники в Греции, одно из наиболее крупных в эпоху античности месторождений серебра (серебросодержащих полиметаллических руд). … Эксплуатация Лаврийских рудников началась, по-видимому, в конце 4-го тысячелетия до н. э.^[10] (это начало приурочивают к дему Форик (англ.)русск.), хотя твёрдых доказательств столь ранней добычи нет: следы её уничтожены при разработке рудников в последующие эпохи. ↩
Даже очень посредственный в сексуальном отношении, чем нарушался естественный процесс продолжения рода в первую очередь у сильнейшего охотника и воина. ↩
Наверное как у Шахерезады, у которой халиф провёл 1000 и одну ночь? Что при этом совершенно не означало появление потомства от него… ↩
Древнейшими украшениями, которым считается более 100 тысяч лет, для женщин и богинь были ожерелья-бусы, а позднее и бисер, из различных материалов природного и искусственного происхождения: https://ltraditionalist.livejournal.com/963190.htmlhttps://history.wikireading.ru/404370 https://vk.com/@kharkov_rodnoverie-busy-kak-odno-iz-samyh-drevnih-ukrashenii https://juvelirum.ru/vidy-juvelirnyh-izdelij/busy/istoriya-bus/ http://открытаяархеология.рф/finds/мозаичные-бусы https://www.pravda.ru/mysterious/311734-beads/ http://booksburg.net/book.php?book=360660&page=35https://elementy.ru/novosti_nauki/431078/V_Germanii_naydena_samaya_drevnyaya_v_mire_skulptura Мужчины племени словенов в районе Старой Ладоги начиная с VI в. за неимением у них в те времена таких полезных ископаемых как серебра и золота, упражнялись в изготовлении изящных бус, как настоящих предметов искусства. С развитием товарно-денежных отношений с арабами, уже в VIII – IX вв. такое искусство угасает, уступая место серебряным и золотым монетам. Прежние украшения носят в то время уже жёны и дочери «бедных людей», ввиду широкого распространения серебра (в Старой Ладоге этого времни расхожей платёжной единицей был арабский серебряный дерхем) и развития товарно-денежных отношений. https://snegir.org/post/staraya-ladoga-pervaya-stolitsa-drevnej-rusi/ ↩
Наиболее ярко эту переходную форму демонстрируют славянские и древнегерманские племена, где вождями выбирали самых умных (хитрых) соплеменников, при высокой роли в родах женского начала: «валькирии» у германцев, «рожаница» у славян. Богиня Макошь, – символом которой была на небе Венера, где здесь были религиозные охранящие и хранящие обряды, и где были астрономические наблюдения – вопрос обычно не разбирается исследователями в предыдущие и наше времена. Как он в основном не рассматривается историками и исследователями относительно аналогов ещё со времён Шумера «первых и последующих цивилизаций в Междуречья». И те и другие были ПЭПО-эгрегориальными центрами матриархального управления в этих племенах, а вожди (князья – конязь-я) встраивались в эту систему, ублажая «старших матерей» племени драгоценностями и другими подарками, полученными ими в грабительских или оборонительных войнах. А для управления войсками племени выбирали действительно самых сильных и умелых воинов – воевод, которыми «рулили» все кому не лень от рожаниц-берегинь родов, до хитрых князей (если конечно князь был – хитрый – вещий – как Олег). Эта культура сохранилась и при оформлении языческого древнерусского государства. Пример – легенда о «великомудрой» княгине Ольге, разработавшей хитроумную комбинацию с воеводой Свенельдом – тупым варягом, поехавшим «встречать» обоз с данью, сопровождаемый мужем Ольги – князем Ингварем (Игорем – не менее тупым, если не более тупым варягом – сыном Рюрика, который в своё время тоже плохо кончил, так и не спасшись от разъярённых кривичей в наспех построенной им в целях управления данниками словен крепости – Нове-Городе, позднее – Новгороде)… в дорогих праздничных одеждах, чем спровоцировал бунт «старшей дружины» Игоря, перед этим три года проигрывавшей одно сражение за другим во главе с неудачником-«князем Игорем» и «сильно поиздержавшейся» на княжеском довольствии. Ожидаемый бунтстаршей дружины заставил Игоря фактически отдать свою долю в древлянской дани «бунтарям», а самому с подростковой частью (учениками ратному делу – «младшей дружиной») вернуться к своим «лучшим друзьям» – древлянам, которых он совсем недавно уже один раз ограбил … Увидев такой нежданный подарок, древляне быстренько «оприходовали» дружинников-учеников, а самого Игоря подвергли мучительной «волчьей казни». Вместе с тем, древляне, «судя по раскладу», поняли, что Ингварь-неудачник опостылел амбициозной и властной Ольге, и… сделав для неё грязную работу… предложили ей нового мужа – своего князя Мала… Но как жестоко они ошиблись – в обычаях полян, на землях которых располагался Киев, ещё, по всей видимости, не укрепился даже в высших племенных органах патриархат… и посланные древлянские свадебные послы были жестоко убиты, даже не поняв: «за что?». После этой вероломной операции Ольга (для кого пример подавления непокорных, а для кого память о былом…), как настоящая амазонка-воительница внезапно появилась у стен столицы древлян – Изкороестеня и жестоко-бес-пощадно, в духе персидского царя (!) Кира покарала ВСЁ ПЛЕМЯ древлян, ужаснув своих киевских бояр так, что они 15 лет сидели, заткнув языки в куда-то, и лишь подраставший Святослав вселял в них надежду на какую-то «племенную демократию». Для избавления от ненавистной Ольги они были готовы отдать Святославу последнее и снарядить его в какой угодно безнадёжный поход (например – войну с византийским кесарем за болгарский престол) лишь бы пораньше низложить Ольгу, которая всё это время искала опору на стороне, подбирая «нужное ей христианство» от Папы до первосвященника Византии, но… будучи малограмотной, жестоко ошиблась: её эпоха уже прошла – христанство давно «работало» в парадигме патриархата, на котором строилась вся система христианского престолонаследия, не помогло ей и принятие христианства из рук самого кесаря. Самое большое, что он мог ей предложить, очарованный её звериным темпераментом, так это… стать его венчаной женой, но, увы, это не соответствовало духу исповедуемого ею как религии матриархату. ↩
Уже в 19 веке в Африке по сообщению Чернова К.Н. «Суданская инициатива» (http://flibustahezeous3.onion/b/577516 – доступ через программу Тor) у вождя Уганды мать обладала очень большим влиянием в обществе, но при этом была настолько толста, что не могла ходить, поэтому её носили. Да и сейчас данная ситуация мало изменилась, перейдя в другие более «цивилизованные формы» по примеру «белых сахибов». На кабельном ТВ существует целая передача, посвящённая толстякам, толстым женщинам в США, когда семья из трёх человекообразных весит более тонны: их вкусам привычкам и «борьбе» с излишним весом. При этом зачастую относящимся именно к «наиболее угнетаемым» из населения штатов – неграм и метисам, если выражаться как привыкли у нас – «тоталитарно». Представьте себе только на миг хотя бы в самом общем виде без физиологических и иных подробностей, какое количество гадости такое «семейство» выносит на свет Божий… а такие и семейства поменьше весом по всей Планете, а какое количество мусора они вообще создают, включая Океан. В штатах нет даже транспорта, чтобы увезти их в больницу при нынешней «пандемии короновируса» (но, думается, Америка справится, она не была бы Америкой, если бы не смогла создать специальные краны и лифты – поднимают же самолёты на авианосцах, как и специальные структуры – это самые что ни есть настоящие и коренные американы…). Возникает обычный русский вопрос: что делать? Социальные структуры сами справятся, или Выносить на Суд Планеты… И как же тогда Планете на них реагировать, как вводить «в рамки»… ↩
См. Историю персидского царства и других его «современников» ↩
Были в прошлом и достаточно прочные и длительно существовавшие государственные образования, примером чего, скажем, служит цивилизация по берегам Нила – Др. Египта… до сих пор непонятно, как при такой структуре общества были возведены такие циклопические сооружения и в таких количествах: тут что-то не так, либо структура была другой, либо возводили другие, м.б. предшественники, либо не так уж была не развита данная цивилизация в техническом и других областях культуры отношениях, что позволяла себе такого рода затраты, сравнимые ныне с затратами на вооружение государств гораздо более «продвинутых» в создании неустройства на Земле, когда она уже была устроена Аллахом. То же, что лежало в основе под ветхонаветным храмом, до сих пор изучается в тайне от народов Земли… «иудейскими учёными»… ↩
Предыдущая, на алтарь «развития» уже положила несколько миллионов без-словесных и безымянных рабов, в целях укрепления финансового положения, созданного ВЗ-ом ростовщического спрута (ветхозаветный спрут – образ БПА (Э), управляемый НГП). ↩
А при случае безропотно умереть «по воле божией». ↩
См. известную работу В.И. Ленина «Три источника, три составные части марксизма». ↩
Михаи́л Никола́евич Покро́вский (17 (29) августа 1868, Москва — 10 апреля 1932, Москва) — советский историк–марксист, общественный и политический деятель. Лидер советских историков в 1920-е годы^[4], «глава марксистской исторической школы в СССР»^[5]. Член РСДРП(б) с апреля 1905 года. Академик Белорусской АН (1928)^[6]. Академик АН СССР(12.01.1929)^[7]. Захоронен вь Кремлёвской стене.. https://ru.wikipedia.org/wiki/Покровский,_Михаил_Николаевич Его перу принадлежат такие труды как: Покровский M.H. Борьба классов и русская историческая литература. Лекции, читанные в Ком. Ун-те 3–7 мая 1923 г. Пг.: Прибой, 1923; Покровский M.H. Внешняя политики России в XX веке. М.: Ком. Ун-т им. Я.М. Свердлова, 1926; Покровский M.H. Марксизм и особенности исторического развития России. 1922–1925 гг. Л.: Прибой, 1925; Покровский M.H. Октябрьская революция и Антанта. М.; Л.: Гос. изд-во, 1927. ↩
Николай Александрович Рожков (24 октября [5 ноября] 1868 года, Верхотурье, Пермская губерния — 2 февраля 1927 года, Москва) — русский историк и политический деятель. Рожков Н.А. родился в дворянской семье учителя. Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1890), участвовал в студенческом движении. Учился на одном курсе с историком М.Н. Покровским. В 1891—1897 гг. преподавал древние языки в Пермской гимназии. В 1898—1906 гг. был приват-доцентом Московского университета. В 1896 г. сдал магистерский (кандидатский) экзамен, а в 1899 защитил диссертацию на тему «Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в.». Научным оппонентом на защите был его научный руководитель историк В.О. Ключевский. В том же году диссертация вышла отдельной книгой и получила большую Уваровскую премию. В диссертации на большом материале впервые в отечественной историографии анализировался аграрный кризис, поразивший сельское хозяйство Московской Руси во второй половине XVI в. Работа над диссертацией во многом предопределила дальнейшую специализацию Рожкова как историка: экономическая, в особенности аграрная, история, — а также его политические воззрения. Впоследствии Рожков писал, что в процессе подготовки диссертации стал «фактическим марксистом», поскольку убедился, что «экономика дает ключ к пониманию политики». В начале XX в. Рожков — уже автор ряда научных работ и учебников и известный историк. Его статьи публикуются в различных журналах («Жизнь», «Образование», «Мир Божий», «Вестник воспитания») и научных сборниках. В этот же период началось его участие в работе РСДРП. Совместно с А.А. Богдановым и А.В. Луначарским редактировал социал-демократический журнал «Правда». В 1905 г. стал членом РСДРП, примкнув к большевикам. Входил в редакцию газеты «Борьба», издававшейся литературно-лекторской группой Московского комитета РСДРП^[1]. В 1905-06 гг. являлся членом Московского, а в 1906-07 гг. — Петербургского комитета большевиков, сотрудник ряда большевистских изданий. Однако уже в апреле 1906 г. на IV съезде РСДРП в своих взглядах разошелся с Лениным. Последний выдвинул новую аграрную программу РСДРП, предусматривавшую национализацию всех земель после победы революции. Рожков же являлся автором другой большевистской программы («аграрной программы социал-демократии в буржуазной революции»), предусматривавшей безвозмездную передачу т.н. отрезков и вообще всех арендованных крестьянами у помещиков и у государства земель крестьянским общинам. Эта программа была преемственна к прежней программе РСДРП, принятой на II съезде в 1903 г.^[2] Но большинством голосов большевистских депутатов была принята программа Ленина. С 1906 г., после поражения декабрьского (1905 г.) вооруженного восстания в Москве, находился на нелегальном положении. Делегат V съезда РСДРП (1907 г.), на котором был избран в ЦК партии; в 1907—1908 гг. входил в Русское бюро ЦК РСДРП. В апреле 1908 г. был арестован, в 1910 г. сослан в Восточную Сибирь, где пробыл до февраля 1917 г. В ссылке сошелся с группой меньшевиков (И.Г. Церетели, В.С. Войтинский, С.Л. Вайнштейн, Ф.И. Дан и др.) и активно участвовал в совместной работе по выпуску различных журналов («Сибирское обозрение», «Сибирский журнал» и др.). Политические взгляды этой группы отличались от взглядов других социал-демократов. Так, по вопросу войны и мира они осуждали как разные формы «оборончества», которые представляли Г.В. Плеханов и А.Н. Потресов, так и ленинскую формулу «пораженчества». Группа Церетели выступала за мир без аннексий и контрибуций и, вместе с тем указывала на необходимость участия социал-демократов в обороне страны, если война перерастет в борьбу за «самосохранение нации»^[3]. Борис Николаевский, подружившийся с Рожковым в ссылке, впоследствии отмечал о том, как там проходила быстрая эволюция его мировоззрения: «Рожков-историк не мог не подметить огромной важности совершающегося в стране „процесса нарождения культурного капитализма“. Мысль о последнем стала центральной во всех его настроениях, конечно, очень далеко уходивших от правоверного ленинизма… Ленин выступил против него со всей присущей ему резкостью». Самооценка Н.А. Рожкова на протяжении его творческого пути претерпевала явную эволюцию: в начале XX века он характеризовал свою научную позицию как «критический позитивизм» (видимо близко к эмпириокритицизму) или «позитивно-критическое миросозерцание», но уже в 1911 году определенно называл себя марксистом^[4]. Февральская революция 1917 г. застала Рожкова в Новониколаевске (ныне Новосибирск), где он стал товарищем председателя революционного комитета. В марте приехал в Москву, участвовал в создании группы социал-демократов — «объединенцев», одна из целей которых состояла в объединении левых течений и создания широкого революционного фронта. 27 апреля в газете «Пролетарий» в статье «Ответ т. И.И. Степанову» (на статью последнего в газете «Социал-демократ», № 30) Рожков призывал к объединению большевиков и меньшевиков. Выступал с критикой большевиков, не поддерживавших идею объединения. 8 апреля опубликовал «Открытое письмо к Московской конференции большевиков», в котором писал, что «…захватная тактика большевиков… по своим объективным последствиям контрреволюционна теперь, при Временном правительстве, торжественно взявшем на себя обязательства, являющиеся залогом продолжения революции в интересах демократии» («Вперёд», 1917, 8 апреля). Один из основателей Лиги аграрных реформ. 14 апреля в Московском областном бюро Советов РСД сделал доклад об аграрной реформе, в котором предлагал всю землю, за исключением частновладельческой (от 50 до 120 десятин), передать в распоряжение государства. 23 июня в докладе по аграрному вопросу на 2-м Всероссийском съезде Лиги аграрных реформ выступил с идеей национализации крупных и средних землевладений. 17 мая стал товарищем министра почт и телеграфа (министром был И.Г. Церетели). Летом 1917 г. предлагал меньшевикам и эсерам сформировать «чистосоциалистическое» правительство, без кадетов, для которого даже подготовил программу реформ. Спустя несколько лет писал в своем историческом труде, что Временное правительство «бездействовало», а кадеты «занимались неделанием, саботированием программы правительства»^[5]. Когда в августе А.Ф. Керенский составил новое коалиционное правительство, Рожков подал в отставку, принятую 1 августа Временным правительством. Октябрьскую революцию Рожков не поддержал, оценив её как преждевременный антидемократический переворот: …мы видим… главную причину, влиявшую на ход революции: это некультурность, малосознательность, стихийность масс. Эта причина… не вина масс. Она их беда, несчастье России… Такой урок теперь дан большевистской диктатурой: она учит, как не следует делать социалистическую революцию— ^[6] В то же время на чрезвычайном съезде меньшевиков (30 ноября — 7 декабря) вместе с лидерами партии Ю.О. Мартовым и Ф.И. Даном выступил против вооруженной борьбы с большевиками. В течение 1917—1918 гг. много раз выступал с лекциями на политические и экономические темы, выпустил ряд брошюр. Написал ряд статей в газете «Новая жизнь»: 9 января 1918 г. вышла его статья «Довольно безумия», критиковавшая большевиков за разгон Учредительного Собрания; 20 января вышла статья «Советы», оценивавшая Советы как объединяющую силу раздробленных социалистических партий; 9 апреля 1918 г. вышла статья «Плоды продовольственной диктатуры», критиковавшая продовольственную политику Советской власти. 11 января 1919 г. Рожков написал письмо Ленину, в котором призвал отказаться от политики военного коммунизма, ведущей страну к «страшной катастрофе», и ввести рыночные отношения, новую экономическую политику с «социалистической целью»^[7]. Не удовлетворившись ответом Ленина, 4 февраля написал ему второе письмо с похожим содержанием. Фактически ещё ранее, в ряде статей 1918 года, а также статей, написанных в течение 1919—1920 гг., Рожков развивал и пропагандировал идеи НЭПа. В марте 1921 г. был арестован. На допросе заявил, что уверен в гибели Советской власти, но вести борьбу с ней не будет. Был помещен в Петропавловскую крепость, но вскоре выпущен. Вновь арестован в 1922 году по списку членов Объединенного совета профессоров Петрограда. Политбюро ЦК РКП(б) от 26 октября и 7 декабря 1922 года принимало специальные постановления в отношении Рожкова. 26 октября оно постановило выслать ученого за границу. Однако, учитывая его заявление о выходе из партии меньшевиков и его согласие сотрудничать с советской властью, это решение отменили. Ленин предложил заменить высылку за границу ссылкой в Псков с условием держать его под строгим надзором^[8]. В Пскове Рожков преподавал в местном педагогическом институте. По возвращении в Москву летом 1924 г. читал лекции в Академии коммунистического воспитания, в Институте Красной профессуры, в 1-м МГУ, в других вузах. В 1926 г. Рожков был назначен директором Государственного исторического музея. В последние годы жизни ученый работал над своим наиболее крупным трудом — двенадцатитомной «Русской историей в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики)» (т. 1-12, 1918—1926), который завершил незадолго до своей смерти 2 февраля 1927 г. https://ru.wikipedia.org/wiki/Рожков,_Николай_Александрович ↩
Была активным участником «платформы четырёх» – См. Равиль Байбурин. Сталин против Зиновьева и Каменева https://www.proza.ru/2017/12/23/442 ↩
Велихов Л.А. Основы городского хозяйства. Общее учение о городе, его управлении, финансах и методах хозяйства. М.; Л., 1928. ↩
Центральный Государственный архив древних актов СССР ↩
Центральный Государственный исторический архив СССР ↩
См. Например: Горловский М.А. История городской реформы 1870 г. в России; Ученые записки Уральского гос. ун-та им. А.М. Горького, 1948, вып.5. Горловский М.А. Из истории городского управления Екатеринбурга нач. 70-х годов XIX века // Вопросы истории Урала. Свердловск, 1958; Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж, 1969; , 1992; Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного. М, 1960; Марголин С.Л. Оборона Русского государства от татарских набегов в конце XVI века // Тр. Гос. Исторического музея. М., 1948.; Рашин А.Г. Население России за 100 лет. М.,1956; Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30–50-х годов XVI в. М.; Л., 1958; Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М, 1962. ↩
Белгородская засечная черта, охраняемая специальной пограничной армией – «белгородским разрядым полком». – См. Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI в. Воронеж ↩
По марксистстской классификации – «архаико-патриархальной» ↩
Этому так же способствовала трёх-летняя засуха, в результате которой разорились миллионы крестьянских семей, которые переселялись в города, где их главы могли хоть как-то прокормиться… ↩
На этот же псевдоним претендовал и Троцкий (https://ru.wikipedia.org/wiki/Троцкий,_Лев_Давидович) ↩
Купеческая по составу городская Дума губернского Орла в начале XX в. так и не смогла решить вопрос со строительством и пуском городской трамвайной линии и холопствовала по этому предмету перед бельгийским акционерным обществом, которому передала в концессию городской транспорт. Бельгийцы должны были разработать проект, купить подвижной состав, проложить пути, поставить троллеи, построить и пустить силовую электростанцию… и конечно получать прибыль, а подавлящая часть орловских горожан вынуждена была ходить по десять вёрст пешком в один конец из-за дороговизны трамвайных билетов. Было ли им за что любить власти и «русский капитал»? Ответом на это стал 1917 г. ↩
Минуя классический западный конкурентный капитализм, основанный на применении исключительно национального (протекционизм XVIII в.) частного капитала. ↩
За это полную историко-мировоззренческую ответственность несёт марксизм как система взглядов на окружающий мир и общество людей, управляемо выведенное в парадигму «борьбы классов». То есть из первого определения понятия следует, что Ленин при написании работы «Государство и революция» находился при вполне определённом психическом состоянии временно или постоянно. С момента смерти его брата, его товарищей… либо это наведено его окружением, всосавшим войну со всеми из утробы через кровь и далее с молоком матери. И получается, что работая сам на идеологическом приоритете в партии, был загнан на требование к другим действовать именно на 6 приоритете… Либо нельзя сбрасывать со счетов, что ситуация действий окружением (их понимание), загоняющая в подполье и в ссылку, интересную ссылку кстати, для дворянина – не позволяла действовать открыто?.. Либо – интуитивное понимание представителей власти, как минимум, разложения системы управления царской Россией – империей по названию, а не долженствующей сути, вело именно, подгоняемое и извне, к ревситуации. Понимал ли В.И., кто его с партией загоняет и куда… и для него ли эта ситуация создаётся… писал ли он о таковом понимании своём пусть и вторым-третьим планом??. ↩
Понятие *GHOST* [25:315] (. Аpакин В.Д., Выгодская З.С., Ильина H.H. Англо-pусский словаpь. Около 35.000 слов. Изд. 8-е испp. и доп. – М.: “Сов. Энциклопедия”, 1970.-848с. Тиpаж 200 000 экз.) 1) пpивидение, пpизpак; дух; тень (умеpшего)… 2) легкий след (чего-л.), намек… 3) фактический автоp, тайно pаботающий для дpугого лица… ↩
… Впеpвые основная мысль данной статьи была изложена публично на очеpедном заседании “Клуба политических дискуссий” в Областной библиотеке им. H.А. Добpолюбова (во втоpник 29 декабpя 1998 г., г. Аpхангельск) в пpисутствии пpедставителей pазного pода политических паpтий и движений. ↩
(Салтыков-Щедрин М.Е. Рассказы/Сост., автор вступ. Статьи и примеч. М.С. Горячкина. – М.: Современник, 1989. – 493 с.; портр. – (Классическая б-ка «Современника») Тираж 300000 (101001-200000) экз. Цена 2 руб. 60 коп.) Тов. ЛЕНИН отказался обсуждать с К. КАУТСКИМ проблему, поставленную явно последним в книге “Возникновение христианства” (Каутский К. “Происхождение христианства”: Пер. с нем. – М.: Политиздат, 1990. – 463 с. Тираж 200 000 экз.): “роль Еврейства в наднациональном управлении и распространении ростовщичества”. Но Владимир Ильич в своей полемике (одностоpонней) с К. Каутским [*:304] (“Пpолетаpская pеволюция и pенегат Каутский”) попpосил дать ОПРЕДЕЛЕHИЕ понятия “диктатуpа”. ↩
Доведение стpуктуpного упpавления до абсолюта показано в идеальном виде в фильме “Ее звали Hикита”, идущем <шедшем во время написания работы> каждое воскpесенье с повтоpом в понедельник (с купюpами) по телеканалу HТВ. Идеальная оpганизация, пpотивостоящая глобальному теppоpизму, сама потому и существует, что часть агентов в ней не пpевpатилась в абсолютных pоботов. По умолчанию в этом фильме показано, что всплески глобального теppоpа иницииpованы стpуктуpой толпо-“элитаpизма”. Боpьба же со своим собственным отpажением ведется постоянно на гpани фола – уничтожения человечества в целом. И с опасным запаздыванием без запаса вpемени, по факту действий, а не по пpогнозу и без нейтpализации пpичин, поpождающих зло. Это им не дано… ↩
*импеpия* [<лат. imperium власть, госудаpство]… [27:231] (Совpеменный словаpь иностpанных слов:/Изд-во Рус. яз. – Ок. 20000 слов.- М.:”Рус.яз.”, 1993. – 740 с. Тиpаж 120060 экз.) – в данном случае госудаpство, имеющее собственную политическую власть с тенденцией к пpоявлению собственной концептуальной власти. Распpостpанение этого понятия на госудаpство, имеющего колонии, – инвеpсия. Метpополия может быть и pассpедоточенной, а с такой позиции – неуязвимой. Этим объясняется ненависть к этому понятию хозяев метpополии “Запада” и их “шестеpок” – миpового евpейства, пpоявляемая в СМИ (ненависть к потенциальным конкуpентам и к тем, кто готовится сломать глобальный толпо-“элитаpизм”). И соответствующее отношение к нашим истоpическим личностям, стpоившим самовластие (а не цезаpизм любого толка) – Российскую Импеpию: И. Гpозному, … , И.В. Сталину. Отвратительным обpазцом такого pода п а д а л и в сценическом искусстве служит “Опеpа Сеpгея Слонимского “Видение Иоанна Гpозного”, пpемьеpа котоpой на днях состоялась в Самаpе…” Участие в ее подготовке пpинял “великий защитник Белого Дома” (в Москве) в 1991 году – муж Галины Вишневской [28:7] (Аpхангельская областная газета “Пpавда Севеpа” N 37 (23318) от п я т н и ц ы 26 февpаля 1999 года. – 4 с. Тиpаж 25 430 экз.). По техническим пpичинам местного телепеpедающего центpа данная опеpа тpанслиpовалась по телеканалу “Культуpа” 02 маpта 1999 года в 18:55 и 20:50 без звука. Также без звука пpедставляли опеpу БЕЛЗА, губеpнатоp ТИТОВ, муж Галины и еще кто-то менее известная. Отсутствие звука позволило следить за игpой без отключения “стоpожа” музыкой и пением. Индивидуальное воспpиятие с включенным “стоpожем” отождествило сцены и игpы аpтистов-певцов и певиц с чуть пpикpытом индивидуальным и гpупповым сексом и стpиптизмом, коллективными и индивидуальными дpаками, бойней, базаpом и сбpодом в буйном состоянии в “элитаpных” одеяниях и без оных. Пеpиодически все это покpывалось гологpафической каpтиной “богоматеpи” с младенцем на pуках в ГОЛУБОЙ окpаске. Кpоме безумствующей толпы на сцене нет ничего, даже истоpии. Шапку “Мономаха” и Тpон пеpекидывают как на баскетбольном поле от игpока к игpоку, от задницы к заднице. Hо главное. Пpямая тpансляция на всю РФ пpоведена в канун, а фактически в вечеp 46-й годовщины убийства И.В. СТАЛИHА. Заключение: на экpан пpоециpовался чистейший, без всяких пpимесей, животный СТРОЙ (терминологически более правильно на настоящий момент, то есть на 04.11.2003 года, – тип) психики автоpов, чей МСТ – близок к 0000. Уже по одной этой пpичине за жизни создателей этого “чуда” ныне нельзя дать даже ломанного гpоша… ↩
см. “Мhpтвая Вода”[2:80 и далее] (Внутpенний Пpедиктоp СССР. МhРТВАЯ ВОДА. Ч.I,II. Редакция 1998 г. КИТЕЖ – Деpжавный гpад России. – М.: Изд-во “Московский коммеpческий унивеpситет”, 1998.-378с. (ч.I), 418с. (ч.II). Тиpаж и цена не указаны, предположительно, 10000 экз.). Нам позволительно было слегка изменить правописание названия данной работы в соответствии с более поздним пониманием названия одной из сказок А.С. Пушкина. ↩
Это поймёт уже после смерти В.И. Ленина И.В. Джугашвили-Сталин, но будет вынужден реагировать на это в режиме ПАМ, а это уже – стратегически проигрышно. При этом перейти в режим П-К ему просто не позволили, быстренько организовав Вторую мировую войну руками шайбес-гоя А. Шикльгрубора («тожесоциалиста»). ↩
Которая не учитывала эгрегориальный и «душевный» компонент ↩
Логинов В.Т. «Владимир Ленин. Выбор пути: Биография. (https://nemaloknig.com/downloadbook-fb2-127862/), https://commons.m.wikimedia.org/wiki/File:Аттестат_зрелости_В.И.Ленина.JPG ↩
«Мирового масштаба», как сказал бы киногерой Петька из к/ф «Чапаев». ↩
Этого не требовал гимназический курс, который проходил В.И. Ульянов – там зубрили «закон божий», три языка, «естественные» науки – прямо как ЩАС… ↩
Марксизм по этому поводу вообще ничего не говорил, кроме общих фраз о «сломе буржуазной государственной машины» ↩
В.И. Ленин. ПСС. Т. 34. С. 305-307 ↩
https://jeteraconte.livejournal.com/383373.html ↩
Милютин В.П. https://ru.wikipedia.org/wiki/Милютин,_Владимир_Павлович ↩
М.А. Лурье https://ru.wikipedia.org/wiki/Юрий_Ларин_(революционер) ↩
Тогда ещё его председателем был «печально известный» оглашением планов вооружённого восстания Л.Б. Каменев ↩
Здесь достаточно чётко видно понимание вопросов управления Лениным и отсутствия в то время у него и большевизма теории управления обществом в современном нам понимании. ↩
Ленин, В.И. Полное собрание сочинений. — 5-е изд. — М.: Политиздат, 1974. — Т. 36. Март — июль 1918. ↩
Мнение админов сайта «Викитека» https://ru.wikisource.org/wiki/Проект_положения_о_рабочем_контроле_(Ленин) ↩
Написано 26 или 27 октября (8 или 9 ноября) 1917 г. Впервые напечатано в 1929 г. во 2-3 изданиях Сочинений В. И. Ленина, том XXII. Печатается по рукописи ↩
Таким образом в БОЦУ – блок оптимизации целей управления блока «партийных» регионов, кроме ленинского модуля, попали и меньшевистские (иудейско-кагальские) и троцкистские и «народнические» модули. ↩
Далеко «не простая фигура», отнесённая «редактором» Л. Бронштейном, издававшим в начале 20-х гг. труды теоретиков РКП(б). Его «книжки» то же были не так безобидны, а касались направлений не только будущих социалистических преобразований, извращая их ленинско-большевистский смысл, но «проблемы цивилизационной значимости» – см. ниже. Представляли ли они собой разные структуры кагала и над кагальных структур… скорее всего, и даже более того – разноуровневые пешки, ДА… если судить по участию семейки «свердловых» в тривиальном кагальном кидке, хотя и сверх-крупном казнокрадстве золотого запаса Республики. Когда один из братков создавал условия, другой был контролёром, а третий к этому времени готовил в северо-американском банке местечко для маленькой дольки от куша… к тому же и «по мелочишке» и при подделке документов оные карманники отметились. В этом отношении Л.Д. Бронштейн (https://ru.wikipedia.org/wiki/Троцкий,_Лев_Давидович) представлял тех, кто ставил гораздо крупнее, то есть хозяев уже созданной ФРС – шел ВА–БАНК, замахиваясь на все богатства РОССИИ и её территории… пусть на этот раз ВСЕ сорвалось. Вот за это-то все сорвалось… Л.Д. был списан с парохода «Ильич» – бывший «Николай II», шедшим спецрейсом из Одессы к друзьям-младотуркам, посмотреть на Константинополь по пути на Принцевы острова, далее везде во Францию, Норвегию и Мексику, а вдруг что выгорит у организатора… а затем «главный», по его же собственным словам, организатор Октябрьского переворота 17 года был сдан и полностью слит «горцами» за недееспособностью. Те ж, кто организовывал такую турпоездку, для передачи через их же машиаха и принца, в полном соответствии со лживыми «Протоколами заседаний сионских мудрецов…» правильно кодированного привета, были бА-Альшие шутники (https://ru.wikipedia.org/wiki/Совещание_на_Принцевых_островах). Был ли сигнал правильно понят, трудно сказать, но он был повторён позднее при встрече с Г. Уэллсом – английским писателем с навигатором Сталиным в развёрнутом виде… Ларин Ю. Рабочие нефтяного дела. М., 1909; Ларин Ю. Борьба за пищу.Пг., 1916; Ларин Ю. Трудовая повинность и рабочий контроль. М., 1918; Ларин Ю. Крестьяне и рабочие в русской революции. Пг., 1918; Ларин Ю., Крицман Л.Н. Очерк хозяйственной жизни и организации народного хо-зяйства Советской России (1917–1920). М., 1920; Ларин Ю. Итоги, пути и выводы новой экономической политики. М., 1923; Ларин Ю. Экономика досоветской деревни. М.; Л., 1926; Ларин Ю. Частный капитал в СССР. М.:Госиздат, 1927; Ларин Ю. Государственный капитализм военного времени в Германии (1914–1918). М., 1928. Впоследствии, его зять по падчерице Н.И. Бухарин, старательно «вымарывал» его труды отовсюду, куда их напрявлял Лурье, видимо что-то предчувствуя… ↩
Я.М. Свердлов Родился 22 мая (3 июня) 1885 года в Нижнем Новгороде в еврейской семье мещан из г. Полоцка Витебской губернии[5].https://ru.wikipedia.org/wiki/Свердлов,_Яков_Михайлович Рассматривая такие политические фигуры, каждый из читающих должен хорошо понимать главное – это всего лишь активные представители в основном кагала: местечкового, районного или более крупного калибра, подчиняющиеся строгой кагальной дисциплине со строгой ответственностью как за порученное, так и за взятое на себя… и не более, в отличие от того, что нам пытались, пытаются и будут пытаться показать. Конкретного Я.М. Свердлова и его деятельность на протяжении долгого времени сопровождает странная фигура «гениального пролетарского писателя» А.М. Горького (Пешкова). ↩
Вчерашним неквалифицированным подмастерьем и квалифицированным, опытным мастером, сызмальства занимающимся ремеслом. ↩
*нация* – истоpически сложившаяся, самоупpавляемая общность, стpемящихся к Богодеpжавию людей, пpоживающих на единой теppитоpии, замкнутая пpямыми и обpатными связями на всех уpовнях обобщенных сpедств упpавления (оpужия) на внутpеннюю концептуальную власть, имеющую тенденцию к pасшиpению социальной базы упpавленческого коpпуса до гpаниц общности на основе личной нpавственности и демонополизации упpавленческого знания; нация несет максимально возможный уpовень ответственности – глобальный – за наpушение естественного хода (упpавляемых высшими уpовнями иеpаpхии) общепpиpодных, объемлющих для социального уpовня, пpоцессов, за выживание pода Человеческого и в целях: воспpоизводства каждого (pавного) из составляющих наpодов с максимально возможной полнотой видов деятельности в них и себя в целом без этнического pазделения тpуда, укpепления семьи и ее миpовоззpенческо-методологической воспитательной pоли в обществе (госудаpстве), сбеpежения культуpы, языков (языка общения), духовности и хаpактеpа. Данное опpеделение нации необходимо пpименять для истоpического пеpиода слома Библейской концепции (Цаpства Звеpя – по Апокалипсису), т.е. вpемени толпо-“элитаpного устpойства общества, и пеpехода к упpавлению по Концепции социальной спpаведливости (Цаpства Человека – по Апокалипсису). Данное опpеделение “нации” впеpвые было обнаpодовано в Материалах региональной (Северо-Запад) научно-практической Конференции “РОССИЯ В ГЛОБАЛЬНОМ ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ” (по книге “МhРТВАЯ ВОДА”) 21 мая 1994 г., Санкт-Петеpбуpг. Еврейство не подходит не только под выше приведенное определение понятия “нация”, но и под определение, данное И.В. Сталиным в 1913 году в работе “Марксизм и национальный вопрос” (И.В. СТАЛИН. СОЧИНЕНИЯ. Том 2. 1907 – 1913. – М.: ИНСТИТУТ МАРКСА – ЭНГЕЛЬСА – ЛЕНИНА при ЦК ВКП(б). ОГИЗ, 1946. – 427 с. Тираж 500.000 экз. “Марксизм и национальный вопрос” (с. 290-367)) В истории человечества существовали и существуют разные устойчивые исторически сложившиеся общности людей, которые ныне подводятся под единое определение “ЭТНОСА”: семьи, роды, племена, народности, народы, национальности, нации, касты*¹, кланы*², религиозные общины, профессиональные союзы (цеха, гильдии, банды, мафии*³), классы, государства. Из всего многообразия общностей к еврейству более всего подходят термины б а н д а, м а ф и я. Общее между ними: – имеют развитую систему опознования “свой – чужой”. Хотя ЗАКОН и не запрещает национальной самоидентификации, гой и шабес-гой не может “само-идентифицироваться”, как Сергей ДОРЕНКО*⁴, в еврея. Еврей может и виз-“жид”, когда это право у него отнимают…; – первый способ защиты в о р а, совершившего ограбление в толпе – крик: “Держи вора!” Чтобы замаскировать ЕДИНСТВЕННЫЙ реально существующий “национализм” – СИОНО-НАЦИЗМ, представляющийся во-вне ИНТЕРнационализмом, еврей готов любого и любую нацию обвинить в национализме. Отсюда особые МЕЖДУ-народные права еврейства и стояние НАД народами. Расизм в Израиле и Арабской Палестине – модель будущего мира: ГЕНОЦИД в РОССИИ – еще один этап отработки этой модели; – рассеяны среди людей, избегают ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО труда, особенно тяжелого физического и во вредных условиях (кроме полиграфического), хотя внешне респектабельны; желают, чтобы все народы и нации были рассеяны и перемешаны, превратились в кочевников [82:7] (. “Элементы” N 2 – 1992, М.: “Артогея”. Тираж 30.000 экз.); – банда сплочена, в ней нет борьбы за социальную справедливость*⁵. “Шестерка” никогда не скажет слова против “пахана”-равина. Бедный еврей борется за социальную справедливость в любой стране до последнего гоя, всегда вне еврейства и не в ущерб МИРОВОМУ богатому еврейству. Крупная еврейская буржуазия и банкиры не только не страдали, но и содействовали погромам; – в банде практикуются клички, чтобы избежать поношения истинного имени в обществе. Евреи обожают псевдонимы (Беня Крик, Лева Троцкий, Зиновьев, Алексий II, Ковалев, Козырев, Примаков, Якунин…), криптографию имен и фамилий; – нормальные люди не тычут в глаза бандиту, что он бандит. Бандиты маскируются под нормальных людей, не связанных с уголовщиной. Только еврею “неприлично” указывать на его “национальность” и только для еврея вопрос “самоидентификации” – первый вопрос национальной политики любого государства, кроме Израиля. Напоминание еврею, что он еврей, ведет к террору от обвинений в “черносотенстве”, шовинизме, АНТИгуманизме, фашизме, до убийств отдельных людей (Пушкин, Лермонтов, Есенин, Иван Грозный, И.В. Сталин, И. Тальков <оценка его во время написания работы> …)*⁶; – УПРАВЛЕНИЕ БАНДОЙ на низких уровнях бесструктурное, через деньги. На высших уровнях – структурное. Аналогично евреи: низшие уровни еврейства выводятся через деньги на нужные посты в разного рода структурах национальных обществ; при необходимости идет перераспределение доходов через банду – еврейскую общину (можно повторно вспомнить “тумбочку с деньгами” от Суворова-Резуна, которую он и все его начальство “расколоть” принципиально не в состоянии по одной причине. Сами ходят в “шестерках” и кормятся из той же “тумбочки с деньгами”: см. [17] (Сувоpов В. Очищение: Зачем Сталин обезглавил свою аpмию? – М.: ООО “Фиpма “Издательство АСТ””, 1998. – 480 с. Тиpаж 10 000 экз.) На высших уровнях управление структурное – раввинат, масонство, транснациональные банки, советники и помощники президентов; – уголовщина надсмехается над тружениками. Все “герои”*⁷ “райкиных”, “жванецких”, других “заслуженных и пока еще не очень заслуженных работников культуры на сцене развлечений” и прочих эстрадных половых отвлекателей – гои-труженики, – ни одного еврея; – банда сплочена, в том числе ритуалами “круговой поруки”, часто кровавой. На протяжении веков народы, в среде которых живут евреи, фиксировали случаи ритуальных убийств, предписываемых ортодоксальным иудаизмом [83-85] (83. В.И.Даль. Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их. (Напечатано по приказанию г. Министра Внутренних Дел). 1846 г. В книге: Кровь в верованиях и суевериях человечества. Сборник. СПб.: “София”, 1995. – 480 с. Составл., примеч. Бойков В.Ф. Тираж 10.000 экз. (с. 369-444). 84. Журнал “Молодая гвардия” N 11, М.: “Молодая гвардия” 1991, 288 с. Тираж 410.000 экз. “Л.Б.” “Ритуальные убийства: миф как реальность?” Не ссылаемся на страницы, чтобы желающие могли составить целостное впечатление. 85. Розанов В.В. Собрание сочинений. Сахарна (Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови) /Под общ. ред. А.Н. Николюкина. – М.: Республика, 1998. – 462 с. Тираж 5000 экз.); – бандиту нужны права человека: свободы перемещения, справедливого суда, права проводить своих представителей в органы политической власти. Евреи – первые космополиты, им нужна “политическая эмансипация”, права человека, гуманизм, чтобы не могла повториться ситуация растрела на месте мародеров и маркитантов*⁸ в осажденной Москве 1941 года. Видимо, самый первый космополит в истории библейской цивилизации – это Иосиф, которому это право дано Лионом Фейхтвангером – “немецким” евреем в его художественной книге [86] (Фейхтвангер Л. Собрание сочинений. В :-ти т. Т.4. Иудейская война; Испанская баллада: Романы: Пер. с нем. /Редкол.: А.Дмитриев, Д. Затонский, Н. Литвинец и др.; Коммент. Н. Новиковой. – М.: Худож. лит., 1989. 782 с. Тираж 400.000 экз.) Нет необходимости сметь перечить и отнимать у “бедного” еврея это право. Все это можно примерить к еврейству, но нельзя примерить ни к одной нации. Поэтому, чтобы гои не могли понять этого, народы превращали в толпу: винопитием, табакокурением, голодом, … философствованием, а “элиту”, которая начинала выходить из-под контроля в обход сознания, “чистили”, “прореживали” в бесконечных войнах, бунтах, восстаниях и революциях. Оставшихся вписывали на генетическом уровне: через обжираловку, разврат, беспорядочные, неконтролируемые кланами гоев, внебрачные связи и меж-национальные браки с межнационалами*⁹. Усохший остаток процеживали через благонамеренность, либерализм, чистоплюйство и нигилизм – массовые формы социальной истерии и идиотизма. Оставшийся мизер (не в темную) покупали совсем за дешево деньгами (500 “баксов” Сороса*¹⁰ – “красная цена” за дерьмовую душу и тщедушное тело “мыслящего”) или записывали на постройку “храма” – учениками, которые ныне строят в очередной раз храм Христа-спасителя (по масонскому плану [87] (Новиков В.И. Масонство и русская культура. – Москва: Международный центр гуманитарного и культурного сотрудничества “Мегаконтакт”. 1993. – 64 с. Тираж не указан. На стр. 34 сказано: “Как почти все профессора Академии художеств, Витберг входил в ложу “Астрея”. (Глава: “Строитель храма Христа-Спасителя”).) и синагогу – на Поклонной горе (открытую с участием, тогда еще премьера ЧВС – поволжкого немца с казацкой фамилией жены, как сообщили сами евреи с НTВ) – защитникам, описанным евреем Эфраимом Севелой в книге “Моня Цацхес – знаменосец” [88]. А если бы так воевали русские солдаты и полководцы [89]… , где бы учились современные “поклонники истины и бытия”. ↩
О чём он потом будет сожалеть в феврале 1918 г. в “Очередных задачах…» ↩
Если предположить нечто фантастическое – знание им КОБ-ДОТУ ↩
Известный как раскрытый ВЧК под руководством ФЭД осенью 1918 г. «заговор послов», во главе с посланником Британии, высокопоставленным офицером «Интелленджинс сервисес» Б. Локкартом. По Заговору трёх послов, или Заговору Локкарта. ЗаговорБрюса Локкарта, (заговор послов) раскрытый в августе 1918 года ВЧК, вместе с покушением на В.И. Ленина. Руководствуясь именно этим расследованием, 5 сентября Совет народных комиссаров РСФСР под руководством Якова-Аарона Свердлова издал декрет о начале красного террора. ↩
Подозрительно синхронно с британской разведкой, «работавшей» в этот момент с Савинковым, что указует на единый сценарный центр антиленинского (антибольшевистского) заговора. ↩
Это подчёркивают многие пост “перестроечные» расследования, указывающие на странные обстоятельства, особенно на быстрое, без суда и следствия уничтожение полуслепой «террористки» Ф. Каплан, которую просто толкнули в толпу рабочих, окруживших В.И. Ленина на заводе Михельсона, вложив в руку револьвер. Стрелявших с разных позиций, как следовало из баллистической экспертизы «нашего времени», было минимум трое, которые в наступивших сумерках позорно «мазали», ни разу «контрольно» не попав в голову. Сама же Каплан, как следовало из осмотра оружия сделала всего один выстрел…но пули её револьвера «в Ленине» не оказалось («…При обыске у Каплан обнаружили браунинг № 150489… https://ru.wikipedia.org/wiki/Каплан,_Фанни_Ефимовна). 30 августа 1918 года на заводе Михельсона^[8] в Замоскворецком районе Москвы состоялся митинг рабочих. На нём выступал Владимир Ленин. После митинга во дворе завода он был ранен несколькими выстрелами. По сообщению шофёра Ленина, первым делом, придя в себя, тот спросил: «Поймали его?» (что толкуется в пользу того, что, по мнению самого Ленина, стрелял в него мужчина)^[9]. Каплан была арестована тут же, на трамвайной остановке на Большой Серпуховской улице. Арестовавшему её рабочему Иванову она заявила, что это она стреляла в Ленина. По словам Иванова, на вопрос, по чьему приказанию это было сделано, она ответила: «По предложению социалистов-революционеров. Я исполнила свой долг с доблестью и помру с доблестью»^[10]. При обыске у Каплан обнаружили браунинг № 150489, железнодорожный билет, деньги и личные вещи. На допросах она заявляла, что крайне отрицательно отнеслась к Октябрьской революции, стояла и сейчас стоит за созыв Учредительного собрания. Решение о покушении на Ленина приняла в Симферополе в феврале 1918 года (после роспуска Учредительного собрания); считает Ленина предателем революции и уверена, что его действия «удаляют идею социализма на десятки лет»; покушение совершила «от себя лично», а не по поручению какой-либо партии. Приехала я на митинг часов в восемь. Кто мне дал револьвер, не скажу. У меня никакого железнодорожного билета не было. В Томилине я не была. У меня никакого билета профсоюзного союза не было. Давно уже не служу. Откуда у меня деньги, я отвечать не буду. Я уже сказала, что фамилия моя Каплан одиннадцать лет. Стреляла я по убеждению. Я подтверждаю, что я говорила, что я приехала из Крыма. Связан ли мой социализм со Скоропадским, я отвечать не буду. Я никакой женщине не говорила, что «для нас неудача». Я не слышала ничего про организацию террористов, связанную с Савинковым. Говорить об этом не хочу. Есть ли у меня знакомые среди арестованных Чрезвычайной комиссией, не знаю. При мне никого из знакомых в Крыму не погибло. К теперешней власти на Украине отношусь отрицательно. Как отношусь к Самарской и Архангельской власти, не хочу отвечать. — Допрашивал народный комиссар юстиции Дмитрий Курский (Следственное дело № 2162)^[11] https://ru.wikipedia.org/wiki/Каплан,_Фанни_Ефимовна Все решения по «скоропостижному» расстрелу «террористки Каплан» исходили от «товарища Свердлова», который так же передал странную телефонограмму из аппарата ВЦИК по губернским исполкомам Советов «о покушении на тов. Ленина» и призывом к «красному террору», примерно за час до известных событий на заводе Михельсона. Что это была за «революционная личность» свидетельствует один любопытный документ НКВД времён Генриха Ягоды . В 1994 году в Российском государственном архиве новейшей истории было обнаружено письмо Г.Г. Ягоды к Сталину от 27 июля 1935 года^{[прим. 5]}, в котором Ягода сообщал, что на складе коменданта Кремля обнаружен личный сейф Свердлова, который не вскрывался все 16 лет, прошедшие с его смерти. Там оказались золотые монеты царской чеканки на астрономическую сумму (108 525 рублей), свыше семисот золотых изделий с драгоценными камнями, множество бланков паспортов и заполненных паспортов на имя самого Свердлова и никому не известных лиц, облигации царского времени и пр. Сов. секретно. Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину. На инвентарных складах коменданта Московского Кремля хранился в запертом виде несгораемый шкаф покойного Якова Михайловича Свердлова. Ключи от шкафа были утеряны. 26 июля с/г этот шкаф был нами вскрыт и в нем оказалось: 1. Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108 525) рублей. 2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, семьсот пять (705) предметов. 3. Семь чистых бланков паспортов царского образца. 4. Семь паспортов, заполненных на следующие имена: а) Свердлова Якова Михайловича б) Гуревич-Цецилии Ольги в) Григорьевой Екатерины Сергеевны г) княгини Барятинской Елены Михайловны д) Ползикова Сергея Константиновича е) Романюк Анны Павловны ж) Кленочкина Ивана Григорьевича 5. Годичный паспорт на имя Горена Адам Антоновича 6. Немецкий паспорт на имя Сталь Елены. Кроме того, обнаружено кредитных царских билетов всего на семьсот пятьдесят тысяч (750 000) рублей». — Опубликовано историком-архивистом В. А. Лебедевым в журнале «Источник: Документы русской истории» (приложение к журналу «Родина»). 1994. № 1. https://ru.wikipedia.org/wiki/Свердлов,_Яков_Михайлович ↩
См. Генифе П. Французская революция и Террор. // Французский ежегодник 2000: 200 лет Французской революции 1789—1799 гг.: Итоги юбилея. — М.: Эдиториал УРСС, 2000.; Томас Карлейль. История французской революции. Книга IV. ТЕРРОР; Ю. В. Гусева. Террор в годы Великой французской революции. ↩
Результат гражданской войны для России был, как и планировалось НГП и исполнялось его периферией, был катастрофический.
- Во время военных действий особенно пострадали Донбасс, Бакинский нефтяной район, Урал и Сибирь, были разрушены многие шахты и рудники. Объём промышленного производства сократился в 5 раз.
- Сельское производство сократилось на 40 %.
- В ходе гражданской войны от голода, болезней, террора и в боях погибло от 8 до 13 млн человек, в том числе около 1 млн бойцов Красной Армии.
- Эмигрировало из страны до 2 млн человек. Резко увеличилось число беспризорных детей – в 1922 году было 7 млн.
- От бывшей Российской империи отошли территории Польши, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы, Западной Украины, Белоруссии, Карской области (в Армении) и Бессарабии. По подсчётам специалистов, численность населения на оставшихся территориях едва дотягивала до 135 миллионов человек.
Вот так поработали «однопартейцы»-межрайонцы, с троцкистами на пару, «обув» благонамеренного Ильича в «лапти» XVII в….Да и кому, кроме русских, нужна была их земля, промышленность,…дети…гоев. Нужно было золото и те драгоценности, которые еврейская шпана могла бы безнаказанно пограбить… ↩
Ставший на тот момент памятником государственно-правовой системы, которой уже никогда не суждено было состояться… ↩
Мятежом его назвали, чтобы придать ему политический характер и расправиться с одичавшими вояками «по законам военного времени». ↩
Сам Хрущев признавался, по пьяни, своему сыну Сергею, позже сбежавшему в США, что после гражданской войны его «руки были по локоть в крови». Он же и выступил тогда против НЭПа, примкнув к «рабочей оп-позиции». Какие это были «рабочие» после 4-х лет гражданской войны было понятно – «рабочие ножа и топора»… ↩
«Голубой мечтой Льва Давыдыча» был другой «идеал» – продолжение политики страны-военного лагеря, для подготовки вторжения…например, в Германию, чисто по-бонапартистски. «…Л.Д. Троцкий и в мирной жизни продолжал видеть себя главнокомандующим — на этот раз «трудового фронта». В этой связи для учета трудового элемента и предлагалось ввести трудовые книжки, но только для рабочих, которым в новых условиях отводилась почетная роль будущих младших командиров производства. Но заведение трудовых книжек было далеко не единственной революционной мерой, предложенной Л.Д. Троцким в качестве программы строительства социализма в советской России. Главным был настойчивый призыв докладчика превратить страну в военно-трудовой лагерь. Но и здесь чего-либо принципиально нового не было, в XIX веке граф А.А. Аракчеев усеял просторы Российской империи военными поселениями, провальный проект завершился серией мятежей. Примерно то же самое произошло, в конечном итоге, спустя почти сто лет и в советской России…» – цитируется по Анфертьев И.А. Модернизация советской России в 1920–1930-е годы: программы преобразований РКП(б) — ВКП(б) как инструменты борьбы за власть:монография / И.А. Анфертьев. — Москва : ИНФРА-М, 2020. — 593 с. — (Научная мысль). С. 224 — DOI 10.12737/1064904. ↩
Всесоюзный (с момента образования СССР) Совет народного хозяйства, куда, поначалу, входил и Госплан ↩
ГОЭЛРО́ (сокр. От Госуда́рственная комиссия по электрифика́ции Росси́и) — государственный план электрификации Советской России после Октябрьской революции 1917 года. Разработан Государственной комиссией по электрификации России по заданию и под руководством В.И. Ленина. Одобрен VIII Всероссийским электротехническим съездом^[1], созваным декретом Совета народных комиссаров^[1]. План ГОЭЛРО с рядом замечаний и дополнений был принят Советом Народных Комиссаров, который принял 21 декабря 1920 г постановление «О плане электрификации России»^[2]. Аббревиатура часто расшифровывается как Государственный план электрификации России, то есть продукт комиссии ГОЭЛРО, ставший первым перспективным планом развития экономики, принятым и реализованным в России после революции. https://ru.wikipedia.org/wiki/ГОЭЛРО ↩
«Смело мы в бой пойдём за власть Советов и как один умрём в борьбе за ЭТО» – пелось в «самодельной» песне красногвардейцев-добровольцев, уходивших из Петрограда «на Каледина»…Они выполнили своё обещание, данное поджигателям гражданской войны с обеих сторон, но…не стали строителями Нового Мира… ↩
В ведущих рабочих профсоюзах «числилось» к 1920 г. 1 500 000 пролетариев, а на соответствующих профильных заводах работали только 850 000, «утечка» составляла более полумиллиона рабочих (точнее – 650 000) – «докладывал» Л. Бронштейн – см. Троцкий Л.Д. Мобилизация труда (доклад на объединенном заседании III Съезда совнархозов и Московского совета раб. и кр. депутатов). Public Domain, 1920. С. 4. ↩
А, фактически, «выписывал» одно за другим «частные определения» Суда Русской Истории западному марксизму-энгельсизму. ↩
В переводе со старофранцузского (а короли и высшая знать Англии в 13 веке, когда «возник» английский парламент, были французскими суперфеодалами, которым принадлежала бόльшая половина французских земель, в кощий зад не считавшими худосочных французских королей (не признавали их своими сеньорами-сюзеренами); и говорили они, естественно, по-французски, в отличие от англосаксонских крестьян -полурабов…и пехотинцев-лучников) парлé мен(т) – господская говорильня (мен – человек, господин, остальные хто в этом парламентском королевстве были, несмотря на Великую Хартию?), где «вели базары по понятиям» о том, что-кому « из менов» принадлежит – времяпрепровождение феодалов между походами и грабежами подвластных им народов или крепостных. Кому непонятны «демократические порядки» в таких королевствах, пусть перечитатает, например, «Айвенго» и «Квентин Дорвард» В.Скотта…или, например, «Чёрная стрела» Р. Стивенсона… ↩
Ни в его, ни в чьей-либо людской судьбе не дано «войти в одну реку дважды». Будучи знатоком древнегреческой философии он понимал эту формулу лучше, чем кто-либо другой. Поэтому его речь была обращена не столько к иностранным рабочим, сколько к его большевикам-единомышленникам – это и было его настоящее завещание, а не придуманное позже…по ходу дележа портфелей. ↩
Об этом свидетельствуют его статьи-фрагменты последнего года жизни, в которых он мечтает о том, как ему реорганизовать… как организовать… И его яростное, почти предсмертное, замечание о том, что «я не говорил, что каждая кухарка должна управлять государством, я говорил, что должна учиться управлять государством». Только самый ленивый демократ не пинал его за это в «перестройку», да и сейчас поминают… ↩
Но и не только это (https://ru.wikipedia.org/wiki/Ленин,_Владимир_Ильич), поскольку его убеждают о наличии сифилиса, от которого его “лечат”, включая применение препаратов содержащих ртуть, висмут и мышьяк (https://ru.wikipedia.org/wiki/Сальварсан)… знакомо с времён уж Иоанна Грозного аж до боли во всех членах… и кто его так уж резко напугал или убедил в наличии страшной и смертельной болезни или отмстил за его прогулки с Инессой Арманд… Но это не все. Идет подготовка к заключению Союзного Договора, который вступает в силу 30 декабря 1922 г., а 16.12.22 у Ильича происходит 2-й инсульт, от которого умирает большинство… и начинается чехарда с танцами вокруг поста Председателя СНК СССР… кто же встанет на ленинское место «у руля» – рулевым, забывая о штурмане… ↩
См. басню И.А. Крылова «Свинья под дубом» ↩
Источник: https://gufo.me/dict/dal/заблуждать ↩
Коран. «Семейство Имрана» С3:10 (104). «И пусть среди вас будет община, которая призывает к добру, приказывает одобренное и удерживает от неодобряемого. Эти – счастливы.» Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского. ↩
В связи с этим историческим фактом на данный момент общество любого государства, в том числе и РФ, является толпо-«элитарным», в котором предписанная Свыше управленческая стратификация не присуща ни госаппаратам, ни иным структурам социальной власти этих стран. ↩
https://concept-life.info/second-priority/ ↩
Эгрегориальной поддержки НГП ↩
Упорно сохраняющие от «порчи» свою душу и не дающие калечить свою психику ↩
Это, по сути, библейская искусственно привнесённая «конструкторами библеизма» индивидуалистическая традиция, упования на всех без разбора пророков (которым предлагается, без какого бы то ни было анализа идущей от них информации «слепо верить», как говорящим от имени Бога), деморализующая Люд добрый и Люд Милый до уровня стада, с целью подавления их воли к сопротивлению поработителям. В связи с этим, правильно ли ВПП (России) СССР придаёт такое большое значение собранным по библейским текстам крупицам высказываний И. Христа и индивидуальной медитативной практике общения с Богом – библеизм априори не мог дать правильных ключей к разумению: все тексты прошли жёсткую цензуру и редактуру, с тем что бы «стереть» любую концептуально значимую информацию. Поэтому то, что осталось – это ловушка для простаков, богословов-самоучек, чтобы они «поимели» иллюзию постижения Божественной Истины, посредством… сектантства. Полагать по-другому, значит представлять иерофантов-левитов-мировую закулису среднестатистическими людьми, тоже делающими банальные ошибки, либо возводить напраслину на Бога, полагая его со-творцом библейских текстов, куда он, как бы глубокомысленно, на дальнюю перспективу, в обход сознания иерофантов «заводит» объемлющие информационные модули, которые через тысячелетия грязной и кровавой практики библеизма (талмудизма, католицизма, православия и протестантизма) должен «распаковаться» и осенить всеобщим прозрением и завсегдатаев стойла, предназначенного для «рабочего стада» и жрущих их людоедов, и обирающих их кощеев и одурманивающих их и себя материальными и информационными ядами одурманенных. Полагать по-другому, значит – перечеркнуть все накопленные более чем за 2 тысячелетия от момента «пришествия Христа» знания о природе, физиологии и информационных процессах, протекающих в психике представителей биологического вида «человек разумный» под воздействием враждебной его природе техногенной цивилизации. ↩
Примером этому является исторический период Расы-Руси-России, когда во главе нашего государства-цивилизации стоял представитель Человечного строя души (психотипа) – И.В. Сталин. Это стало возможным в результате разрушения толпо-«элитарной» «пирамиды» и превращению её в куб (революции, исчезновение абсолютной монархии и гражданская война – способствовали этому): отсутствие жёсткой управленческой стратификации (отсутствие новых «правил игры» после обвала абсолютной монархии) в России позволило И.В. Сталину, во-первых, подняться на высший уровень управления (сначала на государственный, а затем – глобальный: когда помимо поддержки ИНВОУ в суперсистеме «Россия» появился достаточный элементный запас управления), а во-вторых, устремить советское общество к формированию в России управленческой стратификации по Божьему Предопределению. То есть в противоборстве с ОИЯ и нелюдью (Троцким, Зиновьевым и прочими) одержал победу представитель Человечного психотипа. ↩
Получается, что Лениным пугают, кто ни ни попадя, не за то, что он был “тоталитарным диктатором”, ибо на такие лавры могли рассчитывать немало деятелей типа Колчака А.В. как внутри России, так и за её пределами раньше или позднее… гитлер – не высшая и последняя стадия такого рода эволюсий, искусственно выведенных добрыми библейцами. А совсем за другое: вместе со Сталиным они смогли купировать “перманентный троцкизм” с его «перманентной революсией» созданием СССР и даже оседлать его до и после в интересах Русской цивилизации и восстановления Русской государственности в объеме, позволившим отразить очередные попытки их разрушения библейским нацизмом с момента зарождения очередной глобальной войны с конца 20-х по 39 год XX столетия, а также при создании и развитии поколений ЯТяО… ↩
Алгоритм этого достаточно прост. ↩
Есть жалобы о том, что данная пирамида и понимание о ней изымается в настоящее время из учебников. ↩
О неминуемом «обрезании» «элиты» в начале этого года в одном из интервью поведал раввин-«отступник» Эдуард Ходос (http://rutube.ru/tracks/1799429.html?v=6dc50c6a699453a5214444d32e6856b5). ↩
Чреват возвратом к другому «пирамидальному» устройству без п. 2. ↩
Так, в России функционирует ряд государственных структур, карьерный рост в которых практически невозможен (максимально затруднён) без принятия индивидом специфических «правил игры» («культурное» питиё, безнравственные поступки в отношении других людей, убийства), которые, во-первых, блокируют пересмотр индивидом своей меры понимания – в мере понимания сохраняются «чёрные» модули-элементы (см.: Приложение 2 ПАЗ № 1); во-вторых, способствуют формированию новых «чёрных» модулей-элементов. В свою очередь, отсутствие работы индивида над выявлением и уничтожением неправильных стереотипов распознавания внешней среды и алгоритмов действий, а также увеличение этих неверных стереотипов и алгоритмов, – является отражением Нечеловечной психики этого индивида. ↩
При взгляде на ситуацию в России за последние 19 лет можно говорить о том, что индивиды, которые поднимаются до уровня государственного управления, вплоть до президентствования, выбирают второй путь поведения на этом уровне: они принимают «правила игры» БПА (Э), автоматически превращаясь в нелюдь – синий спектр спирали развития/деградации. – См. https://concept-life.info/second-priority/ В частности, в одном из фрагментов трудов Русского Предуказателя Глобализации указывается: «Нравственный выбор и волевые усилия по-совести, к сожалению, оказались не доступными ни ВВП, ни пришедшему ему на смену ДАМ. Более того: имея в мозаике меры понимания избыточное число «чёрных» модулей, тандем «ВВП—ДАМ» многократно искажал стереотипы распознавания факторов внешней среды и стереотипы поведения, увеличивая и без того значительный вектор ошибки управления.» ↩
Т.к. оно не осуществилось в статистике прошлого, и ни одного человека у кормила власти в РФ так и не оказалось. Почти тридцатилетняя история воздействия информационными средствами КОБ на властную нелюдь в России также ничего не дала, кроме разочарования и «горького похмелья» после иллюзии торжества по поводу прихода к власти «читающего ДОТУ» Путина и его «верного ученика Медведева». ↩
Советское руководство озаботилось судьбой тела Ленина на случай его кончины ещё при жизни вождя: осенью 1923 года состоялось заседание Политбюро (в составе Сталина, Троцкого, Бухарина, Калинина, Каменева и Рыкова), на котором Сталин сообщил, что здоровье Ленина весьма ухудшилось, возможен летальный исход. В связи с этим Сталин объявил, что существует предложение «некоторых товарищей из провинции» в случае смерти Ленина подвергнуть его тело бальзамированию https://ru.wikipedia.org/wiki/Смерть_и_похороны_Ленина#Реакция_на_смерть ↩
В мае 1922 года В.И. Ленин тяжело заболел. Для лечения главы советского правительства были вызваны ведущие немецкие специалисты по нервным болезням, а главным лечащим врачом Ленина с декабря 1922 года и вплоть до его смерти в 1924 году был невропатолог Отфрид Фёрстер. 2 октября Ленин вернулся к работе. Его последнее публичное выступление состоялось 20 ноября 1922 года на пленуме Моссовета. 12 декабря 1922 года он в последний раз работал в Кремле. 16 декабря 1922 года состояние здоровья советского руководителя вновь резко ухудшилось, а 15 мая 1923 года из-за болезни он переехал в подмосковное имение Горки. С 12 марта 1923 года ежедневно публиковались бюллетени о здоровье Ленина. 18—19 октября 1923 года он последний раз посетил Москву. В январе 1924 года в состоянии здоровья Ленина внезапно наступило резкое ухудшение; 21 января 1924 года он скончался. ↩
Преждевременная смерть Ильича была вредна для И.В. Сталина как постоянно самообучающегося управленца по трём нижеследующим объективным причинам: 1. На момент «отхода» ВИЛ от государственных дел осенью 1922 г. суперсистема пост-революционной России, в целом, – РСФСР (совместно с её обслуживающим Русским Духом), взявшая на себя ответственность за «долги» Царской России, которая могла под воздействием управлений внешнего и внутреннего пойти по разным путям, один из которых – уже намеченное на учредительном съезде в 1922 г. – создание СССР. 1.1. Суперсистема имела следующие основные действующие подсистемы: – управляющие надсоциального уровня эгрегоры РД (Центральная Россия+Сибирь+Дальний Восток); – противостоящие в своей основе эгрегоры христианств; – эгрегоры мусульманские, буддистские и другие; – иудейский подэгрегор – особо, с составляющими как с подыгрывающей, так и сопротивляющейся; – основная управляющая социального политического уровня РСДРП(б) – ВКП (большевики+левоэсеры+меньшевики+Бунд, с обязательной присутствующей иудейской составляющей). 1.2. Объекты управления крупно: – Русский народ и близко родственные ему; – другие народы России и народы Кавказа, Закавказья, Прибалтики, Ср. Азии; – церкви христианствующих; – мусульманские, буддистские и другие сообщества; – иудеи и иудействующие. 2. Сама по себе подсистема управления ВКП(б) представляла собой в начале 20-х гг. плохо «склеенный» на низших приоритетах, из иногда противоположных по характеру информационного обеспечения, конгломерат под управлением гения политической эквилибристики, носителя «дьявольской», «всепобеждающей» логики В.И. Ульянова-Ленина соединявшего как сопряжённый интеллект эту суперсистему в единый конгломерат. Нравственно и на высших приоритетах, а особенно на мировоззренческом, её части были чрезвычайно антагонистичны. И снижение этих антагонистичностей до приемлемых уровней, по сути, была – первейшая задача. Изо всех подсистем управления ВКП (б) имело очень даже специфическое положение: а) ей была наднационально-интернационально передана власть в 1917 г. в лице конкретных лиц, представляющих кагал, условно… и настоящих руководителей – высший слой семей иудейского в основном происхождения, управляющих корпоративно созданной ФРС (https://ru.wikipedia.org/wiki/Федеральная_резервная_система) (Federal Reserve System, ФРС, Федеральный резерв, FED) — специально созданное 23 декабря 1913 года независимое федеральное агентство для выполнения функций центрального банка и осуществления централизованного контроля над коммерческой банковской системой Соединённых Штатов Америки.; б) имевшая в своём составе ряд частей бывших рЭвпартий и БУНДа практически целиком, за исключением тех, кто ушёл открыто под знамёна сионизма и скрыто под знамёна религиозных и антирелигиозных организаций; в) победившая по результатам Гражданской войны в основном на большей части территории Центральной России (по ДВР – предполагалось, что обязательно войдёт в состав РСФСР, в Средней Азии борьба продолжалась, как она продолжалась на Кавказе, при этом особо надо отметить Армению). 3. На момент создания СССР имелась полная концептуальная неопределённость по поводу дальнейшего пути, по которому он – СССР пойдёт (полный аналог того, что было в РСФСР после «беловежской пьянки»), к тому же уже была объявлена и запущена НЭП… Необходимо было разрешить эту неопределённость и найти пути её разрешения, в ситуации уже подавленных восстаний в Венгрии, Германии, а так же будущих нац-соц выступлений (уже, вероятно где-то писалась… «Майн кампф» … а может была даже и написана…). Поэтому гибель такого интеллекта – «мага-практика» и оратора, непрерывно на протяжении большого количества времени работавшего с «массами» и отдельными представителями разных народов в трагический период истории государства и с неизбежным вхождением в контакт с их управленческими полевыми надстройками, неизбежно приводила к необходимости сильного манёвра, и переформатирования подсистемы управления ВКП(б) на базе нового сопряжённого интеллекта и руководимого им региона. «Простая» путаница каких-нибудь, трудноразличимых изнутри суперсистемы иерархий приоритетов управления по иерархиям под-систем могла бы быстро (в условиях сильного давления внешней — империалистической среды, и активизации других эгрегориально-региональных центров управления внутри суперсистемы РСФСР) привести к срыву управления, который мог бы выразиться в чём угодно — от военного мятежа в Красной Армии, до развязывания войны, например, со стороны «точившей зубы» на СССР Польши. Это И.В. Сталин если и не мог представлять себе в категориях ДОТУ (богдановскую «Тектологию» ему было читать некогда, да и нельзя, т.к. Богданов был врагом «ленинизма»), то ощущал в неких своих образах, трижды публично отказываясь от должности генерального секретаря ЦК ВКП(б) (дважды после смерти Ленина). То есть для обучающегося ремеслу большой политики «подмастерья» такой «подарок» был смертельно опасен, как провокационный тест «на профпригодность». Напротив, возможный новый хаос в России и последующий за ним переворот (возможно новая гражданская война) вполне устраивала Мировую Закулису (БПА(Э)) и вполне вписывались в вектор целей «демона революции» — Лейбы Бронштейна-Троцкого. Так что Лейба был наверняка причастен к смерти В.И. Ленина, на пару со своей очередной подругой по троцкистской идее — Н.К. Крупской, которая разочаровалась в своём товарище по партии (любить-то она Ленина никогда не любила) после его отказа от мировой революции. И к тому же, будучи трезвым прагматиком, прекрасно знающим историю Руси, И.В. Сталин понимал, что в такой стране как Россия, иностранец-инородец «на троне долго не усидит», без всенародной поддержки, либо поддержки большинства «элит» (диаметрально противоположные примеры — Пётр III и Екатерина II). Её на тот момент у генсека не было и быть не могло из-за малоизвестности Кобы-Сталина широким слоям населения и третирования со стороны революционного иудейского кагала. Попытка «воцариться» сразу после смерти любимого (что греха таить, даже несмотря на антоновский мятеж, который можно было списать на вредительство правых эсеров после объявления продразвёрстки: Ильич крестьянами был любим, за то, что дал им землю и принимал-привечал ходоков) бедным и средним крестьянством Ленина малоизвестного грузина могла бы закончиться всенародным бунтом — «бессмысленным и беспощадным». Последнее было бы вполне на руку опять-таки Троцкому, как агенту влияния периферии БПА (Э) в России. ↩
Кто придумал мавзолей для Ленина: Сталин был за саркофаг для вождя, Троцкий — против (https://www.lipetsk.kp.ru/daily/27080/4152296/). ↩
Адольф Иоффе, близкий соратник Троцкого, обратился к Зиновьеву с предложением заменить должность председателя СНК на «президиум» из Каменева, Зиновьева и Троцкого, либо назначить Троцкого как «первого кандидата» – См. Письмо А. А. Иоффе Г. Е. Зиновьеву 23 января 1924 г. https://ru.wikipedia.org/wiki/Смерть_и_похороны_Ленина#Реакция_на_смерть ↩
Сопряжённым интеллектом, имевшим благонамерения в части построения Общества Справедливого Жизнестроя ↩
Накануне февральской революции он, вместе с наёмными служащими составлял, по статистике РИ около 17 %, что и определило его решающее влияние на победу в Октябре – вооружённому восстанию рабочих в Петрограде никто не смог ничего противопоставить, даже если бы захотел. ↩
Это дало основание Зиновьеву утверждать в своей брошюрке…, что современная ему диктатура пролетариата есть… союз двух классов – рабочего и крестьян (ни больше, ни меньше). ↩
Это открыто признал Зиновьев, дискутируя с ИВС «по вопросам антиленинской платформы» ↩
Восстановление управления «ленинским регионом» совпартпод-системы управления с/с Советская Россия ↩
Это интересный пример использования терминологии марксизма с вложением в неё своего смысла. Сталин И.В. По поводу смерти Ленина: Речь на II Всесоюзном Съезде Советов⁹ 26 января 1924 г. Сталин И.В. Cочинения. – Т. 6. – М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы, 1947. С. 46–51. II Всесоюзный съезд Советов происходил в Москве 26 января – 2 февраля 1924 года. На первом заседании съезда, посвященном памяти В.И. Ленина, И.В. Сталин выступил с речью, в которой от имени большевистской партии дал великую клятву хранить и выполнять заветы Ленина. В связи со смертью Ленина съезд принял обращение “К трудящемуся человечеству”. В увековечение памяти Ленина съезд вынес постановления об издании Сочинений Ленина, о переименовании г. Петрограда в г. Ленинград, об установлении дня траура, о сооружении мавзолея Ленину на Красной площади в Москве и памятников в столицах союзных республик, а также в городах Ленинграде и Ташкенте. Съезд обсудил доклад о деятельности Советского правительства и вопросы о бюджете Союза ССР и об учреждении Центрального сельскохозяйственного банка. 31 января съезд утвердил первую Конституцию (Основной закон) СССР, разработанную под руководством И.В. Сталина. Съезд избрал ЦИК – Союзный Совет и Совет Национальностей. И.В. Сталин был избран в состав Союзного Совета. ↩
Церковно-семинаристская выучка проявилась и позже. Фрагменты этих православно-библейских алгоритмов в своих безсознательных уровнях И.В. Сталин, видимо, хранил до конца жизни. На это указывает один общеизвестный историкам факт. Уже после войны, на торжественном приёме, после очередного парада на Красной площади, Сталин , в присутствии дипломатического корпуса, обратился к солисту Большого театра Михайлову с тем, чтобы он исполнил обедню: «Давайте напомним. Начинайте!» Максим Дормидонтович запел: «Благослови, Бог, ныне, присно и, во веки веков». И.В. Сталин ему красивым голосом подтягивал, так как знал в этом толк, будучи и.о. регента церковного хора горийского духовного училища. Также в этом смысле интересен эпизод, имевший место в Гори, где на проходившем застолье Сосо удалось «развести» заезжего иранского муллу на кубок вина, заявив: «… Господь один, но молимся мы розно. Поднимем же чарки за добродеяния Христа и Мухаммеда. Будем вместе, никто не вобьёт клин между христианами и мусульманами. Только так и спасёмся…». На вопрос муллы: «И у вас в Гори объявился злыдень?» Сосо ответил: «Бдит ворог… хоромы на горе себе отстроил… Бдит купчишка чужедальний…». ↩
См. Разделы V и VI Доклада активу московской организации РКП(б) 9 мая 1925 г. (К итогам работ XIV конференции РКП(б)) – Сталин И.В. Cочинения. – Т. 7. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1952. С. 90–132. Примечания 25–29: Там же. С. 397–398. ↩
В качестве связующего звена был выбран и эгрегориально активирован (упреждающе вписан) периферией НГП Арманд Хаммер – См.: https://mybuzines.ru/?p=15637. Однако истинным режиссёром этой помощи был «новатор» клана банкиров-Барухов – Бернард Барух, кредитовавший и гарантировавший сделки и Хаммера, Форда и других «рисковых бизнесменов» работавших над созданием военно-промышленной мощи СССР для завоевания им ведущей роли в очередной Мировой войне. https://youtu.be/3ojdaGgAwy8 Вряд ли они все, кроме самого Б. Баруха, понимали, что готовят СССР к будущей победе и возможной победе Коминтерна, по крайней мере, в Европе, военными средствами. ↩
Через огромную растрату материальных и людских ресурсов так нелюбимого НГП германо-славянского этноса, несущего в своих древних Духах алгоритмы Со-Вестливости и С-прав-ед-ливости с тем, чтобы отбросить русских и немцев в развитии лет на 50, а, затем подчинить их средствами КФС и монополией новейших вооружений. ↩
Термин из ДОТУ ↩
Производственные исследования-наблюдения и эксперименты с мотивацией работников, проводимые лет 30 Г. Фордом, подтверждали догадку ИВС о творческом характере труда, организованного как труд свободной общины https://works.doklad.ru/view/qPQDQPhYHe0/2.html Конкретное воплощение идеи имело и свои чрезвычайно отрицательные черты для планового хозяйства и поддержания его устойчивости. К примеру, сбой в иной коллективной деятельности, перерасход ресурсов и времени на поддержание в исправном состоянии инструментов и оборудования, качество произведенной продукции… Даже нарубив множество дров, можно их все сгноить прямо в лесу и оставить населённый пункт без тепла, а паровозы без топлива с соответсвующими иными последствиями. ↩
Спровоцированную ими же. ↩
Проект Конституции, попавший во ВЦИК СССР был «кем-то» отредактирован накануне его принятия, так, что исчезло альтернативное голосование по избирательным округам, и исчезло право самовыдвижения кандидатов из числа советских граждан, имеющих статус трудящихся. Такая редакция сохранила, хотя и резко сузила властные возможности партноменклатуры, создав, на «хрущёвское будущее», задел для «реставрации», через душевно-психическую порчу всевластной партномепнклатуры, а через неё – изменение системы советского народовластия и замену Советов депутатов трудящихся на Советы народных депутатов (то есть – потенциальных паразитов-кровопийц на теле трудящихся и страны в целом). ↩
В 1937 г. сбывается кораническое предначертание в отношении «злоречивых»… «ослов нагруженных книгами»… ↩
Психически понизили по иерархии НЧТП уровень большинства командиров до состояния ЛДБС (биороботов), инерционно отрабатывавших стратегию ведения будущей войны «по Тухачевскому». ↩
Инет-рупор нынешнего либерального режима не оставляет попыток облить грязью Красную Армию накануне нападения Германии, утверждая, что там были поголовно пьянки и бардак, что дескать объясняет такое поражение летом 1941 г. https://maxpark.com/community/5325/content/7114194 Но как всегда пропагандоны режима расчитывают на хайп в среде неподготовленных к материалу читателей, а у них… концы с концами не сходятся и в этот раз. Пойдём простым «аристотелевым» путём умозаключений. У авторов материала одна, но очень большая неувязка: как при таком бардачке в 1939 г. разгромили за неделю не превосходящими силами сверхдисциплинировнную и суперобученную японскую Квантунскую армию на оз. Хасан и р. Халхин-Гол? Финны же японцам в подмётки не годились как вояки. А японцы, в своё время (https://ru.wikipedia.org/wiki/Русско-японская_война), побили неоднократно группировку гос-имп. армии и флота Великой РИ на трёх фронтах с помощью будущих союзников и противников в ближайшей глобальной бойне под руководством опытнейшей профессиональной «элиты»: сухопутном – главно-командующих и особо отличившихся Алексеева Е.И., Куропаткина А.Н., Стесселя А.М., Кондратенко Р.И. и др. (https://ru.wikipedia.org/wiki/Алексеев,_Евгений_Иванович, https://ru.wikipedia.org/wiki/Куропаткин,_Алексей_Николаевич, https://ru.wikipedia.org/wiki/Стессель,_Анатолий_Михайлович, https://ru.wikipedia.org/wiki/Кондратенко,_Роман_Исидорович), морском – при особо активной помощи Алексеева Е.И., погибшего, несвоевременно конечно, в бою Макарова С.О., а также командующего 2-й эскадрой (https://ru.wikipedia.org/wiki/Макаров,_Степан_Осипович,https://ru.wikipedia.org/wiki/Рожественский,_Зиновий_Петрови) и, как обычно в прошлые времена, дипломатическом под руководством педераста-графа (тс-с-с… и его невиновного ни в чем «любовника») Ламсдорфа В.Н., Витте С.Ю. «полу-сахалинского» (https://ru.wikipedia.org/wiki/Ламсдорф,_Владимир_Николаевич, https://ru.wikipedia.org/wiki/Витте,_Сергей_Юльевич)… Но в 1939 г. им так поднадавали, что они забыли напасть в 41-м году, это чтож получается, а? Значит в СССР было две армии – кадровая отмобилизованная сверхобученная, нашпиговная техникой, с отлаженным взаимодействием родов войск и хорошо работающей армейско-фронтовой разведкой, с комсоставом преданным Родине и… пьяная шваль в армейской форме на границе с Германией…о чём это говорит? О том, что половина генералов на Западе страны саботировала боевую подготовку, заменяя её политической и готовила массовую капитуляцию-сдачу в плен, что собственно и случилось на Московском направлении вторжения. «Вина» ИВС в том, что он: – в предвоенный период не «закрутил гайки» показательными «порками», в том числе и высшему комсоставу, расслабившемуся после «прогулочной» польской кампании, позволив «краскомам» ходить, как в царское время, по польским кабакам, борделям и театрам, вместо того, чтобы гонять личный состав на разного рода артикулах боевой подготовки, с учётом вероятного противника и особенностей своей и вероятного противника военной техники; – пошёл на поводу у генштаба, позволив кадровым частям БОВО и КОВО поменять место постоянной дислокации с хорошо укреплённых и подготовленных к длительной обороне ДОС с множеством ДОТов и ДЗОТов, рсположенных в районе старой границы, на «летние лагеря» в Восточной Польше и временные полевые аэродромы; на это недвусмысленно указали командно-штабные игры марта 1940 г., где Жуков «поставил в неудобную позу» незадачливого Павлова, окружив его войска двойным кольцом; Не отстранил Павлова от командования округом по итогам командно-штабной игры, но… перевёл Жукова в Москву на должность начальника генштаба (а надо было назначить вместо бездельника Павлова!); – ошибся в характере будущей войны, полагая, что это будет война за ресурсы, а не на уничтожение («библейская», «межцивилизационная война») и в этой связи определил направление главного удара как …Украину, на которую затем и работали все танковые заводы, насыщая мехкорпуса КОВУ «тридцатьчетвёрками» и «кавэшками». Вместе с тем, контрудары «20 сибирских (в том числе дальневосточных) дивизий» под Москвой (http://dvvedomosti.com/2017/12/07/они-сражались-за-столицу/) окончательно остановили наступление немцев, заставили их перейти к тактической обороне, позволили ставке стянуть резервы для стратегического контрудара. Они же (например, дивизия Белобородова) успешно наступала из-под Москвы, преследуя противника 100 километров. Почему такие хорошие дивизии с «дельными» командирами были на Дальнем Востоке и в ЗБВО и такие х…е на направлении главного удара вермахта, а ещё раньше – на Карельском перешейке? Вопрос к «мудрецам макспарка»: это какая армия воевала, дальневосточной народной республики, или СССР? Таким образом, командование ЗБВО и ДВО не только спасло от вторжения Монголию и Дальний Восток в предвоенные годы, но и Москву в 41-м. А где Жуков тренировался воевать механизированными группами войск, против превосходящих сил противника? На реке Халхин-Гол! Командуя войсками ЗБВО… Так вот, тамошние дивизии учились воевать с 1929 г. с самого конфликта на КВЖД… А на Западном направлении учиться было нечему и не у кого (не считая пустозвона Тухачевского, проигравшего в прошлом «польскую войну»)…Всё это должен был учитывать ИВС и заставлять генштаб делать плановую ротацию-передислокацию армейских частей в разные части страны: дальневосточников – в Польшу, а «белорусов» – на Дальний Восток. Но… с одной стороны этому мешала территориально-милиционная система комплектования РККА, а с другой – ИВС, не имевший военного образования, слабо знал военные науки, в особенности планирование, а генштаб «валял дурака», надувая щёки, и напевая «если завтра война…». ↩
Стран антигитлеровской коалиции ↩
План У.Черчилля по использованию 3 млн. эсесовцев, сдавшихся англичанам в плен для войны против СССР в составе англо-американской группировки уже после подписания акта об окончании войны в Потсдаме. ↩
Союз советских социалистических стран Европы – «голубой мечты» Л. Бронштейна… о чём бабушка надвое сказала, а вот уж точно привела «мечта» к дополнительным безумным жертвам «европейцев» и граждан СССР с более чем вероятным переходом в ограниченный рамками Европы безумный ядерный конфликт и ещё большему разорению участвующих в этом конфликте стран… ↩
Выражение, приписываемое Шарлю де Голлю (далее по тексту ШДГ). На самом деле, дословно: Когда я достиг вершины власти, то понял, что меня обдувают ледяные ветры государственной необходимости. Шарль Андре́ Жозе́ф Мари́ де Голль (фр. Charles André Joseph Marie de Gaulle; 22 ноября1890, Лилль — 9 ноября 1970, Коломбе-ле-Дёз-Эглиз, деп. Верхняя Марна) — французскийвоенный и государственный деятель, генерал. Во время Второй мировой войны стал символом французского Сопротивления. Основатель и первый президент (1959—1969) Пятой республики. Союзники СССР по антигитлеровской коалиции, после смерти ИВС, за глаза, называли его «королём», «монархом», «французским сталиным». Действия «монарха» вызывали раздражение на Западе. В аппарате Рузвельта открыто говорили о «так называемых свободных французах», «сеющих ядовитую пропаганду»^[13]:177и мешающих ведению войны. 8 ноября 1942 года американские войска высаживаются в Алжире и Марокко и идут на переговоры с местными французскими военачальниками, поддерживавшими Виши. Де Голль пытался убедить руководителей Англии и США, что сотрудничество с вишистами в Алжире приведёт к потере моральной поддержки союзников во Франции. «Соединённые Штаты, — говорил де Голль, — вносят в великие дела элементарные чувства и сложную политику»^[13]:203. Глава Алжира адмирал Франсуа Дарлан, к тому времени уже перешедший на сторону союзников, был убит 24 декабря 1942 года 20-летним французом Фернаном Бонье де Ла Шапелем^[fr], который после быстрого суда был на другой день расстрелян^[27]. Руководство союзников назначает «гражданским и военным главнокомандующим» Алжира генерала армии Анри Жиро. В январе 1943 года на конференции в Касабланке де Голлю становится известным план союзников: подменить руководство «Сражающейся Франции» комитетом во главе с Жиро, в состав которого планировалось включить большое число лиц, поддержавших в своё время правительство Петена. В Касабланке де Голль проявляет вполне понятную непримиримость по отношению к такому плану. Он настаивает на безоговорочном соблюдении национальных интересов страны (в том смысле как их понимали в «Сражающейся Франции»). Это приводит к расколу «Сражающейся Франции» на два крыла: националистическое, во главе с де Голлем (поддерживаемое правительством Великобритании во главе с У. Черчиллем), и проамериканское, группировавшееся вокруг Анри Жиро. 27 мая 1943 года на учредительное конспиративное заседание в Париже собирается Национальный Совет Сопротивления, который (под эгидой де Голля) берёт на себя многие полномочия по организации внутренней борьбы в оккупированной стране. Положение де Голля всё более укреплялось, и Жиро вынужден идти на компромисс: почти синхронно с открытием НСС он приглашает генерала в правящие структуры Алжира. Тот требует немедленного подчинения Жиро (командующего войсками) гражданской власти. Ситуация накаляется. Наконец, 3 июня 1943 года, формируется Французский комитет национального освобождения, во главе которого на равных становятся де Голль и Жиро^[28]. Большинство в нём, однако, получают голлисты, а некоторые приверженцы его соперника (в том числе Кув де Мюрвиль — будущий премьер-министр Пятой республики) — переходят на сторону де Голля. В ноябре 1943 года Жиро был выведен из комитета. 4 июня 1944 года де Голль был вызван Черчиллем в Лондон. Британский премьер заявил о предстоящей высадке союзных войск в Нормандии и, вместе с тем, — о полной поддержке линии Рузвельта на полный диктат воли США. Де Голлю дали понять, что в его услугах не нуждаются. В проекте обращения, написанном генералом Дуайтом Эйзенхауэром, французскому народу предписывалось выполнять все предписания союзного командования «до выборов законных органов власти»; в Вашингтоне деголлевский Комитет не считали таковым. Резкий протест де Голля вынудил Черчилля предоставить ему право выступить перед французами по радио отдельно (а не присоединиться к эйзенхауэровскому тексту). В обращении генерал заявил о легитимности правительства, сформированного «Сражающейся Францией», и решительно выступил против планов подчинить его американскому командованию. С августа 1944 года де Голль — председатель Совета Министров Франции (Временное правительство). Свою недолгую, полуторагодовую деятельность на этом посту он впоследствии характеризует как «спасение». «Спасать» Францию пришлось от планов англо-американского блока: частичной ремилитаризации Германии, исключения Франции из числа великих держав. И в Думбартон-Оксе, на конференции Великих держав по созданию ООН, и на Ялтинской конференции в январе 1945 года представители Франции отсутствуют. Незадолго до ялтинской встречи де Голль отправляется в Москву с целью заключения союза с СССР перед лицом англо-американской опасности. Генерал впервые посетил СССР с 2 по 10 декабря 1944 года, прибыв в Москву через Баку. В последний день этого визита в Кремле Сталин и де Голль подписали договор о «союзе и военной помощи». Значение этого акта было, прежде всего, в возвращении Франции статуса великой державы и признании её в числе государств-победителей. Французский генерал де Латр де Тассиньи вместе с полководцами союзных держав принимает в Карлсхорсте в ночь с 8 на 9 мая 1945 года капитуляцию германских вооружённых сил^[29]. Для Франции были отведены оккупационные зоны в Германии и Австрии. https://ru.wikipedia.org/wiki/Де_Голль,_Шарль#Конфликт_с_союзниками ↩
Указывает не на «дивергентность», а на объективность процесса борьбы и преодоления навязанного НГП атлантического замысла жизнестроя ↩
Аналогично у Де Голля! ↩
Имеется в виду смерть ИВС от кровоизлияния в мозг, возможно, из-за несвоевременно оказанной медицинской помощи, либо отказа её получить от «врачей-отравителей»… ↩
В период с 22 января 1924 года (даты смерти Ленина) до 15 мая (определённый Пленумом ЦК срок окончания «призыва») было подано более 350 тыс. заявлений о вступлении в партию, из них принято около 241 тыс. чел. В результате доля рабочих в РКП(б) возросла с января по май 1924 года с 44 до 60 % соответственно. Из них принятых по «призыву» лиц рабочими было около 92 %, 13 % женщин. По данным исследователя Агурского М., принятые таким образом в партию рабочие были по большей части вчерашними крестьянами, так как большая часть дореволюционного пролетариата растворилась во время Гражданской войны^[3]. Следует отметить, что сам Ленин преподчитал опиратьс на «сознательных» кадровых рабочих со стажем не менее десяти лет, тогда как к концу Гражданской войны их численность резко сократилась. На XI Съезде (1922) Ленин даже объявил, что в России «не осталось» пролетариата, на что Шляпников заметил: «поздравляю вас с тем, что вы являетесь авангардом несуществующего класса»^[4]. В результате «ленинского призыва» численность РКП(б) возросла с XII Съезда в апреле 1922 года до XIII Съезда в мае 1924 года примерно в два раза — с 386 тыс. до 780 тыс. соответственно. На некоторых заводах численность коммунистов увеличилась вдвое, или даже в 4-5 раз. Доля коммунистов увеличилась с 39 человек на 1000 рабочих до 114. В своём отчёте XIII Съезду РКП(б) 24 мая Генеральный секретарь Сталин И.В. подвёл существовавшие на тот момент промежуточные итоги «ленинского призыва»^[5].
- Увеличение численности РКП(б) с 485 тыс. чел. до по крайней мере 680 тыс. чел.;
- Увеличение доли рабочих с 44,9 % до 55,4 %, уменьшение доли крестьян с 25,7 % до 23 %, «служащих и прочих» с 29 % до 21,6 %;
- Уменьшение доли лиц с партстажем до 1905 и до 1916—1917 годов;
- Неопределённое увеличение доли русских («великороссов»), на момент начала «призыва», составлявших, по данным Сталина, 72 % всех коммунистов, незначительное увеличение доли женщин.
Вместе с тем Сталин также отметил, что 60 % «ленинского призыва» являются «политнеграмотными». Исследователь Назаров О. обращает внимание, что «новобранцы ленинского призыва» зачастую не знали даже биографии Ленина: «На заданные вопросы отмечают, что т. Ленин — крестьянин, рабочий Путиловского завода и т.д. Невольно возникает вопрос: где же результат партийной учебы»^[6]. По посвящённым «призыву» материалам Ленинградской парторганизации «Значительное число вступивших… в настоящее время еще является полусырой и необработанной массой, в идеологическом отношении недостаточно выдержанной, легко поддающейся различным влияниям». «Ленинский призыв» на 180 градусов развернул курс ЦК, превратив «элитарную», и относительно небольшую по численности партию, в массовую. Э.Х. Карр называет его заменой «элитарной партии Ленина массовой партией Сталина». Массовые наборы продолжились и далее; к следующему, XIV Съезду, численность РКП(б) превысила 1 млн чел., к 1933 году доросла до 3,5 млн чел. Соответственно увеличивался и состав ЦК, к XVII Съезду 1934 года (в сталинской историографии — «съезд победителей») выросшего до 78 членов и 68 кандидатов в члены, тогда как на первом после прихода к власти VII съезде в 1918 году в состав ЦК было избрано всего лишь 15 членов и 8 кандидатов в члены. В таких условиях ЦК из-за своей многочисленности постепенно потерял управляемость, выдвинув на первое место более узкий орган — Политбюро. По мнению исследователя Дж. Боффа, «ленинский призыв ознаменовал поворотный пункт в создании партии», преодолев «опасность», что «партия постепенно выродится в замкнутую группу активистов, почти целиком поглощенных задачами управления на разных уровнях, а, следовательно, в некую бюрократическую организацию, изолированную от остальной страны». Если первоначально приоритет отдавался рабочим «от станка», с объявлением в 1925 году лозунга «повернёмся лицом к деревне» к 1927 году в партию было принято до 137 тыс. крестьян, также практиковался массовый набор комсомольцев^[7]. По оценке исследователя Восленского М.С., «ленинский призыв» следовало бы назвать не «ленинским», а «сталинским». Половину партии начали составлять карьеристы: Им чужда была поседевшая в ссылках и эмиграции ленинская гвардия, как бы она ни переродилась к тому времени. Новобранцы шли в ряды не тех, кого ссылают, а тех, кто ссылает, шли не совершать революцию, а занимать хорошие места после совершенной революции. Они были потенциально людьми Сталина. На книге «Об основах ленинизма» — своей претензии на роль систематизатора и толкователя теоретических взглядов Ленина — Сталин демонстративно написал: «Ленинскому призыву посвящаю».^[8] Исследователи М. Геллер и А. Некрич приводят оценку современника, утверждавшего, что «новобранцы» «смотрят на партию, как на пирог с начинкой»^[9]. По оценке другого современника, Николая Полетики, к 1925 году в результате массового набора две трети партии начали составлять малообразованные или даже невежественные рабочие «от станка», не разбиравшиеся «ни в большевизме и ленинизме, ни социал- демократизме», зато жаждавшие лишь постов и должностей, и потому послушно голосовавшие за «генеральную линию ЦК», которую представлял Сталин^[10], «98-99 % „ленинского призыва“ в партию были за Сталина, так как именно он открыл им ворота в партию». К моменту начала в 1920-е годы внутри ВКП(б) борьбы за власть, сопровождавшейся ожесточёнными идеологическими дискуссиями, большинство партии начала составлять вчерашняя крестьянская молодёжь, вообще не понимавшая содержания этих дискуссий. В то же время, несмотря на все массовые наборы в партию, у власти вплоть до Большой Чистки 1937—1938 годов всё ещё оставались лица, избранные на высокие посты ещё при жизни Ленина. По данным исследователя Восленского М.С., по состоянию на 1930 год среди секретарей обкомов, крайкомов и ЦК Нацкомпартий доля лиц с дореволюционным партстажем всё ещё составляла 69 %, из делегатов XVIII Съезда 1934 года 80 % вступили в партию до 1920 года. Результатом становится всё сильнее распространяющиеся представления о лицах с дореволюционным партстажем, как о незаслуженно привилегированном слое. Секретарь Сталина Бажанов Б.Г. в своих воспоминаниях утверждает, что подобные представления носили отчётливо антисемитский оттенок. https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1543080#.D0.9F.D1.80.D0.B5.D0.B4.D1.8B.D1.81.D1.82.D0.BE.D1.80.D0.B8.D1.8F↩
Практически все указанные в предыдущей сноске комментаторы не говорят о том, что перед кадровым составом «ленинской партии» и партии «ленинского призыва» исторически стояли разные задачи. Первая, в которую позднее искусно влита вторая, должна была взять валявшуюся от большого ума росионской и росионствующей «элиты» в 1917 году власть в воюющем с внешними явными и неявными врагами государстве для «пятой, но не последней, колонны» троицкизма, практически полностью господствовавшего в ней в силу определённых политических и иных причин при формировании хорошо прикрытых «интересами пролетариата в руской рЭволюции» долгосрочных целей, и выполнить под руководством вождей от троцкизма задачи противоестественные историческим задачам и интересам Русской государственности и Русской цивилизации. Перед второй стояли задачи восстановления Русской государственности и управляемости в ней. При этом весь цимес для первой состоял в том, что нарушалась монополия троцкистов на кадровую политику уже не в масштабах партии, но в масштабах государства с соответстующими последствиями. Нарушался неявный запрет для русских «кухаркиных детей», продлённый в условиях пост-революционности её и его создателями… И именно с этого пункта прямая и открытая борьба за отменённую фактически «перманентную революцию» переносится в кулуары ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ (https://ru.wikipedia.org/wiki/Государственное_политическое_управление_при_НКВД_РСФСР)… как и борьба за кадры и кадровую политику государственности и анти-государственности СССР (РОССИИ). При этом терминология оставалась в политических интересах «истерического момента» той же, а суть становилась иной. ↩
Безсознательная художественно-эмоциональная самоидентификация Сосо была выражена в стихотворении про странствующего певца-пандуриста:Ходил он от дома к дому, Стучась у чужих дверей, Со старым дубовым пандури, С нехитрою песней своей. В напеве его и в песне, Как солнечный луч чиста, Звучала великая правда — Возвышенная мечта. Сердца, превращенные в камень, Заставить биться умел. У многих будил он разум, Дремавший в глубокой тьме. Но люди, забывшие Бога, Хранящие в сердце тьму, Полную чашу отравы Преподнесли ему. Сказали они: “Будь проклят! Пей, осуши до дна… И песня твоя чужда нам, И правда твоя не нужна!” Однако, были и другие стихи, в отличие от первого – опубликованные официально В 1895 г. в тифлисской газете «Иверия» (по-грузински — «Грузия») появились стихи молодого семинариста Сосо Джугашвили «Цвети, родная Иверия! Ликуй, родимый край…» Грузинский литератор националистического направления М.Келенджеридзе включил в своё время в «Грузинскую хрестоматию или сборник лучших образцов грузинской словесности» эти и другие стихи молодого Сосо, в том числе и ярко выраженной «великогрузинской» направленности, а не только про певца «коммунизма» и его «старенький пандури». ↩
См. «Дерзость мечты» https://concept-life.info/the-audacity-of-dreams/ ↩
Они начали приходить ещё раньше – «после победы» в Гражданской войне, о чём В.И. Ленин сетовал в своём докладе III конгрессу Комминтерна, в том смысле, что «их лучше бы расстрелять» – См. выше. ↩
Сейчас страшен не сам по себе «ковид» (вряд ли он страшнее «чёрной оспы»), а та беззащитность граждан, ощущаемая ими, и «безрукость-безголовость» медико-санитарного блока всё ещё «медведевского», по духу и стилю… провала любой серьёзной работы правительства, направленной на сохранение генофонда страны, доведшего «до ручки» своими людоедскими оптимизациями первичное звено здравоохранения – до его полного разрушения, вплоть до ликвидации в некоторых регионах Станций переливания крови (гордости советской медицины – уникального явления в мировом здравоохранении), которые, оказывается нужны для производства кровяной плазмы, переливаемой «ковид»-больным. Вместо этого открыли новый бизнес на производстве и продаже казне ИВЛ, низкая эффективность которых уже статистически доказана… При этом ФАС за год до «пандемии» буквально преследовал отечественных производителей «арбидола» – единственно эффективно применяемого отечественного лекарства…в соотвествии со стандартами ВТО, и,.. в интересах фармацевтических ТНК. Вот такие «борцы» с пан-де-мией… ↩

Источник

Работа над ошибками, которые были неизбежны,
но которые могли бы быть исправлены в будущем

I. Некоторое отступление от марксизма для прояснения в нём умолчаний

II. «Классы» и их «борьба» в Расе-Руси-России

Отступление с большой цитатой из работы «HеЗВАHHЫЙ ГОСТЬ³⁸ в Internet^е-1³⁹…»

Тов. Ленин давал множество определений понятия *диктатура*. Вот только некоторые.

Что же это за звеpь с наших позиций?

III. «Рабочее правительство» и партия «большевиков»

Именно с этой «задумкой Ильича» был связан один из первых декретов Советской власти – «О рабочем контроле».

Каким же был оригинальный текст этого проекта В.И. Ленина? Итак…

«Проект положения о рабочем контроле (Ленин)»

IV. Назад…в будущее-1

V. Диктатура пролетариата «по-сталински»

На этом фоне Бронштейн-Троцкий выглядел уже жалким фокусником-самоучкой!

И.В. Сталин о диктатуре пролетариата в«Вопросах Ленинизма» (25 января1926 г.) Сталин И.В.К вопросам ленинизма

Г.Е. Зиновьев«Рабоче-крестьянский союз и Красная Армия»

Список можно продолжить…

(Окончание следует)

Русский Соборный Управитель 23 марта – 22 мая 2020 г.

Сноски:

Коран. «Различение – Форкан. С25:1 (1). Благословен Тот, Который ниспослал различение Своему (рабу) посланнику, чтобы он стал для миров распространителем (проповедником), – 2 (2). у Которого Власть над небесами и землёй, и не брал Он Себе ребёнка, и не было у Него сотоварища во Власти. Он создал всякую вещь и размерил её мерой.» Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского (с нашими поправками-разъяснениями), поскольку Вседержителю рабов иметь нет никакой необходимости, что и следует прямо из этого текста о различении и смысла его. ↩
https://law.wikireading.ru/3212 48. Понятие и содержание права собственности. Виды собственности. Собственность в римском праве — правовое господство лица над вещью. Элементы права собственности: — dominium — право на законное правомерное господство лица над телесным объектом; — proprieta — право, принадлежащее собственнику, право на принадлежность вещи данному, а не другому лицу. Этому соответствует более поздняя, взятая из «Кодекса Наполеона» «триада прав собственника»: право пользования, извлечение из предмета полезных свойств; право владения – фактическое обладание вещью – буквально «нахождение под рукой», в пределах осязания; право распоряжения – самое главное право собственности – право собственника определять судьбу вещи, вплоть до полного уничтожения. На многие ресурсы планеты (полезные ископаемые, «человеческие ресурсы», животный мир, атмосфера, океан), кажущиеся «дармовыми», на которые у двуногих прямоходящих есть друг для друга какие-то бумажки на «полные права». Уповая на это, двуногие могут легко пересечь «границы Попущения» и оказаться в области «мистики самоуничтожения» – утилизации биоматериала обратно в Мироздание, «для производства более удачной модели», о чём догадываются только ушлые ребята типа Гейтса и Тёрнера (средний круг НГП), а толпари… Отсюда любая ссылка какого-либо нынешнего элитарного толпаря в погонах юриста на «римское право» – полное признание собственной безнравственности и безнравственности всех законов, развитиых на основе такого «права» – права рабовладельцев на рабов, их труд, их будущее и по сути претензия на сохранение этого положения в будущем всего человечества. ↩
Ниже мы поясним, почему в данных предложениях слово империя в кавычках. ↩
Коран. «Различение – Форкан. С25:46 (44). Или ты думаешь, что большинство слышит или разумеет? Они ведь только – как скоты и даже больше сбились с пути. … С2:252 (251). … И если бы не удерживание Аллахом людей друг от друга, то пришла бы в расстройство земля, но Аллах – обладатель благости для миров.» Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского. ↩
Александр (Филлипыч – по русски) с историческим прозвищем Македонский (https://ru.wikipedia.org/wiki/Александр_Македонский) – царь Македонии Александр III Великий, его многоизвестные походы и похождения, включая с упомянутыми и неупомянутыми историей гетерами, лишь только маленькая частность в более широком, глубоком и низкочастном объемлющем процессе противостояния концептуальных центров на «перекрёстке» от современных нам Греции до Индии (и Средней Азии) от Египта до Армянского нагорья и побережья Черного моря на протяжении минимум 4-5 тысяч лет… ↩
В Коране утверждается: «Трапеза». С5:36 Приходили к ним Наши посланники с ясными знамениями. Потом многие из них после этого на земле излишествовали; «Преграды». С7:92 (94). Мы не посылали в селение никакого посланника (пророка) без того, чтобы не поразить обитателей его бедствием и несчастием, – может быть, они смирятся. 93 (95). Потом Мы заменяли (им) зло благом, так что они успокаивались и говорили: «Постигали и отцов наших беда и несчастие» Мы схватывали их внезапно, так что они и не знали! Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского (с нашими поправками). У нашего читателя может возникнуть мнение, что Коран (на который мы уже сослались выше три раза) и Ленин «не вязутся» в одном тексте. И действительно: Ленин публично оглашал войну всякой религии. Но у настоящего ислама (коранического) есть одна тонкость – он ближе всех стоит по смыслу своих сур и аятов к Богу Истинному, говорит о Нем то, Кем-Чем Он является на яву. Коран – это самое мощное оружие религиозно-идеологического уровня против шатии всемирного кагала, а вот марксизм оказался против них слаб, если исторически проиграл троцкизму. Как проигрывает любая эзотерика любой эзотерике, потому что умолчания последней всегда мощнее оглашения первой. А марксизм – это советская (эзотерическая) часть иудаизма, троцкизм же – оглашенная часть (эзотерическая часть религиозного иудаизма). Коран как раз и наставник на истину в своей основе и совпадает с учением марксизма о равенстве всех (пред Богом именно в первую очередь…), но только в этом… Проблема Ленина и всех благонамеренных большевиков в том, что они путали Бога Истинного с церковной иконой, и до них просто не доходило, что церковь и синагога это тот же атеизм, но только идеалистический, который ничем не лучше материалистического – марксизма. Традиционный ислам, который не читает Коран правильно, а живет на суннах – наваждениях имамов – ничем не лучше церквей, хотя деньги в казну не собирает… Неблагонамеренные же «большевики», таковыми их – большевиками, то есть без кавычек навязывают нам понимать уж точно не менее последних 30-40 лет, в декларациях своих разнообразных форм атеизма и другими действиями, особо напирая на алкоголизацию, пытались вытащить общество и государственность СССР на неразрешимый конфликт с иудейским «господом» и подчинёнными ему «господой» и «господами» поменее, а также заблокировать чрез неё обратную связь людей и «простонародья» особо с Всевышним. ↩
Коран. «Семейство Имрана. С3:25 (26). Скажи: «О Боже, царь царств(а)! Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимешь власть, от кого пожелаешь, и возвеличиваешь, кого желаешь, и унижаешь, кого желаешь. В Твоей руке – благо; Ты ведь над каждой вещью мощен!» Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского. Это интерпретация для общества, находящегося на стадии чуть выше родо-племенного строя и бронзового века. Сколько бы не объясняли нам о внешнем вмешательстве в жизни «императоров царской империи» – «хозяев Земли Русской», здесь для них всё было сказано, написано, прочитано, но не услышано… не воспринята «царская информация», касающаяся их самоих лично, не говоря уж о судьбе самой государственности. И здесь не надо говорить о «своей православности» и неправославности ислама, когда далеко немаленькая часть подданных исповедует Ислам – покорность Богу в вере Ему, трудится рядом с «православными» и с ними же участвует в исполнении военных замыслов «Его Царского Величества». Переводы Коран были сделаны совершенно своевременно, коль уж существовала царская личная цензура с момента ликвидации института патриаршества при «анти-христе» Петре Алексеевиче, вливания рпц в структуру царской власти, а также внутреннего идеологического и иного контроля за «православным населением» через те же регулярные промывки мозгов в церквях через проповеди «господства господа» и исповеди наивных прихожан… чем от этих прихожан отличались прошлые цари, бояре, дворяне от нынешних: того же ВВП или «батьки» и «бояр-чиновников» – дворни в церквах на «рождество христово и пасху с «после чуда ежегодного шаббатного снисхождения святого огня в иерусалиме, привезённого к ним», мягко говоря, непонятно разумным. Единственное, что приходит на трезвый ум – контроль за качеством и количеством… но уж больно сладки бла-гос-лов-ления вместе со сла-влениями и поцелуями, возимых и ездящих на современных дорогих подобиях ослов иноземного производства… ↩
Нами здесь не рассматриваются дополнительно. ↩
Об этом говорит опыт пигмеев, папуасов, эскимосов и других народов, пребывавших в условиях родо-общинного строя вплоть до XX в. Иногда некоторые ресурсы можно было просто поднять… ↩
С этим как бЭ не всё так просто. В прошедшую субботу 18.04.2020, после чуда возжжения огня в Иерусаиме, по Пятнице ТВ примерно между 18:00-20:00 прошел фильм о индейцах, живущих в Бразилии на границе с Венесуэлой и не поддавшихся христианизации. В нем и показан современный нам шаманизм в племени, проводимые обряды, которые помогают поддерживать существующий «общественный строй и порядок»…вусе при этом довольны, а кто не доволен, того не показали… ↩
https://ru.wikipedia.org/wiki/Пряслице таковыми могли быть даже Пря́слица (или пря́сло, пря́слень) — грузики в форме диска или невысокого цилиндра со сквозным отверстием по продольной оси, применявшийся для утяжеления ручного веретена и крепления пряжи на нём. … В России пряслица часто находят в составе денежных кладов. Это позволило сделать вывод о том, что они использовались в качестве денег (вероятнее всего, мелкой разменной монеты), особенно в так называемый безмонетный период^[2]. … В Китае, согласно одной из версий, именно пряслица стали прообразом первых монет с квадратным отверстием^[3]. В современной нам инетовской литературе это даже подчёркнуто у В. Бирюка (http://samlib.ru/w/wbirjuk/) в «Звере лютом», без пиетета описывающем отношения между людьми разного социального положения, их обычную жизнь, достигнутый уровень технологий, положение церкви, боярств и князей в период предмонгольсокой власти на Руси и их отношение к «простонародью»… ↩
Такая информация свободно может «циркулировать» в племенных (меж-племенных) ПЭПО-эгрегорах… при условии, если КТО-ТО её туда сгрузит, а особо-чувствительный (сенсорный) элемент этого родового (племенного) ПЭПО «увидит сон» о том, как надо из зелёной руды, выходящей на поверхность земли в лесу, или между скал путём выплавки (ОВ-реакции при сильном нагреве), а затем – ковки получить нужный инструмент, или нож (меч). Тогда это племя «резко вырвется вперёд» и станет главным (может быть даже – гос-подствующим) в группе близлежащих племён… ↩
https://ru.wikipedia.org/wiki/Лаврийские_рудники Лаври́йские рудники́, Лаврионские рудники (греч. Μεταλλεία Λαυρίου) — рудники в Греции, одно из наиболее крупных в эпоху античности месторождений серебра (серебросодержащих полиметаллических руд). … Эксплуатация Лаврийских рудников началась, по-видимому, в конце 4-го тысячелетия до н. э.^[10] (это начало приурочивают к дему Форик (англ.)русск.), хотя твёрдых доказательств столь ранней добычи нет: следы её уничтожены при разработке рудников в последующие эпохи. ↩
Даже очень посредственный в сексуальном отношении, чем нарушался естественный процесс продолжения рода в первую очередь у сильнейшего охотника и воина. ↩
Наверное как у Шахерезады, у которой халиф провёл 1000 и одну ночь? Что при этом совершенно не означало появление потомства от него… ↩
Древнейшими украшениями, которым считается более 100 тысяч лет, для женщин и богинь были ожерелья-бусы, а позднее и бисер, из различных материалов природного и искусственного происхождения: https://ltraditionalist.livejournal.com/963190.htmlhttps://history.wikireading.ru/404370 https://vk.com/@kharkov_rodnoverie-busy-kak-odno-iz-samyh-drevnih-ukrashenii https://juvelirum.ru/vidy-juvelirnyh-izdelij/busy/istoriya-bus/ http://открытаяархеология.рф/finds/мозаичные-бусы https://www.pravda.ru/mysterious/311734-beads/ http://booksburg.net/book.php?book=360660&page=35https://elementy.ru/novosti_nauki/431078/V_Germanii_naydena_samaya_drevnyaya_v_mire_skulptura Мужчины племени словенов в районе Старой Ладоги начиная с VI в. за неимением у них в те времена таких полезных ископаемых как серебра и золота, упражнялись в изготовлении изящных бус, как настоящих предметов искусства. С развитием товарно-денежных отношений с арабами, уже в VIII – IX вв. такое искусство угасает, уступая место серебряным и золотым монетам. Прежние украшения носят в то время уже жёны и дочери «бедных людей», ввиду широкого распространения серебра (в Старой Ладоге этого времни расхожей платёжной единицей был арабский серебряный дерхем) и развития товарно-денежных отношений. https://snegir.org/post/staraya-ladoga-pervaya-stolitsa-drevnej-rusi/ ↩
Наиболее ярко эту переходную форму демонстрируют славянские и древнегерманские племена, где вождями выбирали самых умных (хитрых) соплеменников, при высокой роли в родах женского начала: «валькирии» у германцев, «рожаница» у славян. Богиня Макошь, – символом которой была на небе Венера, где здесь были религиозные охранящие и хранящие обряды, и где были астрономические наблюдения – вопрос обычно не разбирается исследователями в предыдущие и наше времена. Как он в основном не рассматривается историками и исследователями относительно аналогов ещё со времён Шумера «первых и последующих цивилизаций в Междуречья». И те и другие были ПЭПО-эгрегориальными центрами матриархального управления в этих племенах, а вожди (князья – конязь-я) встраивались в эту систему, ублажая «старших матерей» племени драгоценностями и другими подарками, полученными ими в грабительских или оборонительных войнах. А для управления войсками племени выбирали действительно самых сильных и умелых воинов – воевод, которыми «рулили» все кому не лень от рожаниц-берегинь родов, до хитрых князей (если конечно князь был – хитрый – вещий – как Олег). Эта культура сохранилась и при оформлении языческого древнерусского государства. Пример – легенда о «великомудрой» княгине Ольге, разработавшей хитроумную комбинацию с воеводой Свенельдом – тупым варягом, поехавшим «встречать» обоз с данью, сопровождаемый мужем Ольги – князем Ингварем (Игорем – не менее тупым, если не более тупым варягом – сыном Рюрика, который в своё время тоже плохо кончил, так и не спасшись от разъярённых кривичей в наспех построенной им в целях управления данниками словен крепости – Нове-Городе, позднее – Новгороде)… в дорогих праздничных одеждах, чем спровоцировал бунт «старшей дружины» Игоря, перед этим три года проигрывавшей одно сражение за другим во главе с неудачником-«князем Игорем» и «сильно поиздержавшейся» на княжеском довольствии. Ожидаемый бунтстаршей дружины заставил Игоря фактически отдать свою долю в древлянской дани «бунтарям», а самому с подростковой частью (учениками ратному делу – «младшей дружиной») вернуться к своим «лучшим друзьям» – древлянам, которых он совсем недавно уже один раз ограбил … Увидев такой нежданный подарок, древляне быстренько «оприходовали» дружинников-учеников, а самого Игоря подвергли мучительной «волчьей казни». Вместе с тем, древляне, «судя по раскладу», поняли, что Ингварь-неудачник опостылел амбициозной и властной Ольге, и… сделав для неё грязную работу… предложили ей нового мужа – своего князя Мала… Но как жестоко они ошиблись – в обычаях полян, на землях которых располагался Киев, ещё, по всей видимости, не укрепился даже в высших племенных органах патриархат… и посланные древлянские свадебные послы были жестоко убиты, даже не поняв: «за что?». После этой вероломной операции Ольга (для кого пример подавления непокорных, а для кого память о былом…), как настоящая амазонка-воительница внезапно появилась у стен столицы древлян – Изкороестеня и жестоко-бес-пощадно, в духе персидского царя (!) Кира покарала ВСЁ ПЛЕМЯ древлян, ужаснув своих киевских бояр так, что они 15 лет сидели, заткнув языки в куда-то, и лишь подраставший Святослав вселял в них надежду на какую-то «племенную демократию». Для избавления от ненавистной Ольги они были готовы отдать Святославу последнее и снарядить его в какой угодно безнадёжный поход (например – войну с византийским кесарем за болгарский престол) лишь бы пораньше низложить Ольгу, которая всё это время искала опору на стороне, подбирая «нужное ей христианство» от Папы до первосвященника Византии, но… будучи малограмотной, жестоко ошиблась: её эпоха уже прошла – христанство давно «работало» в парадигме патриархата, на котором строилась вся система христианского престолонаследия, не помогло ей и принятие христианства из рук самого кесаря. Самое большое, что он мог ей предложить, очарованный её звериным темпераментом, так это… стать его венчаной женой, но, увы, это не соответствовало духу исповедуемого ею как религии матриархату. ↩
Уже в 19 веке в Африке по сообщению Чернова К.Н. «Суданская инициатива» (http://flibustahezeous3.onion/b/577516 – доступ через программу Тor) у вождя Уганды мать обладала очень большим влиянием в обществе, но при этом была настолько толста, что не могла ходить, поэтому её носили. Да и сейчас данная ситуация мало изменилась, перейдя в другие более «цивилизованные формы» по примеру «белых сахибов». На кабельном ТВ существует целая передача, посвящённая толстякам, толстым женщинам в США, когда семья из трёх человекообразных весит более тонны: их вкусам привычкам и «борьбе» с излишним весом. При этом зачастую относящимся именно к «наиболее угнетаемым» из населения штатов – неграм и метисам, если выражаться как привыкли у нас – «тоталитарно». Представьте себе только на миг хотя бы в самом общем виде без физиологических и иных подробностей, какое количество гадости такое «семейство» выносит на свет Божий… а такие и семейства поменьше весом по всей Планете, а какое количество мусора они вообще создают, включая Океан. В штатах нет даже транспорта, чтобы увезти их в больницу при нынешней «пандемии короновируса» (но, думается, Америка справится, она не была бы Америкой, если бы не смогла создать специальные краны и лифты – поднимают же самолёты на авианосцах, как и специальные структуры – это самые что ни есть настоящие и коренные американы…). Возникает обычный русский вопрос: что делать? Социальные структуры сами справятся, или Выносить на Суд Планеты… И как же тогда Планете на них реагировать, как вводить «в рамки»… ↩
См. Историю персидского царства и других его «современников» ↩
Были в прошлом и достаточно прочные и длительно существовавшие государственные образования, примером чего, скажем, служит цивилизация по берегам Нила – Др. Египта… до сих пор непонятно, как при такой структуре общества были возведены такие циклопические сооружения и в таких количествах: тут что-то не так, либо структура была другой, либо возводили другие, м.б. предшественники, либо не так уж была не развита данная цивилизация в техническом и других областях культуры отношениях, что позволяла себе такого рода затраты, сравнимые ныне с затратами на вооружение государств гораздо более «продвинутых» в создании неустройства на Земле, когда она уже была устроена Аллахом. То же, что лежало в основе под ветхонаветным храмом, до сих пор изучается в тайне от народов Земли… «иудейскими учёными»… ↩
Предыдущая, на алтарь «развития» уже положила несколько миллионов без-словесных и безымянных рабов, в целях укрепления финансового положения, созданного ВЗ-ом ростовщического спрута (ветхозаветный спрут – образ БПА (Э), управляемый НГП). ↩
А при случае безропотно умереть «по воле божией». ↩
См. известную работу В.И. Ленина «Три источника, три составные части марксизма». ↩
Михаи́л Никола́евич Покро́вский (17 (29) августа 1868, Москва — 10 апреля 1932, Москва) — советский историк–марксист, общественный и политический деятель. Лидер советских историков в 1920-е годы^[4], «глава марксистской исторической школы в СССР»^[5]. Член РСДРП(б) с апреля 1905 года. Академик Белорусской АН (1928)^[6]. Академик АН СССР(12.01.1929)^[7]. Захоронен вь Кремлёвской стене.. https://ru.wikipedia.org/wiki/Покровский,_Михаил_Николаевич Его перу принадлежат такие труды как: Покровский M.H. Борьба классов и русская историческая литература. Лекции, читанные в Ком. Ун-те 3–7 мая 1923 г. Пг.: Прибой, 1923; Покровский M.H. Внешняя политики России в XX веке. М.: Ком. Ун-т им. Я.М. Свердлова, 1926; Покровский M.H. Марксизм и особенности исторического развития России. 1922–1925 гг. Л.: Прибой, 1925; Покровский M.H. Октябрьская революция и Антанта. М.; Л.: Гос. изд-во, 1927. ↩
Николай Александрович Рожков (24 октября [5 ноября] 1868 года, Верхотурье, Пермская губерния — 2 февраля 1927 года, Москва) — русский историк и политический деятель. Рожков Н.А. родился в дворянской семье учителя. Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1890), участвовал в студенческом движении. Учился на одном курсе с историком М.Н. Покровским. В 1891—1897 гг. преподавал древние языки в Пермской гимназии. В 1898—1906 гг. был приват-доцентом Московского университета. В 1896 г. сдал магистерский (кандидатский) экзамен, а в 1899 защитил диссертацию на тему «Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в.». Научным оппонентом на защите был его научный руководитель историк В.О. Ключевский. В том же году диссертация вышла отдельной книгой и получила большую Уваровскую премию. В диссертации на большом материале впервые в отечественной историографии анализировался аграрный кризис, поразивший сельское хозяйство Московской Руси во второй половине XVI в. Работа над диссертацией во многом предопределила дальнейшую специализацию Рожкова как историка: экономическая, в особенности аграрная, история, — а также его политические воззрения. Впоследствии Рожков писал, что в процессе подготовки диссертации стал «фактическим марксистом», поскольку убедился, что «экономика дает ключ к пониманию политики». В начале XX в. Рожков — уже автор ряда научных работ и учебников и известный историк. Его статьи публикуются в различных журналах («Жизнь», «Образование», «Мир Божий», «Вестник воспитания») и научных сборниках. В этот же период началось его участие в работе РСДРП. Совместно с А.А. Богдановым и А.В. Луначарским редактировал социал-демократический журнал «Правда». В 1905 г. стал членом РСДРП, примкнув к большевикам. Входил в редакцию газеты «Борьба», издававшейся литературно-лекторской группой Московского комитета РСДРП^[1]. В 1905-06 гг. являлся членом Московского, а в 1906-07 гг. — Петербургского комитета большевиков, сотрудник ряда большевистских изданий. Однако уже в апреле 1906 г. на IV съезде РСДРП в своих взглядах разошелся с Лениным. Последний выдвинул новую аграрную программу РСДРП, предусматривавшую национализацию всех земель после победы революции. Рожков же являлся автором другой большевистской программы («аграрной программы социал-демократии в буржуазной революции»), предусматривавшей безвозмездную передачу т.н. отрезков и вообще всех арендованных крестьянами у помещиков и у государства земель крестьянским общинам. Эта программа была преемственна к прежней программе РСДРП, принятой на II съезде в 1903 г.^[2] Но большинством голосов большевистских депутатов была принята программа Ленина. С 1906 г., после поражения декабрьского (1905 г.) вооруженного восстания в Москве, находился на нелегальном положении. Делегат V съезда РСДРП (1907 г.), на котором был избран в ЦК партии; в 1907—1908 гг. входил в Русское бюро ЦК РСДРП. В апреле 1908 г. был арестован, в 1910 г. сослан в Восточную Сибирь, где пробыл до февраля 1917 г. В ссылке сошелся с группой меньшевиков (И.Г. Церетели, В.С. Войтинский, С.Л. Вайнштейн, Ф.И. Дан и др.) и активно участвовал в совместной работе по выпуску различных журналов («Сибирское обозрение», «Сибирский журнал» и др.). Политические взгляды этой группы отличались от взглядов других социал-демократов. Так, по вопросу войны и мира они осуждали как разные формы «оборончества», которые представляли Г.В. Плеханов и А.Н. Потресов, так и ленинскую формулу «пораженчества». Группа Церетели выступала за мир без аннексий и контрибуций и, вместе с тем указывала на необходимость участия социал-демократов в обороне страны, если война перерастет в борьбу за «самосохранение нации»^[3]. Борис Николаевский, подружившийся с Рожковым в ссылке, впоследствии отмечал о том, как там проходила быстрая эволюция его мировоззрения: «Рожков-историк не мог не подметить огромной важности совершающегося в стране „процесса нарождения культурного капитализма“. Мысль о последнем стала центральной во всех его настроениях, конечно, очень далеко уходивших от правоверного ленинизма… Ленин выступил против него со всей присущей ему резкостью». Самооценка Н.А. Рожкова на протяжении его творческого пути претерпевала явную эволюцию: в начале XX века он характеризовал свою научную позицию как «критический позитивизм» (видимо близко к эмпириокритицизму) или «позитивно-критическое миросозерцание», но уже в 1911 году определенно называл себя марксистом^[4]. Февральская революция 1917 г. застала Рожкова в Новониколаевске (ныне Новосибирск), где он стал товарищем председателя революционного комитета. В марте приехал в Москву, участвовал в создании группы социал-демократов — «объединенцев», одна из целей которых состояла в объединении левых течений и создания широкого революционного фронта. 27 апреля в газете «Пролетарий» в статье «Ответ т. И.И. Степанову» (на статью последнего в газете «Социал-демократ», № 30) Рожков призывал к объединению большевиков и меньшевиков. Выступал с критикой большевиков, не поддерживавших идею объединения. 8 апреля опубликовал «Открытое письмо к Московской конференции большевиков», в котором писал, что «…захватная тактика большевиков… по своим объективным последствиям контрреволюционна теперь, при Временном правительстве, торжественно взявшем на себя обязательства, являющиеся залогом продолжения революции в интересах демократии» («Вперёд», 1917, 8 апреля). Один из основателей Лиги аграрных реформ. 14 апреля в Московском областном бюро Советов РСД сделал доклад об аграрной реформе, в котором предлагал всю землю, за исключением частновладельческой (от 50 до 120 десятин), передать в распоряжение государства. 23 июня в докладе по аграрному вопросу на 2-м Всероссийском съезде Лиги аграрных реформ выступил с идеей национализации крупных и средних землевладений. 17 мая стал товарищем министра почт и телеграфа (министром был И.Г. Церетели). Летом 1917 г. предлагал меньшевикам и эсерам сформировать «чистосоциалистическое» правительство, без кадетов, для которого даже подготовил программу реформ. Спустя несколько лет писал в своем историческом труде, что Временное правительство «бездействовало», а кадеты «занимались неделанием, саботированием программы правительства»^[5]. Когда в августе А.Ф. Керенский составил новое коалиционное правительство, Рожков подал в отставку, принятую 1 августа Временным правительством. Октябрьскую революцию Рожков не поддержал, оценив её как преждевременный антидемократический переворот: …мы видим… главную причину, влиявшую на ход революции: это некультурность, малосознательность, стихийность масс. Эта причина… не вина масс. Она их беда, несчастье России… Такой урок теперь дан большевистской диктатурой: она учит, как не следует делать социалистическую революцию— ^[6] В то же время на чрезвычайном съезде меньшевиков (30 ноября — 7 декабря) вместе с лидерами партии Ю.О. Мартовым и Ф.И. Даном выступил против вооруженной борьбы с большевиками. В течение 1917—1918 гг. много раз выступал с лекциями на политические и экономические темы, выпустил ряд брошюр. Написал ряд статей в газете «Новая жизнь»: 9 января 1918 г. вышла его статья «Довольно безумия», критиковавшая большевиков за разгон Учредительного Собрания; 20 января вышла статья «Советы», оценивавшая Советы как объединяющую силу раздробленных социалистических партий; 9 апреля 1918 г. вышла статья «Плоды продовольственной диктатуры», критиковавшая продовольственную политику Советской власти. 11 января 1919 г. Рожков написал письмо Ленину, в котором призвал отказаться от политики военного коммунизма, ведущей страну к «страшной катастрофе», и ввести рыночные отношения, новую экономическую политику с «социалистической целью»^[7]. Не удовлетворившись ответом Ленина, 4 февраля написал ему второе письмо с похожим содержанием. Фактически ещё ранее, в ряде статей 1918 года, а также статей, написанных в течение 1919—1920 гг., Рожков развивал и пропагандировал идеи НЭПа. В марте 1921 г. был арестован. На допросе заявил, что уверен в гибели Советской власти, но вести борьбу с ней не будет. Был помещен в Петропавловскую крепость, но вскоре выпущен. Вновь арестован в 1922 году по списку членов Объединенного совета профессоров Петрограда. Политбюро ЦК РКП(б) от 26 октября и 7 декабря 1922 года принимало специальные постановления в отношении Рожкова. 26 октября оно постановило выслать ученого за границу. Однако, учитывая его заявление о выходе из партии меньшевиков и его согласие сотрудничать с советской властью, это решение отменили. Ленин предложил заменить высылку за границу ссылкой в Псков с условием держать его под строгим надзором^[8]. В Пскове Рожков преподавал в местном педагогическом институте. По возвращении в Москву летом 1924 г. читал лекции в Академии коммунистического воспитания, в Институте Красной профессуры, в 1-м МГУ, в других вузах. В 1926 г. Рожков был назначен директором Государственного исторического музея. В последние годы жизни ученый работал над своим наиболее крупным трудом — двенадцатитомной «Русской историей в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики)» (т. 1-12, 1918—1926), который завершил незадолго до своей смерти 2 февраля 1927 г. https://ru.wikipedia.org/wiki/Рожков,_Николай_Александрович ↩
Была активным участником «платформы четырёх» – См. Равиль Байбурин. Сталин против Зиновьева и Каменева https://www.proza.ru/2017/12/23/442 ↩
Велихов Л.А. Основы городского хозяйства. Общее учение о городе, его управлении, финансах и методах хозяйства. М.; Л., 1928. ↩
Центральный Государственный архив древних актов СССР ↩
Центральный Государственный исторический архив СССР ↩
См. Например: Горловский М.А. История городской реформы 1870 г. в России; Ученые записки Уральского гос. ун-та им. А.М. Горького, 1948, вып.5. Горловский М.А. Из истории городского управления Екатеринбурга нач. 70-х годов XIX века // Вопросы истории Урала. Свердловск, 1958; Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж, 1969; , 1992; Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного. М, 1960; Марголин С.Л. Оборона Русского государства от татарских набегов в конце XVI века // Тр. Гос. Исторического музея. М., 1948.; Рашин А.Г. Население России за 100 лет. М.,1956; Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30–50-х годов XVI в. М.; Л., 1958; Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М, 1962. ↩
Белгородская засечная черта, охраняемая специальной пограничной армией – «белгородским разрядым полком». – См. Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI в. Воронеж ↩
По марксистстской классификации – «архаико-патриархальной» ↩
Этому так же способствовала трёх-летняя засуха, в результате которой разорились миллионы крестьянских семей, которые переселялись в города, где их главы могли хоть как-то прокормиться… ↩
На этот же псевдоним претендовал и Троцкий (https://ru.wikipedia.org/wiki/Троцкий,_Лев_Давидович) ↩
Купеческая по составу городская Дума губернского Орла в начале XX в. так и не смогла решить вопрос со строительством и пуском городской трамвайной линии и холопствовала по этому предмету перед бельгийским акционерным обществом, которому передала в концессию городской транспорт. Бельгийцы должны были разработать проект, купить подвижной состав, проложить пути, поставить троллеи, построить и пустить силовую электростанцию… и конечно получать прибыль, а подавлящая часть орловских горожан вынуждена была ходить по десять вёрст пешком в один конец из-за дороговизны трамвайных билетов. Было ли им за что любить власти и «русский капитал»? Ответом на это стал 1917 г. ↩
Минуя классический западный конкурентный капитализм, основанный на применении исключительно национального (протекционизм XVIII в.) частного капитала. ↩
За это полную историко-мировоззренческую ответственность несёт марксизм как система взглядов на окружающий мир и общество людей, управляемо выведенное в парадигму «борьбы классов». То есть из первого определения понятия следует, что Ленин при написании работы «Государство и революция» находился при вполне определённом психическом состоянии временно или постоянно. С момента смерти его брата, его товарищей… либо это наведено его окружением, всосавшим войну со всеми из утробы через кровь и далее с молоком матери. И получается, что работая сам на идеологическом приоритете в партии, был загнан на требование к другим действовать именно на 6 приоритете… Либо нельзя сбрасывать со счетов, что ситуация действий окружением (их понимание), загоняющая в подполье и в ссылку, интересную ссылку кстати, для дворянина – не позволяла действовать открыто?.. Либо – интуитивное понимание представителей власти, как минимум, разложения системы управления царской Россией – империей по названию, а не долженствующей сути, вело именно, подгоняемое и извне, к ревситуации. Понимал ли В.И., кто его с партией загоняет и куда… и для него ли эта ситуация создаётся… писал ли он о таковом понимании своём пусть и вторым-третьим планом??. ↩
Понятие *GHOST* [25:315] (. Аpакин В.Д., Выгодская З.С., Ильина H.H. Англо-pусский словаpь. Около 35.000 слов. Изд. 8-е испp. и доп. – М.: “Сов. Энциклопедия”, 1970.-848с. Тиpаж 200 000 экз.) 1) пpивидение, пpизpак; дух; тень (умеpшего)… 2) легкий след (чего-л.), намек… 3) фактический автоp, тайно pаботающий для дpугого лица… ↩
… Впеpвые основная мысль данной статьи была изложена публично на очеpедном заседании “Клуба политических дискуссий” в Областной библиотеке им. H.А. Добpолюбова (во втоpник 29 декабpя 1998 г., г. Аpхангельск) в пpисутствии пpедставителей pазного pода политических паpтий и движений. ↩
(Салтыков-Щедрин М.Е. Рассказы/Сост., автор вступ. Статьи и примеч. М.С. Горячкина. – М.: Современник, 1989. – 493 с.; портр. – (Классическая б-ка «Современника») Тираж 300000 (101001-200000) экз. Цена 2 руб. 60 коп.) Тов. ЛЕНИН отказался обсуждать с К. КАУТСКИМ проблему, поставленную явно последним в книге “Возникновение христианства” (Каутский К. “Происхождение христианства”: Пер. с нем. – М.: Политиздат, 1990. – 463 с. Тираж 200 000 экз.): “роль Еврейства в наднациональном управлении и распространении ростовщичества”. Но Владимир Ильич в своей полемике (одностоpонней) с К. Каутским [*:304] (“Пpолетаpская pеволюция и pенегат Каутский”) попpосил дать ОПРЕДЕЛЕHИЕ понятия “диктатуpа”. ↩
Доведение стpуктуpного упpавления до абсолюта показано в идеальном виде в фильме “Ее звали Hикита”, идущем <шедшем во время написания работы> каждое воскpесенье с повтоpом в понедельник (с купюpами) по телеканалу HТВ. Идеальная оpганизация, пpотивостоящая глобальному теppоpизму, сама потому и существует, что часть агентов в ней не пpевpатилась в абсолютных pоботов. По умолчанию в этом фильме показано, что всплески глобального теppоpа иницииpованы стpуктуpой толпо-“элитаpизма”. Боpьба же со своим собственным отpажением ведется постоянно на гpани фола – уничтожения человечества в целом. И с опасным запаздыванием без запаса вpемени, по факту действий, а не по пpогнозу и без нейтpализации пpичин, поpождающих зло. Это им не дано… ↩
*импеpия* [<лат. imperium власть, госудаpство]… [27:231] (Совpеменный словаpь иностpанных слов:/Изд-во Рус. яз. – Ок. 20000 слов.- М.:”Рус.яз.”, 1993. – 740 с. Тиpаж 120060 экз.) – в данном случае госудаpство, имеющее собственную политическую власть с тенденцией к пpоявлению собственной концептуальной власти. Распpостpанение этого понятия на госудаpство, имеющего колонии, – инвеpсия. Метpополия может быть и pассpедоточенной, а с такой позиции – неуязвимой. Этим объясняется ненависть к этому понятию хозяев метpополии “Запада” и их “шестеpок” – миpового евpейства, пpоявляемая в СМИ (ненависть к потенциальным конкуpентам и к тем, кто готовится сломать глобальный толпо-“элитаpизм”). И соответствующее отношение к нашим истоpическим личностям, стpоившим самовластие (а не цезаpизм любого толка) – Российскую Импеpию: И. Гpозному, … , И.В. Сталину. Отвратительным обpазцом такого pода п а д а л и в сценическом искусстве служит “Опеpа Сеpгея Слонимского “Видение Иоанна Гpозного”, пpемьеpа котоpой на днях состоялась в Самаpе…” Участие в ее подготовке пpинял “великий защитник Белого Дома” (в Москве) в 1991 году – муж Галины Вишневской [28:7] (Аpхангельская областная газета “Пpавда Севеpа” N 37 (23318) от п я т н и ц ы 26 февpаля 1999 года. – 4 с. Тиpаж 25 430 экз.). По техническим пpичинам местного телепеpедающего центpа данная опеpа тpанслиpовалась по телеканалу “Культуpа” 02 маpта 1999 года в 18:55 и 20:50 без звука. Также без звука пpедставляли опеpу БЕЛЗА, губеpнатоp ТИТОВ, муж Галины и еще кто-то менее известная. Отсутствие звука позволило следить за игpой без отключения “стоpожа” музыкой и пением. Индивидуальное воспpиятие с включенным “стоpожем” отождествило сцены и игpы аpтистов-певцов и певиц с чуть пpикpытом индивидуальным и гpупповым сексом и стpиптизмом, коллективными и индивидуальными дpаками, бойней, базаpом и сбpодом в буйном состоянии в “элитаpных” одеяниях и без оных. Пеpиодически все это покpывалось гологpафической каpтиной “богоматеpи” с младенцем на pуках в ГОЛУБОЙ окpаске. Кpоме безумствующей толпы на сцене нет ничего, даже истоpии. Шапку “Мономаха” и Тpон пеpекидывают как на баскетбольном поле от игpока к игpоку, от задницы к заднице. Hо главное. Пpямая тpансляция на всю РФ пpоведена в канун, а фактически в вечеp 46-й годовщины убийства И.В. СТАЛИHА. Заключение: на экpан пpоециpовался чистейший, без всяких пpимесей, животный СТРОЙ (терминологически более правильно на настоящий момент, то есть на 04.11.2003 года, – тип) психики автоpов, чей МСТ – близок к 0000. Уже по одной этой пpичине за жизни создателей этого “чуда” ныне нельзя дать даже ломанного гpоша… ↩
см. “Мhpтвая Вода”[2:80 и далее] (Внутpенний Пpедиктоp СССР. МhРТВАЯ ВОДА. Ч.I,II. Редакция 1998 г. КИТЕЖ – Деpжавный гpад России. – М.: Изд-во “Московский коммеpческий унивеpситет”, 1998.-378с. (ч.I), 418с. (ч.II). Тиpаж и цена не указаны, предположительно, 10000 экз.). Нам позволительно было слегка изменить правописание названия данной работы в соответствии с более поздним пониманием названия одной из сказок А.С. Пушкина. ↩
Это поймёт уже после смерти В.И. Ленина И.В. Джугашвили-Сталин, но будет вынужден реагировать на это в режиме ПАМ, а это уже – стратегически проигрышно. При этом перейти в режим П-К ему просто не позволили, быстренько организовав Вторую мировую войну руками шайбес-гоя А. Шикльгрубора («тожесоциалиста»). ↩
Которая не учитывала эгрегориальный и «душевный» компонент ↩
Логинов В.Т. «Владимир Ленин. Выбор пути: Биография. (https://nemaloknig.com/downloadbook-fb2-127862/), https://commons.m.wikimedia.org/wiki/File:Аттестат_зрелости_В.И.Ленина.JPG ↩
«Мирового масштаба», как сказал бы киногерой Петька из к/ф «Чапаев». ↩
Этого не требовал гимназический курс, который проходил В.И. Ульянов – там зубрили «закон божий», три языка, «естественные» науки – прямо как ЩАС… ↩
Марксизм по этому поводу вообще ничего не говорил, кроме общих фраз о «сломе буржуазной государственной машины» ↩
В.И. Ленин. ПСС. Т. 34. С. 305-307 ↩
https://jeteraconte.livejournal.com/383373.html ↩
Милютин В.П. https://ru.wikipedia.org/wiki/Милютин,_Владимир_Павлович ↩
М.А. Лурье https://ru.wikipedia.org/wiki/Юрий_Ларин_(революционер) ↩
Тогда ещё его председателем был «печально известный» оглашением планов вооружённого восстания Л.Б. Каменев ↩
Здесь достаточно чётко видно понимание вопросов управления Лениным и отсутствия в то время у него и большевизма теории управления обществом в современном нам понимании. ↩
Ленин, В.И. Полное собрание сочинений. — 5-е изд. — М.: Политиздат, 1974. — Т. 36. Март — июль 1918. ↩
Мнение админов сайта «Викитека» https://ru.wikisource.org/wiki/Проект_положения_о_рабочем_контроле_(Ленин) ↩
Написано 26 или 27 октября (8 или 9 ноября) 1917 г. Впервые напечатано в 1929 г. во 2-3 изданиях Сочинений В. И. Ленина, том XXII. Печатается по рукописи ↩
Таким образом в БОЦУ – блок оптимизации целей управления блока «партийных» регионов, кроме ленинского модуля, попали и меньшевистские (иудейско-кагальские) и троцкистские и «народнические» модули. ↩
Далеко «не простая фигура», отнесённая «редактором» Л. Бронштейном, издававшим в начале 20-х гг. труды теоретиков РКП(б). Его «книжки» то же были не так безобидны, а касались направлений не только будущих социалистических преобразований, извращая их ленинско-большевистский смысл, но «проблемы цивилизационной значимости» – см. ниже. Представляли ли они собой разные структуры кагала и над кагальных структур… скорее всего, и даже более того – разноуровневые пешки, ДА… если судить по участию семейки «свердловых» в тривиальном кагальном кидке, хотя и сверх-крупном казнокрадстве золотого запаса Республики. Когда один из братков создавал условия, другой был контролёром, а третий к этому времени готовил в северо-американском банке местечко для маленькой дольки от куша… к тому же и «по мелочишке» и при подделке документов оные карманники отметились. В этом отношении Л.Д. Бронштейн (https://ru.wikipedia.org/wiki/Троцкий,_Лев_Давидович) представлял тех, кто ставил гораздо крупнее, то есть хозяев уже созданной ФРС – шел ВА–БАНК, замахиваясь на все богатства РОССИИ и её территории… пусть на этот раз ВСЕ сорвалось. Вот за это-то все сорвалось… Л.Д. был списан с парохода «Ильич» – бывший «Николай II», шедшим спецрейсом из Одессы к друзьям-младотуркам, посмотреть на Константинополь по пути на Принцевы острова, далее везде во Францию, Норвегию и Мексику, а вдруг что выгорит у организатора… а затем «главный», по его же собственным словам, организатор Октябрьского переворота 17 года был сдан и полностью слит «горцами» за недееспособностью. Те ж, кто организовывал такую турпоездку, для передачи через их же машиаха и принца, в полном соответствии со лживыми «Протоколами заседаний сионских мудрецов…» правильно кодированного привета, были бА-Альшие шутники (https://ru.wikipedia.org/wiki/Совещание_на_Принцевых_островах). Был ли сигнал правильно понят, трудно сказать, но он был повторён позднее при встрече с Г. Уэллсом – английским писателем с навигатором Сталиным в развёрнутом виде… Ларин Ю. Рабочие нефтяного дела. М., 1909; Ларин Ю. Борьба за пищу.Пг., 1916; Ларин Ю. Трудовая повинность и рабочий контроль. М., 1918; Ларин Ю. Крестьяне и рабочие в русской революции. Пг., 1918; Ларин Ю., Крицман Л.Н. Очерк хозяйственной жизни и организации народного хо-зяйства Советской России (1917–1920). М., 1920; Ларин Ю. Итоги, пути и выводы новой экономической политики. М., 1923; Ларин Ю. Экономика досоветской деревни. М.; Л., 1926; Ларин Ю. Частный капитал в СССР. М.:Госиздат, 1927; Ларин Ю. Государственный капитализм военного времени в Германии (1914–1918). М., 1928. Впоследствии, его зять по падчерице Н.И. Бухарин, старательно «вымарывал» его труды отовсюду, куда их напрявлял Лурье, видимо что-то предчувствуя… ↩
Я.М. Свердлов Родился 22 мая (3 июня) 1885 года в Нижнем Новгороде в еврейской семье мещан из г. Полоцка Витебской губернии[5].https://ru.wikipedia.org/wiki/Свердлов,_Яков_Михайлович Рассматривая такие политические фигуры, каждый из читающих должен хорошо понимать главное – это всего лишь активные представители в основном кагала: местечкового, районного или более крупного калибра, подчиняющиеся строгой кагальной дисциплине со строгой ответственностью как за порученное, так и за взятое на себя… и не более, в отличие от того, что нам пытались, пытаются и будут пытаться показать. Конкретного Я.М. Свердлова и его деятельность на протяжении долгого времени сопровождает странная фигура «гениального пролетарского писателя» А.М. Горького (Пешкова). ↩
Вчерашним неквалифицированным подмастерьем и квалифицированным, опытным мастером, сызмальства занимающимся ремеслом. ↩
*нация* – истоpически сложившаяся, самоупpавляемая общность, стpемящихся к Богодеpжавию людей, пpоживающих на единой теppитоpии, замкнутая пpямыми и обpатными связями на всех уpовнях обобщенных сpедств упpавления (оpужия) на внутpеннюю концептуальную власть, имеющую тенденцию к pасшиpению социальной базы упpавленческого коpпуса до гpаниц общности на основе личной нpавственности и демонополизации упpавленческого знания; нация несет максимально возможный уpовень ответственности – глобальный – за наpушение естественного хода (упpавляемых высшими уpовнями иеpаpхии) общепpиpодных, объемлющих для социального уpовня, пpоцессов, за выживание pода Человеческого и в целях: воспpоизводства каждого (pавного) из составляющих наpодов с максимально возможной полнотой видов деятельности в них и себя в целом без этнического pазделения тpуда, укpепления семьи и ее миpовоззpенческо-методологической воспитательной pоли в обществе (госудаpстве), сбеpежения культуpы, языков (языка общения), духовности и хаpактеpа. Данное опpеделение нации необходимо пpименять для истоpического пеpиода слома Библейской концепции (Цаpства Звеpя – по Апокалипсису), т.е. вpемени толпо-“элитаpного устpойства общества, и пеpехода к упpавлению по Концепции социальной спpаведливости (Цаpства Человека – по Апокалипсису). Данное опpеделение “нации” впеpвые было обнаpодовано в Материалах региональной (Северо-Запад) научно-практической Конференции “РОССИЯ В ГЛОБАЛЬНОМ ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ” (по книге “МhРТВАЯ ВОДА”) 21 мая 1994 г., Санкт-Петеpбуpг. Еврейство не подходит не только под выше приведенное определение понятия “нация”, но и под определение, данное И.В. Сталиным в 1913 году в работе “Марксизм и национальный вопрос” (И.В. СТАЛИН. СОЧИНЕНИЯ. Том 2. 1907 – 1913. – М.: ИНСТИТУТ МАРКСА – ЭНГЕЛЬСА – ЛЕНИНА при ЦК ВКП(б). ОГИЗ, 1946. – 427 с. Тираж 500.000 экз. “Марксизм и национальный вопрос” (с. 290-367)) В истории человечества существовали и существуют разные устойчивые исторически сложившиеся общности людей, которые ныне подводятся под единое определение “ЭТНОСА”: семьи, роды, племена, народности, народы, национальности, нации, касты*¹, кланы*², религиозные общины, профессиональные союзы (цеха, гильдии, банды, мафии*³), классы, государства. Из всего многообразия общностей к еврейству более всего подходят термины б а н д а, м а ф и я. Общее между ними: – имеют развитую систему опознования “свой – чужой”. Хотя ЗАКОН и не запрещает национальной самоидентификации, гой и шабес-гой не может “само-идентифицироваться”, как Сергей ДОРЕНКО*⁴, в еврея. Еврей может и виз-“жид”, когда это право у него отнимают…; – первый способ защиты в о р а, совершившего ограбление в толпе – крик: “Держи вора!” Чтобы замаскировать ЕДИНСТВЕННЫЙ реально существующий “национализм” – СИОНО-НАЦИЗМ, представляющийся во-вне ИНТЕРнационализмом, еврей готов любого и любую нацию обвинить в национализме. Отсюда особые МЕЖДУ-народные права еврейства и стояние НАД народами. Расизм в Израиле и Арабской Палестине – модель будущего мира: ГЕНОЦИД в РОССИИ – еще один этап отработки этой модели; – рассеяны среди людей, избегают ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО труда, особенно тяжелого физического и во вредных условиях (кроме полиграфического), хотя внешне респектабельны; желают, чтобы все народы и нации были рассеяны и перемешаны, превратились в кочевников [82:7] (. “Элементы” N 2 – 1992, М.: “Артогея”. Тираж 30.000 экз.); – банда сплочена, в ней нет борьбы за социальную справедливость*⁵. “Шестерка” никогда не скажет слова против “пахана”-равина. Бедный еврей борется за социальную справедливость в любой стране до последнего гоя, всегда вне еврейства и не в ущерб МИРОВОМУ богатому еврейству. Крупная еврейская буржуазия и банкиры не только не страдали, но и содействовали погромам; – в банде практикуются клички, чтобы избежать поношения истинного имени в обществе. Евреи обожают псевдонимы (Беня Крик, Лева Троцкий, Зиновьев, Алексий II, Ковалев, Козырев, Примаков, Якунин…), криптографию имен и фамилий; – нормальные люди не тычут в глаза бандиту, что он бандит. Бандиты маскируются под нормальных людей, не связанных с уголовщиной. Только еврею “неприлично” указывать на его “национальность” и только для еврея вопрос “самоидентификации” – первый вопрос национальной политики любого государства, кроме Израиля. Напоминание еврею, что он еврей, ведет к террору от обвинений в “черносотенстве”, шовинизме, АНТИгуманизме, фашизме, до убийств отдельных людей (Пушкин, Лермонтов, Есенин, Иван Грозный, И.В. Сталин, И. Тальков <оценка его во время написания работы> …)*⁶; – УПРАВЛЕНИЕ БАНДОЙ на низких уровнях бесструктурное, через деньги. На высших уровнях – структурное. Аналогично евреи: низшие уровни еврейства выводятся через деньги на нужные посты в разного рода структурах национальных обществ; при необходимости идет перераспределение доходов через банду – еврейскую общину (можно повторно вспомнить “тумбочку с деньгами” от Суворова-Резуна, которую он и все его начальство “расколоть” принципиально не в состоянии по одной причине. Сами ходят в “шестерках” и кормятся из той же “тумбочки с деньгами”: см. [17] (Сувоpов В. Очищение: Зачем Сталин обезглавил свою аpмию? – М.: ООО “Фиpма “Издательство АСТ””, 1998. – 480 с. Тиpаж 10 000 экз.) На высших уровнях управление структурное – раввинат, масонство, транснациональные банки, советники и помощники президентов; – уголовщина надсмехается над тружениками. Все “герои”*⁷ “райкиных”, “жванецких”, других “заслуженных и пока еще не очень заслуженных работников культуры на сцене развлечений” и прочих эстрадных половых отвлекателей – гои-труженики, – ни одного еврея; – банда сплочена, в том числе ритуалами “круговой поруки”, часто кровавой. На протяжении веков народы, в среде которых живут евреи, фиксировали случаи ритуальных убийств, предписываемых ортодоксальным иудаизмом [83-85] (83. В.И.Даль. Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их. (Напечатано по приказанию г. Министра Внутренних Дел). 1846 г. В книге: Кровь в верованиях и суевериях человечества. Сборник. СПб.: “София”, 1995. – 480 с. Составл., примеч. Бойков В.Ф. Тираж 10.000 экз. (с. 369-444). 84. Журнал “Молодая гвардия” N 11, М.: “Молодая гвардия” 1991, 288 с. Тираж 410.000 экз. “Л.Б.” “Ритуальные убийства: миф как реальность?” Не ссылаемся на страницы, чтобы желающие могли составить целостное впечатление. 85. Розанов В.В. Собрание сочинений. Сахарна (Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови) /Под общ. ред. А.Н. Николюкина. – М.: Республика, 1998. – 462 с. Тираж 5000 экз.); – бандиту нужны права человека: свободы перемещения, справедливого суда, права проводить своих представителей в органы политической власти. Евреи – первые космополиты, им нужна “политическая эмансипация”, права человека, гуманизм, чтобы не могла повториться ситуация растрела на месте мародеров и маркитантов*⁸ в осажденной Москве 1941 года. Видимо, самый первый космополит в истории библейской цивилизации – это Иосиф, которому это право дано Лионом Фейхтвангером – “немецким” евреем в его художественной книге [86] (Фейхтвангер Л. Собрание сочинений. В :-ти т. Т.4. Иудейская война; Испанская баллада: Романы: Пер. с нем. /Редкол.: А.Дмитриев, Д. Затонский, Н. Литвинец и др.; Коммент. Н. Новиковой. – М.: Худож. лит., 1989. 782 с. Тираж 400.000 экз.) Нет необходимости сметь перечить и отнимать у “бедного” еврея это право. Все это можно примерить к еврейству, но нельзя примерить ни к одной нации. Поэтому, чтобы гои не могли понять этого, народы превращали в толпу: винопитием, табакокурением, голодом, … философствованием, а “элиту”, которая начинала выходить из-под контроля в обход сознания, “чистили”, “прореживали” в бесконечных войнах, бунтах, восстаниях и революциях. Оставшихся вписывали на генетическом уровне: через обжираловку, разврат, беспорядочные, неконтролируемые кланами гоев, внебрачные связи и меж-национальные браки с межнационалами*⁹. Усохший остаток процеживали через благонамеренность, либерализм, чистоплюйство и нигилизм – массовые формы социальной истерии и идиотизма. Оставшийся мизер (не в темную) покупали совсем за дешево деньгами (500 “баксов” Сороса*¹⁰ – “красная цена” за дерьмовую душу и тщедушное тело “мыслящего”) или записывали на постройку “храма” – учениками, которые ныне строят в очередной раз храм Христа-спасителя (по масонскому плану [87] (Новиков В.И. Масонство и русская культура. – Москва: Международный центр гуманитарного и культурного сотрудничества “Мегаконтакт”. 1993. – 64 с. Тираж не указан. На стр. 34 сказано: “Как почти все профессора Академии художеств, Витберг входил в ложу “Астрея”. (Глава: “Строитель храма Христа-Спасителя”).) и синагогу – на Поклонной горе (открытую с участием, тогда еще премьера ЧВС – поволжкого немца с казацкой фамилией жены, как сообщили сами евреи с НTВ) – защитникам, описанным евреем Эфраимом Севелой в книге “Моня Цацхес – знаменосец” [88]. А если бы так воевали русские солдаты и полководцы [89]… , где бы учились современные “поклонники истины и бытия”. ↩
О чём он потом будет сожалеть в феврале 1918 г. в “Очередных задачах…» ↩
Если предположить нечто фантастическое – знание им КОБ-ДОТУ ↩
Известный как раскрытый ВЧК под руководством ФЭД осенью 1918 г. «заговор послов», во главе с посланником Британии, высокопоставленным офицером «Интелленджинс сервисес» Б. Локкартом. По Заговору трёх послов, или Заговору Локкарта. ЗаговорБрюса Локкарта, (заговор послов) раскрытый в августе 1918 года ВЧК, вместе с покушением на В.И. Ленина. Руководствуясь именно этим расследованием, 5 сентября Совет народных комиссаров РСФСР под руководством Якова-Аарона Свердлова издал декрет о начале красного террора. ↩
Подозрительно синхронно с британской разведкой, «работавшей» в этот момент с Савинковым, что указует на единый сценарный центр антиленинского (антибольшевистского) заговора. ↩
Это подчёркивают многие пост “перестроечные» расследования, указывающие на странные обстоятельства, особенно на быстрое, без суда и следствия уничтожение полуслепой «террористки» Ф. Каплан, которую просто толкнули в толпу рабочих, окруживших В.И. Ленина на заводе Михельсона, вложив в руку револьвер. Стрелявших с разных позиций, как следовало из баллистической экспертизы «нашего времени», было минимум трое, которые в наступивших сумерках позорно «мазали», ни разу «контрольно» не попав в голову. Сама же Каплан, как следовало из осмотра оружия сделала всего один выстрел…но пули её револьвера «в Ленине» не оказалось («…При обыске у Каплан обнаружили браунинг № 150489… https://ru.wikipedia.org/wiki/Каплан,_Фанни_Ефимовна). 30 августа 1918 года на заводе Михельсона^[8] в Замоскворецком районе Москвы состоялся митинг рабочих. На нём выступал Владимир Ленин. После митинга во дворе завода он был ранен несколькими выстрелами. По сообщению шофёра Ленина, первым делом, придя в себя, тот спросил: «Поймали его?» (что толкуется в пользу того, что, по мнению самого Ленина, стрелял в него мужчина)^[9]. Каплан была арестована тут же, на трамвайной остановке на Большой Серпуховской улице. Арестовавшему её рабочему Иванову она заявила, что это она стреляла в Ленина. По словам Иванова, на вопрос, по чьему приказанию это было сделано, она ответила: «По предложению социалистов-революционеров. Я исполнила свой долг с доблестью и помру с доблестью»^[10]. При обыске у Каплан обнаружили браунинг № 150489, железнодорожный билет, деньги и личные вещи. На допросах она заявляла, что крайне отрицательно отнеслась к Октябрьской революции, стояла и сейчас стоит за созыв Учредительного собрания. Решение о покушении на Ленина приняла в Симферополе в феврале 1918 года (после роспуска Учредительного собрания); считает Ленина предателем революции и уверена, что его действия «удаляют идею социализма на десятки лет»; покушение совершила «от себя лично», а не по поручению какой-либо партии. Приехала я на митинг часов в восемь. Кто мне дал револьвер, не скажу. У меня никакого железнодорожного билета не было. В Томилине я не была. У меня никакого билета профсоюзного союза не было. Давно уже не служу. Откуда у меня деньги, я отвечать не буду. Я уже сказала, что фамилия моя Каплан одиннадцать лет. Стреляла я по убеждению. Я подтверждаю, что я говорила, что я приехала из Крыма. Связан ли мой социализм со Скоропадским, я отвечать не буду. Я никакой женщине не говорила, что «для нас неудача». Я не слышала ничего про организацию террористов, связанную с Савинковым. Говорить об этом не хочу. Есть ли у меня знакомые среди арестованных Чрезвычайной комиссией, не знаю. При мне никого из знакомых в Крыму не погибло. К теперешней власти на Украине отношусь отрицательно. Как отношусь к Самарской и Архангельской власти, не хочу отвечать. — Допрашивал народный комиссар юстиции Дмитрий Курский (Следственное дело № 2162)^[11] https://ru.wikipedia.org/wiki/Каплан,_Фанни_Ефимовна Все решения по «скоропостижному» расстрелу «террористки Каплан» исходили от «товарища Свердлова», который так же передал странную телефонограмму из аппарата ВЦИК по губернским исполкомам Советов «о покушении на тов. Ленина» и призывом к «красному террору», примерно за час до известных событий на заводе Михельсона. Что это была за «революционная личность» свидетельствует один любопытный документ НКВД времён Генриха Ягоды . В 1994 году в Российском государственном архиве новейшей истории было обнаружено письмо Г.Г. Ягоды к Сталину от 27 июля 1935 года^{[прим. 5]}, в котором Ягода сообщал, что на складе коменданта Кремля обнаружен личный сейф Свердлова, который не вскрывался все 16 лет, прошедшие с его смерти. Там оказались золотые монеты царской чеканки на астрономическую сумму (108 525 рублей), свыше семисот золотых изделий с драгоценными камнями, множество бланков паспортов и заполненных паспортов на имя самого Свердлова и никому не известных лиц, облигации царского времени и пр. Сов. секретно. Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину. На инвентарных складах коменданта Московского Кремля хранился в запертом виде несгораемый шкаф покойного Якова Михайловича Свердлова. Ключи от шкафа были утеряны. 26 июля с/г этот шкаф был нами вскрыт и в нем оказалось: 1. Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108 525) рублей. 2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, семьсот пять (705) предметов. 3. Семь чистых бланков паспортов царского образца. 4. Семь паспортов, заполненных на следующие имена: а) Свердлова Якова Михайловича б) Гуревич-Цецилии Ольги в) Григорьевой Екатерины Сергеевны г) княгини Барятинской Елены Михайловны д) Ползикова Сергея Константиновича е) Романюк Анны Павловны ж) Кленочкина Ивана Григорьевича 5. Годичный паспорт на имя Горена Адам Антоновича 6. Немецкий паспорт на имя Сталь Елены. Кроме того, обнаружено кредитных царских билетов всего на семьсот пятьдесят тысяч (750 000) рублей». — Опубликовано историком-архивистом В. А. Лебедевым в журнале «Источник: Документы русской истории» (приложение к журналу «Родина»). 1994. № 1. https://ru.wikipedia.org/wiki/Свердлов,_Яков_Михайлович ↩
См. Генифе П. Французская революция и Террор. // Французский ежегодник 2000: 200 лет Французской революции 1789—1799 гг.: Итоги юбилея. — М.: Эдиториал УРСС, 2000.; Томас Карлейль. История французской революции. Книга IV. ТЕРРОР; Ю. В. Гусева. Террор в годы Великой французской революции. ↩
Результат гражданской войны для России был, как и планировалось НГП и исполнялось его периферией, был катастрофический.
- Во время военных действий особенно пострадали Донбасс, Бакинский нефтяной район, Урал и Сибирь, были разрушены многие шахты и рудники. Объём промышленного производства сократился в 5 раз.
- Сельское производство сократилось на 40 %.
- В ходе гражданской войны от голода, болезней, террора и в боях погибло от 8 до 13 млн человек, в том числе около 1 млн бойцов Красной Армии.
- Эмигрировало из страны до 2 млн человек. Резко увеличилось число беспризорных детей – в 1922 году было 7 млн.
- От бывшей Российской империи отошли территории Польши, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы, Западной Украины, Белоруссии, Карской области (в Армении) и Бессарабии. По подсчётам специалистов, численность населения на оставшихся территориях едва дотягивала до 135 миллионов человек.
Вот так поработали «однопартейцы»-межрайонцы, с троцкистами на пару, «обув» благонамеренного Ильича в «лапти» XVII в….Да и кому, кроме русских, нужна была их земля, промышленность,…дети…гоев. Нужно было золото и те драгоценности, которые еврейская шпана могла бы безнаказанно пограбить… ↩
Ставший на тот момент памятником государственно-правовой системы, которой уже никогда не суждено было состояться… ↩
Мятежом его назвали, чтобы придать ему политический характер и расправиться с одичавшими вояками «по законам военного времени». ↩
Сам Хрущев признавался, по пьяни, своему сыну Сергею, позже сбежавшему в США, что после гражданской войны его «руки были по локоть в крови». Он же и выступил тогда против НЭПа, примкнув к «рабочей оп-позиции». Какие это были «рабочие» после 4-х лет гражданской войны было понятно – «рабочие ножа и топора»… ↩
«Голубой мечтой Льва Давыдыча» был другой «идеал» – продолжение политики страны-военного лагеря, для подготовки вторжения…например, в Германию, чисто по-бонапартистски. «…Л.Д. Троцкий и в мирной жизни продолжал видеть себя главнокомандующим — на этот раз «трудового фронта». В этой связи для учета трудового элемента и предлагалось ввести трудовые книжки, но только для рабочих, которым в новых условиях отводилась почетная роль будущих младших командиров производства. Но заведение трудовых книжек было далеко не единственной революционной мерой, предложенной Л.Д. Троцким в качестве программы строительства социализма в советской России. Главным был настойчивый призыв докладчика превратить страну в военно-трудовой лагерь. Но и здесь чего-либо принципиально нового не было, в XIX веке граф А.А. Аракчеев усеял просторы Российской империи военными поселениями, провальный проект завершился серией мятежей. Примерно то же самое произошло, в конечном итоге, спустя почти сто лет и в советской России…» – цитируется по Анфертьев И.А. Модернизация советской России в 1920–1930-е годы: программы преобразований РКП(б) — ВКП(б) как инструменты борьбы за власть:монография / И.А. Анфертьев. — Москва : ИНФРА-М, 2020. — 593 с. — (Научная мысль). С. 224 — DOI 10.12737/1064904. ↩
Всесоюзный (с момента образования СССР) Совет народного хозяйства, куда, поначалу, входил и Госплан ↩
ГОЭЛРО́ (сокр. От Госуда́рственная комиссия по электрифика́ции Росси́и) — государственный план электрификации Советской России после Октябрьской революции 1917 года. Разработан Государственной комиссией по электрификации России по заданию и под руководством В.И. Ленина. Одобрен VIII Всероссийским электротехническим съездом^[1], созваным декретом Совета народных комиссаров^[1]. План ГОЭЛРО с рядом замечаний и дополнений был принят Советом Народных Комиссаров, который принял 21 декабря 1920 г постановление «О плане электрификации России»^[2]. Аббревиатура часто расшифровывается как Государственный план электрификации России, то есть продукт комиссии ГОЭЛРО, ставший первым перспективным планом развития экономики, принятым и реализованным в России после революции. https://ru.wikipedia.org/wiki/ГОЭЛРО ↩
«Смело мы в бой пойдём за власть Советов и как один умрём в борьбе за ЭТО» – пелось в «самодельной» песне красногвардейцев-добровольцев, уходивших из Петрограда «на Каледина»…Они выполнили своё обещание, данное поджигателям гражданской войны с обеих сторон, но…не стали строителями Нового Мира… ↩
В ведущих рабочих профсоюзах «числилось» к 1920 г. 1 500 000 пролетариев, а на соответствующих профильных заводах работали только 850 000, «утечка» составляла более полумиллиона рабочих (точнее – 650 000) – «докладывал» Л. Бронштейн – см. Троцкий Л.Д. Мобилизация труда (доклад на объединенном заседании III Съезда совнархозов и Московского совета раб. и кр. депутатов). Public Domain, 1920. С. 4. ↩
А, фактически, «выписывал» одно за другим «частные определения» Суда Русской Истории западному марксизму-энгельсизму. ↩
В переводе со старофранцузского (а короли и высшая знать Англии в 13 веке, когда «возник» английский парламент, были французскими суперфеодалами, которым принадлежала бόльшая половина французских земель, в кощий зад не считавшими худосочных французских королей (не признавали их своими сеньорами-сюзеренами); и говорили они, естественно, по-французски, в отличие от англосаксонских крестьян -полурабов…и пехотинцев-лучников) парлé мен(т) – господская говорильня (мен – человек, господин, остальные хто в этом парламентском королевстве были, несмотря на Великую Хартию?), где «вели базары по понятиям» о том, что-кому « из менов» принадлежит – времяпрепровождение феодалов между походами и грабежами подвластных им народов или крепостных. Кому непонятны «демократические порядки» в таких королевствах, пусть перечитатает, например, «Айвенго» и «Квентин Дорвард» В.Скотта…или, например, «Чёрная стрела» Р. Стивенсона… ↩
Ни в его, ни в чьей-либо людской судьбе не дано «войти в одну реку дважды». Будучи знатоком древнегреческой философии он понимал эту формулу лучше, чем кто-либо другой. Поэтому его речь была обращена не столько к иностранным рабочим, сколько к его большевикам-единомышленникам – это и было его настоящее завещание, а не придуманное позже…по ходу дележа портфелей. ↩
Об этом свидетельствуют его статьи-фрагменты последнего года жизни, в которых он мечтает о том, как ему реорганизовать… как организовать… И его яростное, почти предсмертное, замечание о том, что «я не говорил, что каждая кухарка должна управлять государством, я говорил, что должна учиться управлять государством». Только самый ленивый демократ не пинал его за это в «перестройку», да и сейчас поминают… ↩
Но и не только это (https://ru.wikipedia.org/wiki/Ленин,_Владимир_Ильич), поскольку его убеждают о наличии сифилиса, от которого его “лечат”, включая применение препаратов содержащих ртуть, висмут и мышьяк (https://ru.wikipedia.org/wiki/Сальварсан)… знакомо с времён уж Иоанна Грозного аж до боли во всех членах… и кто его так уж резко напугал или убедил в наличии страшной и смертельной болезни или отмстил за его прогулки с Инессой Арманд… Но это не все. Идет подготовка к заключению Союзного Договора, который вступает в силу 30 декабря 1922 г., а 16.12.22 у Ильича происходит 2-й инсульт, от которого умирает большинство… и начинается чехарда с танцами вокруг поста Председателя СНК СССР… кто же встанет на ленинское место «у руля» – рулевым, забывая о штурмане… ↩
См. басню И.А. Крылова «Свинья под дубом» ↩
Источник: https://gufo.me/dict/dal/заблуждать ↩
Коран. «Семейство Имрана» С3:10 (104). «И пусть среди вас будет община, которая призывает к добру, приказывает одобренное и удерживает от неодобряемого. Эти – счастливы.» Пер. (смыслов) И.Ю. Крачковского. ↩
В связи с этим историческим фактом на данный момент общество любого государства, в том числе и РФ, является толпо-«элитарным», в котором предписанная Свыше управленческая стратификация не присуща ни госаппаратам, ни иным структурам социальной власти этих стран. ↩
https://concept-life.info/second-priority/ ↩
Эгрегориальной поддержки НГП ↩
Упорно сохраняющие от «порчи» свою душу и не дающие калечить свою психику ↩
Это, по сути, библейская искусственно привнесённая «конструкторами библеизма» индивидуалистическая традиция, упования на всех без разбора пророков (которым предлагается, без какого бы то ни было анализа идущей от них информации «слепо верить», как говорящим от имени Бога), деморализующая Люд добрый и Люд Милый до уровня стада, с целью подавления их воли к сопротивлению поработителям. В связи с этим, правильно ли ВПП (России) СССР придаёт такое большое значение собранным по библейским текстам крупицам высказываний И. Христа и индивидуальной медитативной практике общения с Богом – библеизм априори не мог дать правильных ключей к разумению: все тексты прошли жёсткую цензуру и редактуру, с тем что бы «стереть» любую концептуально значимую информацию. Поэтому то, что осталось – это ловушка для простаков, богословов-самоучек, чтобы они «поимели» иллюзию постижения Божественной Истины, посредством… сектантства. Полагать по-другому, значит представлять иерофантов-левитов-мировую закулису среднестатистическими людьми, тоже делающими банальные ошибки, либо возводить напраслину на Бога, полагая его со-творцом библейских текстов, куда он, как бы глубокомысленно, на дальнюю перспективу, в обход сознания иерофантов «заводит» объемлющие информационные модули, которые через тысячелетия грязной и кровавой практики библеизма (талмудизма, католицизма, православия и протестантизма) должен «распаковаться» и осенить всеобщим прозрением и завсегдатаев стойла, предназначенного для «рабочего стада» и жрущих их людоедов, и обирающих их кощеев и одурманивающих их и себя материальными и информационными ядами одурманенных. Полагать по-другому, значит – перечеркнуть все накопленные более чем за 2 тысячелетия от момента «пришествия Христа» знания о природе, физиологии и информационных процессах, протекающих в психике представителей биологического вида «человек разумный» под воздействием враждебной его природе техногенной цивилизации. ↩
Примером этому является исторический период Расы-Руси-России, когда во главе нашего государства-цивилизации стоял представитель Человечного строя души (психотипа) – И.В. Сталин. Это стало возможным в результате разрушения толпо-«элитарной» «пирамиды» и превращению её в куб (революции, исчезновение абсолютной монархии и гражданская война – способствовали этому): отсутствие жёсткой управленческой стратификации (отсутствие новых «правил игры» после обвала абсолютной монархии) в России позволило И.В. Сталину, во-первых, подняться на высший уровень управления (сначала на государственный, а затем – глобальный: когда помимо поддержки ИНВОУ в суперсистеме «Россия» появился достаточный элементный запас управления), а во-вторых, устремить советское общество к формированию в России управленческой стратификации по Божьему Предопределению. То есть в противоборстве с ОИЯ и нелюдью (Троцким, Зиновьевым и прочими) одержал победу представитель Человечного психотипа. ↩
Получается, что Лениным пугают, кто ни ни попадя, не за то, что он был “тоталитарным диктатором”, ибо на такие лавры могли рассчитывать немало деятелей типа Колчака А.В. как внутри России, так и за её пределами раньше или позднее… гитлер – не высшая и последняя стадия такого рода эволюсий, искусственно выведенных добрыми библейцами. А совсем за другое: вместе со Сталиным они смогли купировать “перманентный троцкизм” с его «перманентной революсией» созданием СССР и даже оседлать его до и после в интересах Русской цивилизации и восстановления Русской государственности в объеме, позволившим отразить очередные попытки их разрушения библейским нацизмом с момента зарождения очередной глобальной войны с конца 20-х по 39 год XX столетия, а также при создании и развитии поколений ЯТяО… ↩
Алгоритм этого достаточно прост. ↩
Есть жалобы о том, что данная пирамида и понимание о ней изымается в настоящее время из учебников. ↩
О неминуемом «обрезании» «элиты» в начале этого года в одном из интервью поведал раввин-«отступник» Эдуард Ходос (http://rutube.ru/tracks/1799429.html?v=6dc50c6a699453a5214444d32e6856b5). ↩
Чреват возвратом к другому «пирамидальному» устройству без п. 2. ↩
Так, в России функционирует ряд государственных структур, карьерный рост в которых практически невозможен (максимально затруднён) без принятия индивидом специфических «правил игры» («культурное» питиё, безнравственные поступки в отношении других людей, убийства), которые, во-первых, блокируют пересмотр индивидом своей меры понимания – в мере понимания сохраняются «чёрные» модули-элементы (см.: Приложение 2 ПАЗ № 1); во-вторых, способствуют формированию новых «чёрных» модулей-элементов. В свою очередь, отсутствие работы индивида над выявлением и уничтожением неправильных стереотипов распознавания внешней среды и алгоритмов действий, а также увеличение этих неверных стереотипов и алгоритмов, – является отражением Нечеловечной психики этого индивида. ↩
При взгляде на ситуацию в России за последние 19 лет можно говорить о том, что индивиды, которые поднимаются до уровня государственного управления, вплоть до президентствования, выбирают второй путь поведения на этом уровне: они принимают «правила игры» БПА (Э), автоматически превращаясь в нелюдь – синий спектр спирали развития/деградации. – См. https://concept-life.info/second-priority/ В частности, в одном из фрагментов трудов Русского Предуказателя Глобализации указывается: «Нравственный выбор и волевые усилия по-совести, к сожалению, оказались не доступными ни ВВП, ни пришедшему ему на смену ДАМ. Более того: имея в мозаике меры понимания избыточное число «чёрных» модулей, тандем «ВВП—ДАМ» многократно искажал стереотипы распознавания факторов внешней среды и стереотипы поведения, увеличивая и без того значительный вектор ошибки управления.» ↩
Т.к. оно не осуществилось в статистике прошлого, и ни одного человека у кормила власти в РФ так и не оказалось. Почти тридцатилетняя история воздействия информационными средствами КОБ на властную нелюдь в России также ничего не дала, кроме разочарования и «горького похмелья» после иллюзии торжества по поводу прихода к власти «читающего ДОТУ» Путина и его «верного ученика Медведева». ↩
Советское руководство озаботилось судьбой тела Ленина на случай его кончины ещё при жизни вождя: осенью 1923 года состоялось заседание Политбюро (в составе Сталина, Троцкого, Бухарина, Калинина, Каменева и Рыкова), на котором Сталин сообщил, что здоровье Ленина весьма ухудшилось, возможен летальный исход. В связи с этим Сталин объявил, что существует предложение «некоторых товарищей из провинции» в случае смерти Ленина подвергнуть его тело бальзамированию https://ru.wikipedia.org/wiki/Смерть_и_похороны_Ленина#Реакция_на_смерть ↩
В мае 1922 года В.И. Ленин тяжело заболел. Для лечения главы советского правительства были вызваны ведущие немецкие специалисты по нервным болезням, а главным лечащим врачом Ленина с декабря 1922 года и вплоть до его смерти в 1924 году был невропатолог Отфрид Фёрстер. 2 октября Ленин вернулся к работе. Его последнее публичное выступление состоялось 20 ноября 1922 года на пленуме Моссовета. 12 декабря 1922 года он в последний раз работал в Кремле. 16 декабря 1922 года состояние здоровья советского руководителя вновь резко ухудшилось, а 15 мая 1923 года из-за болезни он переехал в подмосковное имение Горки. С 12 марта 1923 года ежедневно публиковались бюллетени о здоровье Ленина. 18—19 октября 1923 года он последний раз посетил Москву. В январе 1924 года в состоянии здоровья Ленина внезапно наступило резкое ухудшение; 21 января 1924 года он скончался. ↩
Преждевременная смерть Ильича была вредна для И.В. Сталина как постоянно самообучающегося управленца по трём нижеследующим объективным причинам: 1. На момент «отхода» ВИЛ от государственных дел осенью 1922 г. суперсистема пост-революционной России, в целом, – РСФСР (совместно с её обслуживающим Русским Духом), взявшая на себя ответственность за «долги» Царской России, которая могла под воздействием управлений внешнего и внутреннего пойти по разным путям, один из которых – уже намеченное на учредительном съезде в 1922 г. – создание СССР. 1.1. Суперсистема имела следующие основные действующие подсистемы: – управляющие надсоциального уровня эгрегоры РД (Центральная Россия+Сибирь+Дальний Восток); – противостоящие в своей основе эгрегоры христианств; – эгрегоры мусульманские, буддистские и другие; – иудейский подэгрегор – особо, с составляющими как с подыгрывающей, так и сопротивляющейся; – основная управляющая социального политического уровня РСДРП(б) – ВКП (большевики+левоэсеры+меньшевики+Бунд, с обязательной присутствующей иудейской составляющей). 1.2. Объекты управления крупно: – Русский народ и близко родственные ему; – другие народы России и народы Кавказа, Закавказья, Прибалтики, Ср. Азии; – церкви христианствующих; – мусульманские, буддистские и другие сообщества; – иудеи и иудействующие. 2. Сама по себе подсистема управления ВКП(б) представляла собой в начале 20-х гг. плохо «склеенный» на низших приоритетах, из иногда противоположных по характеру информационного обеспечения, конгломерат под управлением гения политической эквилибристики, носителя «дьявольской», «всепобеждающей» логики В.И. Ульянова-Ленина соединявшего как сопряжённый интеллект эту суперсистему в единый конгломерат. Нравственно и на высших приоритетах, а особенно на мировоззренческом, её части были чрезвычайно антагонистичны. И снижение этих антагонистичностей до приемлемых уровней, по сути, была – первейшая задача. Изо всех подсистем управления ВКП (б) имело очень даже специфическое положение: а) ей была наднационально-интернационально передана власть в 1917 г. в лице конкретных лиц, представляющих кагал, условно… и настоящих руководителей – высший слой семей иудейского в основном происхождения, управляющих корпоративно созданной ФРС (https://ru.wikipedia.org/wiki/Федеральная_резервная_система) (Federal Reserve System, ФРС, Федеральный резерв, FED) — специально созданное 23 декабря 1913 года независимое федеральное агентство для выполнения функций центрального банка и осуществления централизованного контроля над коммерческой банковской системой Соединённых Штатов Америки.; б) имевшая в своём составе ряд частей бывших рЭвпартий и БУНДа практически целиком, за исключением тех, кто ушёл открыто под знамёна сионизма и скрыто под знамёна религиозных и антирелигиозных организаций; в) победившая по результатам Гражданской войны в основном на большей части территории Центральной России (по ДВР – предполагалось, что обязательно войдёт в состав РСФСР, в Средней Азии борьба продолжалась, как она продолжалась на Кавказе, при этом особо надо отметить Армению). 3. На момент создания СССР имелась полная концептуальная неопределённость по поводу дальнейшего пути, по которому он – СССР пойдёт (полный аналог того, что было в РСФСР после «беловежской пьянки»), к тому же уже была объявлена и запущена НЭП… Необходимо было разрешить эту неопределённость и найти пути её разрешения, в ситуации уже подавленных восстаний в Венгрии, Германии, а так же будущих нац-соц выступлений (уже, вероятно где-то писалась… «Майн кампф» … а может была даже и написана…). Поэтому гибель такого интеллекта – «мага-практика» и оратора, непрерывно на протяжении большого количества времени работавшего с «массами» и отдельными представителями разных народов в трагический период истории государства и с неизбежным вхождением в контакт с их управленческими полевыми надстройками, неизбежно приводила к необходимости сильного манёвра, и переформатирования подсистемы управления ВКП(б) на базе нового сопряжённого интеллекта и руководимого им региона. «Простая» путаница каких-нибудь, трудноразличимых изнутри суперсистемы иерархий приоритетов управления по иерархиям под-систем могла бы быстро (в условиях сильного давления внешней — империалистической среды, и активизации других эгрегориально-региональных центров управления внутри суперсистемы РСФСР) привести к срыву управления, который мог бы выразиться в чём угодно — от военного мятежа в Красной Армии, до развязывания войны, например, со стороны «точившей зубы» на СССР Польши. Это И.В. Сталин если и не мог представлять себе в категориях ДОТУ (богдановскую «Тектологию» ему было читать некогда, да и нельзя, т.к. Богданов был врагом «ленинизма»), то ощущал в неких своих образах, трижды публично отказываясь от должности генерального секретаря ЦК ВКП(б) (дважды после смерти Ленина). То есть для обучающегося ремеслу большой политики «подмастерья» такой «подарок» был смертельно опасен, как провокационный тест «на профпригодность». Напротив, возможный новый хаос в России и последующий за ним переворот (возможно новая гражданская война) вполне устраивала Мировую Закулису (БПА(Э)) и вполне вписывались в вектор целей «демона революции» — Лейбы Бронштейна-Троцкого. Так что Лейба был наверняка причастен к смерти В.И. Ленина, на пару со своей очередной подругой по троцкистской идее — Н.К. Крупской, которая разочаровалась в своём товарище по партии (любить-то она Ленина никогда не любила) после его отказа от мировой революции. И к тому же, будучи трезвым прагматиком, прекрасно знающим историю Руси, И.В. Сталин понимал, что в такой стране как Россия, иностранец-инородец «на троне долго не усидит», без всенародной поддержки, либо поддержки большинства «элит» (диаметрально противоположные примеры — Пётр III и Екатерина II). Её на тот момент у генсека не было и быть не могло из-за малоизвестности Кобы-Сталина широким слоям населения и третирования со стороны революционного иудейского кагала. Попытка «воцариться» сразу после смерти любимого (что греха таить, даже несмотря на антоновский мятеж, который можно было списать на вредительство правых эсеров после объявления продразвёрстки: Ильич крестьянами был любим, за то, что дал им землю и принимал-привечал ходоков) бедным и средним крестьянством Ленина малоизвестного грузина могла бы закончиться всенародным бунтом — «бессмысленным и беспощадным». Последнее было бы вполне на руку опять-таки Троцкому, как агенту влияния периферии БПА (Э) в России. ↩
Кто придумал мавзолей для Ленина: Сталин был за саркофаг для вождя, Троцкий — против (https://www.lipetsk.kp.ru/daily/27080/4152296/). ↩
Адольф Иоффе, близкий соратник Троцкого, обратился к Зиновьеву с предложением заменить должность председателя СНК на «президиум» из Каменева, Зиновьева и Троцкого, либо назначить Троцкого как «первого кандидата» – См. Письмо А. А. Иоффе Г. Е. Зиновьеву 23 января 1924 г. https://ru.wikipedia.org/wiki/Смерть_и_похороны_Ленина#Реакция_на_смерть ↩
Сопряжённым интеллектом, имевшим благонамерения в части построения Общества Справедливого Жизнестроя ↩
Накануне февральской революции он, вместе с наёмными служащими составлял, по статистике РИ около 17 %, что и определило его решающее влияние на победу в Октябре – вооружённому восстанию рабочих в Петрограде никто не смог ничего противопоставить, даже если бы захотел. ↩
Это дало основание Зиновьеву утверждать в своей брошюрке…, что современная ему диктатура пролетариата есть… союз двух классов – рабочего и крестьян (ни больше, ни меньше). ↩
Это открыто признал Зиновьев, дискутируя с ИВС «по вопросам антиленинской платформы» ↩
Восстановление управления «ленинским регионом» совпартпод-системы управления с/с Советская Россия ↩
Это интересный пример использования терминологии марксизма с вложением в неё своего смысла. Сталин И.В. По поводу смерти Ленина: Речь на II Всесоюзном Съезде Советов⁹ 26 января 1924 г. Сталин И.В. Cочинения. – Т. 6. – М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы, 1947. С. 46–51. II Всесоюзный съезд Советов происходил в Москве 26 января – 2 февраля 1924 года. На первом заседании съезда, посвященном памяти В.И. Ленина, И.В. Сталин выступил с речью, в которой от имени большевистской партии дал великую клятву хранить и выполнять заветы Ленина. В связи со смертью Ленина съезд принял обращение “К трудящемуся человечеству”. В увековечение памяти Ленина съезд вынес постановления об издании Сочинений Ленина, о переименовании г. Петрограда в г. Ленинград, об установлении дня траура, о сооружении мавзолея Ленину на Красной площади в Москве и памятников в столицах союзных республик, а также в городах Ленинграде и Ташкенте. Съезд обсудил доклад о деятельности Советского правительства и вопросы о бюджете Союза ССР и об учреждении Центрального сельскохозяйственного банка. 31 января съезд утвердил первую Конституцию (Основной закон) СССР, разработанную под руководством И.В. Сталина. Съезд избрал ЦИК – Союзный Совет и Совет Национальностей. И.В. Сталин был избран в состав Союзного Совета. ↩
Церковно-семинаристская выучка проявилась и позже. Фрагменты этих православно-библейских алгоритмов в своих безсознательных уровнях И.В. Сталин, видимо, хранил до конца жизни. На это указывает один общеизвестный историкам факт. Уже после войны, на торжественном приёме, после очередного парада на Красной площади, Сталин , в присутствии дипломатического корпуса, обратился к солисту Большого театра Михайлову с тем, чтобы он исполнил обедню: «Давайте напомним. Начинайте!» Максим Дормидонтович запел: «Благослови, Бог, ныне, присно и, во веки веков». И.В. Сталин ему красивым голосом подтягивал, так как знал в этом толк, будучи и.о. регента церковного хора горийского духовного училища. Также в этом смысле интересен эпизод, имевший место в Гори, где на проходившем застолье Сосо удалось «развести» заезжего иранского муллу на кубок вина, заявив: «… Господь один, но молимся мы розно. Поднимем же чарки за добродеяния Христа и Мухаммеда. Будем вместе, никто не вобьёт клин между христианами и мусульманами. Только так и спасёмся…». На вопрос муллы: «И у вас в Гори объявился злыдень?» Сосо ответил: «Бдит ворог… хоромы на горе себе отстроил… Бдит купчишка чужедальний…». ↩
См. Разделы V и VI Доклада активу московской организации РКП(б) 9 мая 1925 г. (К итогам работ XIV конференции РКП(б)) – Сталин И.В. Cочинения. – Т. 7. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1952. С. 90–132. Примечания 25–29: Там же. С. 397–398. ↩
В качестве связующего звена был выбран и эгрегориально активирован (упреждающе вписан) периферией НГП Арманд Хаммер – См.: https://mybuzines.ru/?p=15637. Однако истинным режиссёром этой помощи был «новатор» клана банкиров-Барухов – Бернард Барух, кредитовавший и гарантировавший сделки и Хаммера, Форда и других «рисковых бизнесменов» работавших над созданием военно-промышленной мощи СССР для завоевания им ведущей роли в очередной Мировой войне. https://youtu.be/3ojdaGgAwy8 Вряд ли они все, кроме самого Б. Баруха, понимали, что готовят СССР к будущей победе и возможной победе Коминтерна, по крайней мере, в Европе, военными средствами. ↩
Через огромную растрату материальных и людских ресурсов так нелюбимого НГП германо-славянского этноса, несущего в своих древних Духах алгоритмы Со-Вестливости и С-прав-ед-ливости с тем, чтобы отбросить русских и немцев в развитии лет на 50, а, затем подчинить их средствами КФС и монополией новейших вооружений. ↩
Термин из ДОТУ ↩
Производственные исследования-наблюдения и эксперименты с мотивацией работников, проводимые лет 30 Г. Фордом, подтверждали догадку ИВС о творческом характере труда, организованного как труд свободной общины https://works.doklad.ru/view/qPQDQPhYHe0/2.html Конкретное воплощение идеи имело и свои чрезвычайно отрицательные черты для планового хозяйства и поддержания его устойчивости. К примеру, сбой в иной коллективной деятельности, перерасход ресурсов и времени на поддержание в исправном состоянии инструментов и оборудования, качество произведенной продукции… Даже нарубив множество дров, можно их все сгноить прямо в лесу и оставить населённый пункт без тепла, а паровозы без топлива с соответсвующими иными последствиями. ↩
Спровоцированную ими же. ↩
Проект Конституции, попавший во ВЦИК СССР был «кем-то» отредактирован накануне его принятия, так, что исчезло альтернативное голосование по избирательным округам, и исчезло право самовыдвижения кандидатов из числа советских граждан, имеющих статус трудящихся. Такая редакция сохранила, хотя и резко сузила властные возможности партноменклатуры, создав, на «хрущёвское будущее», задел для «реставрации», через душевно-психическую порчу всевластной партномепнклатуры, а через неё – изменение системы советского народовластия и замену Советов депутатов трудящихся на Советы народных депутатов (то есть – потенциальных паразитов-кровопийц на теле трудящихся и страны в целом). ↩
В 1937 г. сбывается кораническое предначертание в отношении «злоречивых»… «ослов нагруженных книгами»… ↩
Психически понизили по иерархии НЧТП уровень большинства командиров до состояния ЛДБС (биороботов), инерционно отрабатывавших стратегию ведения будущей войны «по Тухачевскому». ↩
Инет-рупор нынешнего либерального режима не оставляет попыток облить грязью Красную Армию накануне нападения Германии, утверждая, что там были поголовно пьянки и бардак, что дескать объясняет такое поражение летом 1941 г. https://maxpark.com/community/5325/content/7114194 Но как всегда пропагандоны режима расчитывают на хайп в среде неподготовленных к материалу читателей, а у них… концы с концами не сходятся и в этот раз. Пойдём простым «аристотелевым» путём умозаключений. У авторов материала одна, но очень большая неувязка: как при таком бардачке в 1939 г. разгромили за неделю не превосходящими силами сверхдисциплинировнную и суперобученную японскую Квантунскую армию на оз. Хасан и р. Халхин-Гол? Финны же японцам в подмётки не годились как вояки. А японцы, в своё время (https://ru.wikipedia.org/wiki/Русско-японская_война), побили неоднократно группировку гос-имп. армии и флота Великой РИ на трёх фронтах с помощью будущих союзников и противников в ближайшей глобальной бойне под руководством опытнейшей профессиональной «элиты»: сухопутном – главно-командующих и особо отличившихся Алексеева Е.И., Куропаткина А.Н., Стесселя А.М., Кондратенко Р.И. и др. (https://ru.wikipedia.org/wiki/Алексеев,_Евгений_Иванович, https://ru.wikipedia.org/wiki/Куропаткин,_Алексей_Николаевич, https://ru.wikipedia.org/wiki/Стессель,_Анатолий_Михайлович, https://ru.wikipedia.org/wiki/Кондратенко,_Роман_Исидорович), морском – при особо активной помощи Алексеева Е.И., погибшего, несвоевременно конечно, в бою Макарова С.О., а также командующего 2-й эскадрой (https://ru.wikipedia.org/wiki/Макаров,_Степан_Осипович,https://ru.wikipedia.org/wiki/Рожественский,_Зиновий_Петрови) и, как обычно в прошлые времена, дипломатическом под руководством педераста-графа (тс-с-с… и его невиновного ни в чем «любовника») Ламсдорфа В.Н., Витте С.Ю. «полу-сахалинского» (https://ru.wikipedia.org/wiki/Ламсдорф,_Владимир_Николаевич, https://ru.wikipedia.org/wiki/Витте,_Сергей_Юльевич)… Но в 1939 г. им так поднадавали, что они забыли напасть в 41-м году, это чтож получается, а? Значит в СССР было две армии – кадровая отмобилизованная сверхобученная, нашпиговная техникой, с отлаженным взаимодействием родов войск и хорошо работающей армейско-фронтовой разведкой, с комсоставом преданным Родине и… пьяная шваль в армейской форме на границе с Германией…о чём это говорит? О том, что половина генералов на Западе страны саботировала боевую подготовку, заменяя её политической и готовила массовую капитуляцию-сдачу в плен, что собственно и случилось на Московском направлении вторжения. «Вина» ИВС в том, что он: – в предвоенный период не «закрутил гайки» показательными «порками», в том числе и высшему комсоставу, расслабившемуся после «прогулочной» польской кампании, позволив «краскомам» ходить, как в царское время, по польским кабакам, борделям и театрам, вместо того, чтобы гонять личный состав на разного рода артикулах боевой подготовки, с учётом вероятного противника и особенностей своей и вероятного противника военной техники; – пошёл на поводу у генштаба, позволив кадровым частям БОВО и КОВО поменять место постоянной дислокации с хорошо укреплённых и подготовленных к длительной обороне ДОС с множеством ДОТов и ДЗОТов, рсположенных в районе старой границы, на «летние лагеря» в Восточной Польше и временные полевые аэродромы; на это недвусмысленно указали командно-штабные игры марта 1940 г., где Жуков «поставил в неудобную позу» незадачливого Павлова, окружив его войска двойным кольцом; Не отстранил Павлова от командования округом по итогам командно-штабной игры, но… перевёл Жукова в Москву на должность начальника генштаба (а надо было назначить вместо бездельника Павлова!); – ошибся в характере будущей войны, полагая, что это будет война за ресурсы, а не на уничтожение («библейская», «межцивилизационная война») и в этой связи определил направление главного удара как …Украину, на которую затем и работали все танковые заводы, насыщая мехкорпуса КОВУ «тридцатьчетвёрками» и «кавэшками». Вместе с тем, контрудары «20 сибирских (в том числе дальневосточных) дивизий» под Москвой (http://dvvedomosti.com/2017/12/07/они-сражались-за-столицу/) окончательно остановили наступление немцев, заставили их перейти к тактической обороне, позволили ставке стянуть резервы для стратегического контрудара. Они же (например, дивизия Белобородова) успешно наступала из-под Москвы, преследуя противника 100 километров. Почему такие хорошие дивизии с «дельными» командирами были на Дальнем Востоке и в ЗБВО и такие х…е на направлении главного удара вермахта, а ещё раньше – на Карельском перешейке? Вопрос к «мудрецам макспарка»: это какая армия воевала, дальневосточной народной республики, или СССР? Таким образом, командование ЗБВО и ДВО не только спасло от вторжения Монголию и Дальний Восток в предвоенные годы, но и Москву в 41-м. А где Жуков тренировался воевать механизированными группами войск, против превосходящих сил противника? На реке Халхин-Гол! Командуя войсками ЗБВО… Так вот, тамошние дивизии учились воевать с 1929 г. с самого конфликта на КВЖД… А на Западном направлении учиться было нечему и не у кого (не считая пустозвона Тухачевского, проигравшего в прошлом «польскую войну»)…Всё это должен был учитывать ИВС и заставлять генштаб делать плановую ротацию-передислокацию армейских частей в разные части страны: дальневосточников – в Польшу, а «белорусов» – на Дальний Восток. Но… с одной стороны этому мешала территориально-милиционная система комплектования РККА, а с другой – ИВС, не имевший военного образования, слабо знал военные науки, в особенности планирование, а генштаб «валял дурака», надувая щёки, и напевая «если завтра война…». ↩
Стран антигитлеровской коалиции ↩
План У.Черчилля по использованию 3 млн. эсесовцев, сдавшихся англичанам в плен для войны против СССР в составе англо-американской группировки уже после подписания акта об окончании войны в Потсдаме. ↩
Союз советских социалистических стран Европы – «голубой мечты» Л. Бронштейна… о чём бабушка надвое сказала, а вот уж точно привела «мечта» к дополнительным безумным жертвам «европейцев» и граждан СССР с более чем вероятным переходом в ограниченный рамками Европы безумный ядерный конфликт и ещё большему разорению участвующих в этом конфликте стран… ↩
Выражение, приписываемое Шарлю де Голлю (далее по тексту ШДГ). На самом деле, дословно: Когда я достиг вершины власти, то понял, что меня обдувают ледяные ветры государственной необходимости. Шарль Андре́ Жозе́ф Мари́ де Голль (фр. Charles André Joseph Marie de Gaulle; 22 ноября1890, Лилль — 9 ноября 1970, Коломбе-ле-Дёз-Эглиз, деп. Верхняя Марна) — французскийвоенный и государственный деятель, генерал. Во время Второй мировой войны стал символом французского Сопротивления. Основатель и первый президент (1959—1969) Пятой республики. Союзники СССР по антигитлеровской коалиции, после смерти ИВС, за глаза, называли его «королём», «монархом», «французским сталиным». Действия «монарха» вызывали раздражение на Западе. В аппарате Рузвельта открыто говорили о «так называемых свободных французах», «сеющих ядовитую пропаганду»^[13]:177и мешающих ведению войны. 8 ноября 1942 года американские войска высаживаются в Алжире и Марокко и идут на переговоры с местными французскими военачальниками, поддерживавшими Виши. Де Голль пытался убедить руководителей Англии и США, что сотрудничество с вишистами в Алжире приведёт к потере моральной поддержки союзников во Франции. «Соединённые Штаты, — говорил де Голль, — вносят в великие дела элементарные чувства и сложную политику»^[13]:203. Глава Алжира адмирал Франсуа Дарлан, к тому времени уже перешедший на сторону союзников, был убит 24 декабря 1942 года 20-летним французом Фернаном Бонье де Ла Шапелем^[fr], который после быстрого суда был на другой день расстрелян^[27]. Руководство союзников назначает «гражданским и военным главнокомандующим» Алжира генерала армии Анри Жиро. В январе 1943 года на конференции в Касабланке де Голлю становится известным план союзников: подменить руководство «Сражающейся Франции» комитетом во главе с Жиро, в состав которого планировалось включить большое число лиц, поддержавших в своё время правительство Петена. В Касабланке де Голль проявляет вполне понятную непримиримость по отношению к такому плану. Он настаивает на безоговорочном соблюдении национальных интересов страны (в том смысле как их понимали в «Сражающейся Франции»). Это приводит к расколу «Сражающейся Франции» на два крыла: националистическое, во главе с де Голлем (поддерживаемое правительством Великобритании во главе с У. Черчиллем), и проамериканское, группировавшееся вокруг Анри Жиро. 27 мая 1943 года на учредительное конспиративное заседание в Париже собирается Национальный Совет Сопротивления, который (под эгидой де Голля) берёт на себя многие полномочия по организации внутренней борьбы в оккупированной стране. Положение де Голля всё более укреплялось, и Жиро вынужден идти на компромисс: почти синхронно с открытием НСС он приглашает генерала в правящие структуры Алжира. Тот требует немедленного подчинения Жиро (командующего войсками) гражданской власти. Ситуация накаляется. Наконец, 3 июня 1943 года, формируется Французский комитет национального освобождения, во главе которого на равных становятся де Голль и Жиро^[28]. Большинство в нём, однако, получают голлисты, а некоторые приверженцы его соперника (в том числе Кув де Мюрвиль — будущий премьер-министр Пятой республики) — переходят на сторону де Голля. В ноябре 1943 года Жиро был выведен из комитета. 4 июня 1944 года де Голль был вызван Черчиллем в Лондон. Британский премьер заявил о предстоящей высадке союзных войск в Нормандии и, вместе с тем, — о полной поддержке линии Рузвельта на полный диктат воли США. Де Голлю дали понять, что в его услугах не нуждаются. В проекте обращения, написанном генералом Дуайтом Эйзенхауэром, французскому народу предписывалось выполнять все предписания союзного командования «до выборов законных органов власти»; в Вашингтоне деголлевский Комитет не считали таковым. Резкий протест де Голля вынудил Черчилля предоставить ему право выступить перед французами по радио отдельно (а не присоединиться к эйзенхауэровскому тексту). В обращении генерал заявил о легитимности правительства, сформированного «Сражающейся Францией», и решительно выступил против планов подчинить его американскому командованию. С августа 1944 года де Голль — председатель Совета Министров Франции (Временное правительство). Свою недолгую, полуторагодовую деятельность на этом посту он впоследствии характеризует как «спасение». «Спасать» Францию пришлось от планов англо-американского блока: частичной ремилитаризации Германии, исключения Франции из числа великих держав. И в Думбартон-Оксе, на конференции Великих держав по созданию ООН, и на Ялтинской конференции в январе 1945 года представители Франции отсутствуют. Незадолго до ялтинской встречи де Голль отправляется в Москву с целью заключения союза с СССР перед лицом англо-американской опасности. Генерал впервые посетил СССР с 2 по 10 декабря 1944 года, прибыв в Москву через Баку. В последний день этого визита в Кремле Сталин и де Голль подписали договор о «союзе и военной помощи». Значение этого акта было, прежде всего, в возвращении Франции статуса великой державы и признании её в числе государств-победителей. Французский генерал де Латр де Тассиньи вместе с полководцами союзных держав принимает в Карлсхорсте в ночь с 8 на 9 мая 1945 года капитуляцию германских вооружённых сил^[29]. Для Франции были отведены оккупационные зоны в Германии и Австрии. https://ru.wikipedia.org/wiki/Де_Голль,_Шарль#Конфликт_с_союзниками ↩
Указывает не на «дивергентность», а на объективность процесса борьбы и преодоления навязанного НГП атлантического замысла жизнестроя ↩
Аналогично у Де Голля! ↩
Имеется в виду смерть ИВС от кровоизлияния в мозг, возможно, из-за несвоевременно оказанной медицинской помощи, либо отказа её получить от «врачей-отравителей»… ↩
В период с 22 января 1924 года (даты смерти Ленина) до 15 мая (определённый Пленумом ЦК срок окончания «призыва») было подано более 350 тыс. заявлений о вступлении в партию, из них принято около 241 тыс. чел. В результате доля рабочих в РКП(б) возросла с января по май 1924 года с 44 до 60 % соответственно. Из них принятых по «призыву» лиц рабочими было около 92 %, 13 % женщин. По данным исследователя Агурского М., принятые таким образом в партию рабочие были по большей части вчерашними крестьянами, так как большая часть дореволюционного пролетариата растворилась во время Гражданской войны^[3]. Следует отметить, что сам Ленин преподчитал опиратьс на «сознательных» кадровых рабочих со стажем не менее десяти лет, тогда как к концу Гражданской войны их численность резко сократилась. На XI Съезде (1922) Ленин даже объявил, что в России «не осталось» пролетариата, на что Шляпников заметил: «поздравляю вас с тем, что вы являетесь авангардом несуществующего класса»^[4]. В результате «ленинского призыва» численность РКП(б) возросла с XII Съезда в апреле 1922 года до XIII Съезда в мае 1924 года примерно в два раза — с 386 тыс. до 780 тыс. соответственно. На некоторых заводах численность коммунистов увеличилась вдвое, или даже в 4-5 раз. Доля коммунистов увеличилась с 39 человек на 1000 рабочих до 114. В своём отчёте XIII Съезду РКП(б) 24 мая Генеральный секретарь Сталин И.В. подвёл существовавшие на тот момент промежуточные итоги «ленинского призыва»^[5].
- Увеличение численности РКП(б) с 485 тыс. чел. до по крайней мере 680 тыс. чел.;
- Увеличение доли рабочих с 44,9 % до 55,4 %, уменьшение доли крестьян с 25,7 % до 23 %, «служащих и прочих» с 29 % до 21,6 %;
- Уменьшение доли лиц с партстажем до 1905 и до 1916—1917 годов;
- Неопределённое увеличение доли русских («великороссов»), на момент начала «призыва», составлявших, по данным Сталина, 72 % всех коммунистов, незначительное увеличение доли женщин.
Вместе с тем Сталин также отметил, что 60 % «ленинского призыва» являются «политнеграмотными». Исследователь Назаров О. обращает внимание, что «новобранцы ленинского призыва» зачастую не знали даже биографии Ленина: «На заданные вопросы отмечают, что т. Ленин — крестьянин, рабочий Путиловского завода и т.д. Невольно возникает вопрос: где же результат партийной учебы»^[6]. По посвящённым «призыву» материалам Ленинградской парторганизации «Значительное число вступивших… в настоящее время еще является полусырой и необработанной массой, в идеологическом отношении недостаточно выдержанной, легко поддающейся различным влияниям». «Ленинский призыв» на 180 градусов развернул курс ЦК, превратив «элитарную», и относительно небольшую по численности партию, в массовую. Э.Х. Карр называет его заменой «элитарной партии Ленина массовой партией Сталина». Массовые наборы продолжились и далее; к следующему, XIV Съезду, численность РКП(б) превысила 1 млн чел., к 1933 году доросла до 3,5 млн чел. Соответственно увеличивался и состав ЦК, к XVII Съезду 1934 года (в сталинской историографии — «съезд победителей») выросшего до 78 членов и 68 кандидатов в члены, тогда как на первом после прихода к власти VII съезде в 1918 году в состав ЦК было избрано всего лишь 15 членов и 8 кандидатов в члены. В таких условиях ЦК из-за своей многочисленности постепенно потерял управляемость, выдвинув на первое место более узкий орган — Политбюро. По мнению исследователя Дж. Боффа, «ленинский призыв ознаменовал поворотный пункт в создании партии», преодолев «опасность», что «партия постепенно выродится в замкнутую группу активистов, почти целиком поглощенных задачами управления на разных уровнях, а, следовательно, в некую бюрократическую организацию, изолированную от остальной страны». Если первоначально приоритет отдавался рабочим «от станка», с объявлением в 1925 году лозунга «повернёмся лицом к деревне» к 1927 году в партию было принято до 137 тыс. крестьян, также практиковался массовый набор комсомольцев^[7]. По оценке исследователя Восленского М.С., «ленинский призыв» следовало бы назвать не «ленинским», а «сталинским». Половину партии начали составлять карьеристы: Им чужда была поседевшая в ссылках и эмиграции ленинская гвардия, как бы она ни переродилась к тому времени. Новобранцы шли в ряды не тех, кого ссылают, а тех, кто ссылает, шли не совершать революцию, а занимать хорошие места после совершенной революции. Они были потенциально людьми Сталина. На книге «Об основах ленинизма» — своей претензии на роль систематизатора и толкователя теоретических взглядов Ленина — Сталин демонстративно написал: «Ленинскому призыву посвящаю».^[8] Исследователи М. Геллер и А. Некрич приводят оценку современника, утверждавшего, что «новобранцы» «смотрят на партию, как на пирог с начинкой»^[9]. По оценке другого современника, Николая Полетики, к 1925 году в результате массового набора две трети партии начали составлять малообразованные или даже невежественные рабочие «от станка», не разбиравшиеся «ни в большевизме и ленинизме, ни социал- демократизме», зато жаждавшие лишь постов и должностей, и потому послушно голосовавшие за «генеральную линию ЦК», которую представлял Сталин^[10], «98-99 % „ленинского призыва“ в партию были за Сталина, так как именно он открыл им ворота в партию». К моменту начала в 1920-е годы внутри ВКП(б) борьбы за власть, сопровождавшейся ожесточёнными идеологическими дискуссиями, большинство партии начала составлять вчерашняя крестьянская молодёжь, вообще не понимавшая содержания этих дискуссий. В то же время, несмотря на все массовые наборы в партию, у власти вплоть до Большой Чистки 1937—1938 годов всё ещё оставались лица, избранные на высокие посты ещё при жизни Ленина. По данным исследователя Восленского М.С., по состоянию на 1930 год среди секретарей обкомов, крайкомов и ЦК Нацкомпартий доля лиц с дореволюционным партстажем всё ещё составляла 69 %, из делегатов XVIII Съезда 1934 года 80 % вступили в партию до 1920 года. Результатом становится всё сильнее распространяющиеся представления о лицах с дореволюционным партстажем, как о незаслуженно привилегированном слое. Секретарь Сталина Бажанов Б.Г. в своих воспоминаниях утверждает, что подобные представления носили отчётливо антисемитский оттенок. https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1543080#.D0.9F.D1.80.D0.B5.D0.B4.D1.8B.D1.81.D1.82.D0.BE.D1.80.D0.B8.D1.8F↩
Практически все указанные в предыдущей сноске комментаторы не говорят о том, что перед кадровым составом «ленинской партии» и партии «ленинского призыва» исторически стояли разные задачи. Первая, в которую позднее искусно влита вторая, должна была взять валявшуюся от большого ума росионской и росионствующей «элиты» в 1917 году власть в воюющем с внешними явными и неявными врагами государстве для «пятой, но не последней, колонны» троицкизма, практически полностью господствовавшего в ней в силу определённых политических и иных причин при формировании хорошо прикрытых «интересами пролетариата в руской рЭволюции» долгосрочных целей, и выполнить под руководством вождей от троцкизма задачи противоестественные историческим задачам и интересам Русской государственности и Русской цивилизации. Перед второй стояли задачи восстановления Русской государственности и управляемости в ней. При этом весь цимес для первой состоял в том, что нарушалась монополия троцкистов на кадровую политику уже не в масштабах партии, но в масштабах государства с соответстующими последствиями. Нарушался неявный запрет для русских «кухаркиных детей», продлённый в условиях пост-революционности её и его создателями… И именно с этого пункта прямая и открытая борьба за отменённую фактически «перманентную революцию» переносится в кулуары ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ (https://ru.wikipedia.org/wiki/Государственное_политическое_управление_при_НКВД_РСФСР)… как и борьба за кадры и кадровую политику государственности и анти-государственности СССР (РОССИИ). При этом терминология оставалась в политических интересах «истерического момента» той же, а суть становилась иной. ↩
Безсознательная художественно-эмоциональная самоидентификация Сосо была выражена в стихотворении про странствующего певца-пандуриста:Ходил он от дома к дому, Стучась у чужих дверей, Со старым дубовым пандури, С нехитрою песней своей. В напеве его и в песне, Как солнечный луч чиста, Звучала великая правда — Возвышенная мечта. Сердца, превращенные в камень, Заставить биться умел. У многих будил он разум, Дремавший в глубокой тьме. Но люди, забывшие Бога, Хранящие в сердце тьму, Полную чашу отравы Преподнесли ему. Сказали они: “Будь проклят! Пей, осуши до дна… И песня твоя чужда нам, И правда твоя не нужна!” Однако, были и другие стихи, в отличие от первого – опубликованные официально В 1895 г. в тифлисской газете «Иверия» (по-грузински — «Грузия») появились стихи молодого семинариста Сосо Джугашвили «Цвети, родная Иверия! Ликуй, родимый край…» Грузинский литератор националистического направления М.Келенджеридзе включил в своё время в «Грузинскую хрестоматию или сборник лучших образцов грузинской словесности» эти и другие стихи молодого Сосо, в том числе и ярко выраженной «великогрузинской» направленности, а не только про певца «коммунизма» и его «старенький пандури». ↩
См. «Дерзость мечты» https://concept-life.info/the-audacity-of-dreams/ ↩
Они начали приходить ещё раньше – «после победы» в Гражданской войне, о чём В.И. Ленин сетовал в своём докладе III конгрессу Комминтерна, в том смысле, что «их лучше бы расстрелять» – См. выше. ↩
Сейчас страшен не сам по себе «ковид» (вряд ли он страшнее «чёрной оспы»), а та беззащитность граждан, ощущаемая ими, и «безрукость-безголовость» медико-санитарного блока всё ещё «медведевского», по духу и стилю… провала любой серьёзной работы правительства, направленной на сохранение генофонда страны, доведшего «до ручки» своими людоедскими оптимизациями первичное звено здравоохранения – до его полного разрушения, вплоть до ликвидации в некоторых регионах Станций переливания крови (гордости советской медицины – уникального явления в мировом здравоохранении), которые, оказывается нужны для производства кровяной плазмы, переливаемой «ковид»-больным. Вместо этого открыли новый бизнес на производстве и продаже казне ИВЛ, низкая эффективность которых уже статистически доказана… При этом ФАС за год до «пандемии» буквально преследовал отечественных производителей «арбидола» – единственно эффективно применяемого отечественного лекарства…в соотвествии со стандартами ВТО, и,.. в интересах фармацевтических ТНК. Вот такие «борцы» с пан-де-мией… ↩

Источник

Содержание

ПРЕДИСЛОВИЕ.

I. ДОГМАТИЗМ И «СВОБОДА КРИТИКИ».

II. СТИХИЙНОСТЬ МАСС И СОЗНАТЕЛЬНОСТЬ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ.

III. ТРЕД-ЮНИОНИСТСКАЯ И СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА.

IV. КУСТАРНИЧЕСТВО ЭКОНОМИСТОВ И ОРГАНИЗАЦИЯ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ.

V. ПЛАН ОБЩЕРУССКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ГАЗЕТЫ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Приложение. ПОПЫТКА ОБЪЕДИНЕНИЯ «ИСКРЫ» С «РАБОЧИМ ДЕЛОМ».

ПОПРАВКА К «ЧТО ДЕЛАТЬ?»

» ..Партийная борьба придает партии силу и жизненность, величайшим доказательством слабости партии является ее расплывчатость и притупление резко обозначенных границ, партия укрепляется тем, что очищает себя…»

(Из письма Лассаля к Марксу от 24 июня 1852 г.)

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Предлагаемая брошюра должна была, по первоначальному плану автора, быть посвящена подробному развитию тех мыслей, которые высказаны в статье «С чего начать?» («Искра» № 4, май 1901 г.). И мы должны прежде всего принести извинение читателю за позднее исполнение данного там (и повторенного в ответ на многие частные запросы и письма) обещания. Одной из причин такого запоздания явилась попытка объединения всех заграничных социал-демократических организаций, предпринятая в июне истекшего (1901) года. Естественно было дождаться результатов этой попытки, ибо при удаче ее пришлось бы, может быть, излагать организационные взгляды «Искры» под несколько иным углом зрения, и во всяком случае такая удача обещала бы положить очень быстро конец существованию двух течений в русской социал-демократии. Как известно читателю, попытка окончилась неудачей и, как мы постараемся доказать ниже, не могла не окончиться так после нового поворота «Рабочего Дела» в № 10 к «экономизму». Оказалось безусловно необходимым вступить в решительную борьбу с этим расплывчатым и мало определенным, но зато тем более устойчивым и способным возрождаться в разнообразных формах направлением. Сообразно этому видоизменился и весьма значительно расширился первоначальный план брошюры.

Главной темой ее должны были быть три вопроса, поставленные в статье «С чего начать?». Именно: вопросы о характере и главном содержании нашей политической агитации, о наших организационных задачах, о плане построения одновременно и с разных концов боевой общерусской организации. Вопросы эти давно уже интересуют автора, пытавшегося поднять их еще в «Рабочей Газете» при одной из неудавшихся попыток ее возобновления (см. гл. V). Но первоначальное предположение ограничиться в брошюре разбором только трех этих вопросов и изложить свои воззрения по возможности в положительной форме, не прибегая или почти не прибегая к полемике, оказалось совершенно неосуществимым по двум причинам. С одной стороны, «экономизм» оказался гораздо более живучим, чем мы предполагали (мы употребляем слово «экономизм» в широком смысле, как оно было пояснено в № 12 «Искры» (декабрь 1901 г.) в статье «Беседа с защитниками экономизма», наметившей, так сказать, конспект предлагаемой читателю брошюры). Стало несомненным, что различные взгляды на решение этих трех вопросов объясняются в гораздо большей степени коренной противоположностью двух направлений в русской социал-демократии, чем расхождением в частностях. С другой стороны, недоумение «экономистов» по поводу фактического проведения в «Искре» наших воззрений показывало с очевидностью, что мы часто говорим буквально на разных языках, что мы не можем поэтому ни до чего договориться, если не будем начинать ab ovo, что необходимо сделать попытку возможно более популярного, поясняемого самыми многочисленными и конкретными примерами, систематического «объяснения» со всеми «экономистами» по всем коренным пунктам наших разногласий. И я решил сделать такую попытку «объясниться», вполне сознавая, что это очень сильно увеличит размеры брошюры и замедлит ее выход, но не видя в то же время никакой возможности иначе исполнить данное мной в статье «С чего начать?» обещание. К извинению по поводу опоздания мне приходится таким образом прибавить еще извинение по поводу громадных недостатков в литературной отделке брошюры: я должен был работать до последней степени наспех, отрываемый притом всякими другими работами.

Разбор указанных выше трех вопросов составляет, по-прежнему, главную тему брошюры, но начать мне пришлось с двух более общих вопросов: почему такой «невинный» и «естественный» лозунг, как «свобода критики», является для нас настоящим боевым сигналом? почему мы не можем столковаться даже по основному вопросу о роли социал-демократии по отношению к стихийному массовому движению? Далее, изложение взглядов на характер и содержание политической агитации превратилось в объяснение разницы между тред-юнионистской и социал-демократической политикой, а изложение взглядов на организационные задачи — в объяснение разницы между удовлетворяющим «экономистов» кустарничеством и необходимой, на наш взгляд, организацией революционеров. Затем, на «плане» общерусской политической газеты я тем более настаиваю, чем несостоятельнее были сделанные против него возражения и чем менее ответили мне по существу на поставленный в статье «С чего начать?» вопрос о том, как могли бы мы одновременно со всех концов приняться за возведение необходимой нам организации. Наконец, в заключительной части брошюры я надеюсь показать, что мы сделали все от нас зависевшее, чтобы предупредить решительный разрыв с «экономистами», который оказался, однако, неизбежным; — что «Раб. Дело» приобрело особое, «историческое», если хотите, значение тем, что всего полнее, всего рельефнее выразило не последовательный «экономизм», а тот разброд и те шатания, которые составили отличительную черту целого периода в истории русской социал-демократии; — что поэтому приобретает значение и чрезмерно подробная, на первый взгляд, полемика с «Раб. Делом»), ибо мы не можем идти вперед, если мы окончательно не ликвидируем этого периода.

Февраль 1902 г. Н. Ленин.

I. ДОГМАТИЗМ И «СВОБОДА КРИТИКИ».

I. а

а) ЧТО ЗНАЧИТ «СВОБОДА КРИТИКИ»?

«Свобода критики» — это, несомненно, самый модный лозунг в настоящее время, всего чаще употребляемый в спорах между социалистами и демократами всех стран. На первый взгляд, трудно себе представить что-либо более странное, чем эти торжественные ссылки одной из спорящих сторон на свободу критики. Неужели из среды передовых партий раздались голоса против того конституционного закона большинства европейских стран, который обеспечивает свободу науки и научного исследования? «Тут что-то не так!» — должен будет сказать себе всякий сторонний человек, который услыхал повторяемый на всех перекрестках модный лозунг, но не вник еще в сущность разногласия между спорящими. «Этот лозунг, очевидно, одно из тех условных словечек, которые, как клички, узаконяются употреблением и становятся почти нарицательными именами».

В самом деле, ни для кого не тайна, что в современной международной социал-демократии образовались два направления, борьба между которыми то разгорается и вспыхивает ярким пламенем, то затихает и тлеет под пеплом внушительных «резолюций о перемирии». В чем состоит «новое» направление, которое «критически» относится к «старому, догматическому» марксизму, это с достаточной определенностью сказал Бернштейн и показал Мильеран.

Социал-демократия должна из партии социальной революции превратиться в демократическую партию социальных реформ. Это политическое требование Бернштейн обставил целой батареей довольно стройно согласованных «новых» аргументов и соображений. Отрицалась возможность научно обосновать социализм и доказать, с точки зрения материалистического понимания истории, его необходимость и неизбежность; отрицался факт растущей нищеты, пролетаризации и обострения капиталистических противоречий; объявлялось несостоятельным самое понятие о «конечной цели» и безусловно отвергалась идея диктатуры пролетариата: отрицалась принципиальная противоположность либерализма и социализма; отрицалась теория классовой борьбы, неприложимая будто бы к строго демократическому обществу, управляемому согласно воле большинства, и т. д.

Таким образом, требование решительного поворота от революционной социал-демократии к буржуазному социал-реформаторству сопровождалось не менее решительным поворотом к буржуазной критике всех основных идей марксизма. А так как эта последняя критика велась уже издавна против марксизма и с политической трибуны и с университетской кафедры, и в массе брошюр и в ряде ученых трактатов, так как вся подрастающая молодежь образованных классов в течение десятилетий систематически воспитывалась на этой критике,- то неудивительно, что «новое критическое» направление в социал-демократии вышло как-то сразу вполне законченным, точно Минерва из головы Юпитера. По своему содержанию, этому направлению не приходилось развиваться и складываться: оно прямо было перенесено из буржуазной литературы в социалистическую.

Далее. Если теоретическая критика Бернштейна и его политические вожделения оставались еще кому-либо неясными, то французы позаботились о наглядной демонстрации «новой методы». Франция и на этот раз оправдала свою старинную репутацию «страны, в истории которой борьба классов, более чем где-либо, доводилась до решительного конца» (Энгельс, из предисловия к сочинению Маркса: «Der 18 Brumaire»). Французские социалисты стали не теоретизировать, а прямо действовать; более развитые в демократическом отношении политические условия Франции позволили им сразу перейти к «практическому бернштейнианству» во всех его последствиях. Мильеран дал прекрасный образчик этого практического бернштейнианства, — недаром Мильерана так усердно бросились защищать и восхвалять и Бернштейн, и Фольмар! В самом деле: если социал-демократия в сущности есть просто партия реформ и должна иметь смелость открыто признать это, — тогда социалист не только вправе вступить в буржуазное министерство, но должен даже всегда стремиться к этому. Если демократия в сущности означает уничтожение классового господства, — то отчего же социалистическому министру не пленять весь буржуазный мир речами о сотрудничестве классов? Отчего не оставаться ему в министерстве даже после того, как убийства рабочих жандармами показали в сотый и тысячный раз истинный характер демократического сотрудничества классов? Отчего бы ему не принять лично участия в приветствовании царя, которого французские социалисты зовут теперь не иначе как героем виселицы, кнута и ссылки (knouteur, pendeur et deportateur)? А возмездием за это бесконечное унижение и самооплевание социализма перед всем миром, за развращение социалистического сознания рабочих масс — этого единственного базиса, который может обеспечить нам победу, — в возмездие за это громкие проекты мизерных реформ, мизерных до того, что у буржуазных правительств удавалось добиться большего!

Кто не закрывает себе намеренно глаз, тот не может не видеть, что новое «критическое» направление в социализме есть не что иное, как новая разновидность оппортунизма. И если судить о людях не по тому блестящему мундиру, который они сами себе надели, не по той эффектной кличке, которую они сами себе взяли, а по тому, как они поступают и что они на самом деле пропагандируют, — то станет ясно, что «свобода критики» есть свобода оппортунистического направления в социал-демократии, свобода превращать социал-демократию в демократическую партию реформ, свобода внедрения в социализм буржуазных идей и буржуазных элементов.

Свобода — великое слово, но под знаменем свободы промышленности велись самые разбойнические войны, под знаменем свободы труда — грабили трудящихся. Такая же внутренняя фальшь заключается в современном употреблении слова: «свобода критики». Люди, действительно убежденные в том, что они двинули вперед науку, требовали бы не свободы новых воззрений наряду с старыми, а замены последних первыми. А современные выкрикивания «да здравствует свобода критики!» слишком напоминают басню о пустой бочке.

Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения. И вот некоторые из нас принимаются кричать: пойдемте в это болото! — а когда их начинают стыдить, они возражают: какие вы отсталые люди! и как вам не совестно отрицать за нами свободу звать вас на лучшую дорогу! — О да, господа, вы свободны не только звать, но и идти куда вам угодно, хотя бы в болото; мы находим даже, что ваше настоящее место именно в болоте, и мы готовы оказать вам посильное содействие к вашему переселению туда. Но только оставьте тогда наши руки, не хватайтесь за нас и не пачкайте великого слова свобода, потому что мы ведь тоже «свободны» идти, куда мы хотим, свободны бороться не только с болотом, но и с теми, кто поворачивает к болоту!

I.b

б) НОВЫЕ ЗАЩИТНИКИ «СВОБОДЫ КРИТИКИ».

И вот этот-то лозунг («свобода критики») торжественно выдвинут в самое последнее время «Раб. Делом» (№ 10), органом заграничного «Союза русских социал-демократов», выдвинут не как теоретический постулат, а как политическое требование, как ответ на вопрос: «возможно ли объединение действующих за границей социал-демократических организаций?» — «Для прочного объединения необходима свобода критики» (стр. 36).

Из этого заявления вытекают два совершенно определенных вывода: 1. «Рабоч. Дело» берет под свою защиту оппортунистическое направление в международной социал-демократии вообще; 2. «Р. Дело» требует свободы оппортунизма в русской социал-демократии. Рассмотрим эти выводы.

«Р. Делу» «в особенности» не нравится «склонность «Искры» и «Зари» пророчить разрыв между Горой, и Жирондой международной социал-демократии».

«Нам вообще, — пишет редактор «Р. Д.» Б. Кричевский, — разговор о Горе и Жиронде в рядах социал-демократии представляется поверхностной исторической аналогией, странной под пером марксиста: Гора и Жиронда представляли не разные темпераменты или умственные течения, как это может казаться историкам-идеологам, а разные классы или слои — среднюю буржуазию, с одной стороны, и мелкое мещанство с пролетариатом, с другой. В современном же социалистическом движении нет столкновения классовых интересов, оно все целиком, во всех (курс. Б. Кр.) своих разновидностях, включая и самых отъявленных бернштейнианцев, стоит на почве классовых интересов пролетариата, его классовой борьбы за политическое и экономическое освобождение» (стр. 32-33).

Смелое утверждение! Не слыхал ли Б. Кричевский о том, давно уже подмеченном, факте, что именно широкое участие в социалистическом движении последних лет слоя «академиков» обеспечило такое быстрое распространение бернштейнианства? А главное, — на чем основывает наш автор свое мнение, что и «самые отъявленные бернштейнианцы» стоят на почве классовой борьбы за политическое и экономическое освобождение пролетариата? Неизвестно. Решительная защита самых отъявленных бернштейнианцев ровно никакими ни доводами, ни соображениями не подкрепляется. Автор думает, очевидно, что раз он повторяет то, что говорят про себя и самые отъявленные бернштейнианцы, — то его утверждение и не нуждается в доказательствах. Но можно ли представить себе что-либо более «поверхностное», как это суждение о целом направлении на основании того, что говорят сами про себя представители этого направления? Можно ли представить себе что-либо более поверхностное, как дальнейшая «мораль» о двух различных и даже диаметрально противоположных типах или дорогах партийного развития (стр. 34-35 «Р. Д.»)? Немецкие социал-демократы, видите ли, признают полную свободу критики, — французы же нет, и именно их пример показывает весь «вред нетерпимости».

Именно пример Б. Кричевского — ответим мы на это — показывает, что иногда называют себя марксистами люди, которые смотрят на историю буквально «по Иловайскому». Чтобы объяснить единство германской и раздробленность французской социалистической партии, вовсе нет надобности копаться в особенностях истории той и другой страны, сопоставлять условия военного полуабсолютизма и республиканского парламентаризма, разбирать последствия Коммуны и исключительного закона о социалистах, сравнивать экономический быт и экономическое развитие, вспоминать о том, как «беспримерный рост германской социал-демократии» сопровождался беспримерной в истории социализма энергией борьбы не только с теоретическими (Мюльбергер, Дюринг, катедер-социалисты), но и с тактическими (Лассаль) заблуждениями, и проч. и проч. Все это лишнее! Французы ссорятся, потому что они нетерпимы, немцы едины, потому что они пай-мальчики.

И заметьте, что посредством этого бесподобного глубокомыслия «отводится» факт, всецело опровергающий защиту бернштейнианцев. Стоят ли они на почве классовой борьбы пролетариата, этот вопрос окончательно и бесповоротно может быть решен только историческим опытом. Следовательно, наиболее важное значение имеет в этом отношении именно пример Франции, как единственной страны, в которой бернштейнианцы попробовали встать самостоятельно на ноги, при горячем одобрении своих немецких коллег (а отчасти и русских оппортунистов: ср. «Р. Д.» № 2-3, стр. 83-84). Ссылка на «непримиримость» французов — помимо своего «исторического» (в ноздревском смысле) значения — оказывается просто попыткой замять сердитыми словами очень неприятные факты.

Да и немцев мы вовсе еще не намерены подарить Б. Кричевскому и прочим многочисленным защитникам «свободы критики». Если «самые отъявленные бернштейнианцы» терпимы еще в рядах германской партии, то лишь постольку, поскольку они подчиняются и ганноверской резолюции, решительно отвергнувшей «поправки» Бернштейна, и любекской, содержащей в себе (несмотря на всю дипломатичность) прямое предостережение Бернштейну. Можно спорить, с точки зрения интересов немецкой партии, о том, насколько уместна была дипломатичность, лучше ли в данном случае худой мир, чем добрая ссора, можно расходиться, одним словом, в оценке целесообразности того или другого способа отклонить бернштейнианство, но нельзя не видеть факта, что германская партия дважды отклонила бернштейнианство. Поэтому думать, что пример немцев подтверждает тезис: «самые отъявленные бернштейнианцы стоят на почве классовой борьбы пролетариата за его экономическое и политическое освобождение» — значит совершенно не понимать происходящего у всех перед глазами.

Мало того. «Раб. Дело» выступает, как мы уже заметили, перед русской социал-демократией с требованием «свободы критики» и с защитой бернштейнианства. Очевидно, ему пришлось убедиться в том, что у нас несправедливо обижали наших «критиков» и бернштейнианцев. Каких же именно? кто? где? когда? в чем именно состояла несправедливость? — Об этом «Р. Дело» молчит, не упоминая ни единого раза ни об одном русском критике и бернштейнианце! Нам остается только сделать одно из двух возможных предположений. Или несправедливо обиженной стороной является не кто иной, как само «Р. Дело» (это подтверждается тем, что в обеих статьях десятого номера речь идет только об обидах, нанесенных «Зарей» и «Искрой» «Р. Делу»). Тогда чем объяснить такую странность, что «Р. Дело», столь упорно отрекавшееся всегда от всякой солидарности с бернштейнианством, не могло защитить себя, не замолвив словечка за «самых отъявленных бернштейнианцев» и за свободу критики? Или несправедливо обижены какие-то третьи лица. Тогда каковы могут быть мотивы умолчания о них?

Мы видим, таким образом, что «Р. Дело» продолжает ту игру в прятки, которой оно занималось (как мы покажем ниже) с самого своего возникновения. А затем обратите внимание на это первое фактическое применение хваленой «свободы критики». На деле она сейчас же свелась не только к отсутствию всякой критики, но и к отсутствию самостоятельного суждения вообще. То самое «Р. Дело», которое умалчивает точно о секретной болезни (по меткому выражению Старовера) о русском бернштейнианстве, предлагает для лечения этой болезни просто-напросто списать последний немецкий рецепт против немецкой разновидности болезни! Вместо свободы критики — рабская,.. хуже: обезьянья подражательность! Одинаковое социально-политическое содержание современного интернационального оппортунизма проявляется в тех или иных разновидностях, сообразно национальным особенностям. В одной стране группа оппортунистов выступала издавна под особым флагом, в другой оппортунисты пренебрегали теорией, ведя практически политику радикалов-социалистов, в третьей — несколько членов революционной партии перебежали в лагерь оппортунизма и стараются добиться своих целей не открытой борьбой за принципы и за новую тактику, а постепенным, незаметным и, если можно так выразиться, ненаказуемым развращением своей партии, в четвертой — такие же перебежчики употребляют те же приемы в потемках политического рабства и при совершенно оригинальном взаимоотношении «легальной» и «нелегальной» деятельности и проч. Браться же говорить о свободе критики и бернштейнианства, как условии объединения русских социал-демократов, и при этом не давать разбора того, в чем именно проявилось и какие особенные плоды принесло русское бернштейнианство, — это значит браться говорить для того, чтобы ничего не сказать.

Попробуем же мы сами сказать, хотя бы в нескольких словах, то, чего не пожелало сказать (или, может быть, не сумело и понять) «Р. Дело».

I.v

в) КРИТИКА В РОССИИ.

Основная особенность России в рассматриваемом отношении состоит в том, что уже самое начало стихийного рабочего движения, с одной стороны, и поворота передового общественного мнения к марксизму, с другой, ознаменовалось соединением заведомо разнородных элементов под общим флагом и для борьбы с общим противником (устарелым социально-политическим мировоззрением). Мы говорим о медовом месяце «легального марксизма». Это было вообще чрезвычайно оригинальное явление, в самую возможность которого не мог бы даже поверить никто в 80-х или начале 90-х годов. В стране самодержавной, с полным порабощением печати, в эпоху отчаянной политической реакции, преследовавшей самомалейшие ростки политического недовольства и протеста, — внезапно пробивает себе дорогу в подцензурную литературу теория революционного марксизма, излагаемая эзоповским, но для всех «интересующихся» понятным языком. Правительство привыкло считать опасной только теорию (революционного) народовольчества, не замечая, как водится, ее внутренней эволюции, радуясь всякой направленной против нее критике. Пока правительство спохватилось, пока тяжеловесная армия цензоров и жандармов разыскала нового врага и обрушилась на него, — до тех пор прошло немало (на наш русский счет) времени. А в это время выходили одна за другой марксистские книги, открывались марксистские журналы и газеты, марксистами становились повально все, марксистам льстили, за марксистами ухаживали, издатели восторгались необычайно ходким сбытом марксистских книг. Вполне понятно, что среди окруженных этим чадом начинающих марксистов оказался не один «писатель, который зазнался»…

В настоящее время об этой полосе можно говорить спокойно, как о прошлом. Ни для кого не тайна, что кратковременное процветание марксизма на поверхности нашей литературы было вызвано союзом людей крайних с людьми весьма умеренными. В сущности, эти последние были буржуазными демократами, и этот вывод (до очевидности подкрепленный их дальнейшим «критическим» развитием) напрашивался кое перед кем еще во времена целости «союза».

Но если так, то не падает ли наибольшая ответственность за последующую «смуту» именно на революционных социал-демократов, которые вошли в этот союз с будущими «критиками»? Такой вопрос, вместе с утвердительным ответом на него, приходится слышать иногда от людей, чересчур прямолинейно смотрящих на дело. Но эти люди совершенно не правы. Бояться временных союзов хотя бы и с ненадежными людьми может только тот, кто сам на себя не надеется, и ни одна политическая партия без таких союзов не могла бы существовать. А соединение с легальными марксистами было своего рода первым действительно политическим союзом русской социал-демократии. Благодаря этому союзу была достигнута поразительно быстрая победа над народничеством и громадное распространение вширь идей марксизма (хотя и в вульгаризированном виде). Притом союз заключен был не совсем без всяких «условий». Доказательство: сожженный в 1895 г. цензурой марксистский сборник «Материалы к вопросу о хозяйственном развитии России». Если литературное соглашение с легальными марксистами можно сравнить с политическим союзом, то эту книгу можно сравнить с политическим договором.

Разрыв вызван был, конечно, не тем, что «союзники» оказались буржуазными демократами. Напротив, представители этого последнего направления — естественные и желательные союзники социал-демократии, поскольку дело идет о ее демократических задачах, выдвигаемых на первый план современным положением России. Но необходимым условием такого союза является полная возможность для социалистов раскрывать рабочему классу враждебную противоположность его интересов и интересов буржуазии. А то бернштейнианство и «критическое» направление, к которому повально обратилось большинство легальных марксистов, отнимало эту возможность и развращало социалистическое сознание, опошляя марксизм, проповедуя теорию притупления социальных противоречий, объявляя нелепостью идею социальной революции и диктатуры пролетариата, сводя рабочее движение и классовую борьбу к узкому тред-юнионизму и «реалистической» борьбе за мелкие, постепенные реформы. Это вполне равносильно было отрицанию со стороны буржуазной демократии права на самостоятельность социализма, а следовательно, и права на его существование; это означало на практике стремление превратить начинающееся рабочее движение в хвост либералов.

Естественно, что при таких условиях разрыв был необходим. Но «оригинальная» особенность России сказалась в том, что этот разрыв означал простое удаление социал-демократов из наиболее всем доступной и широко распространенной «легальной» литературы. В ней укрепились «бывшие марксисты», вставшие «под знак критики» и получившие почти что монополию на «разнос» марксизма. Клики: «против ортодоксии» и «да здравствует свобода критики» (повторяемые теперь «Р. Делом») сделались сразу модными словечками, и что против этой моды не устояли и цензоры с жандармами, это видно из таких фактов, как появление трех русских изданий книги знаменитого (геростратовски знаменитого) Бернштейна или как рекомендация Дубадавым книг Бернштейна, г. Прокоповича и проч. («Искра» № 10). На социал-демократов легла теперь трудная сама по себе, и невероятно затрудненная еще чисто внешними препятствиями, задача борьбы с новым течением. А это течение не ограничилось областью литературы. Поворот к «критике» сопровождался встречным влечением практиков социал-демократов к «экономизму».

Как возникала и росла связь и взаимозависимость легальной критики и нелегального «экономизма», этот интересный вопрос мог бы послужить предметом особой статьи. Нам достаточно отметить здесь несомненное существование этой связи. Пресловутое «Credo» потому и приобрело такую заслуженную знаменитость, что оно откровенно формулировало эту связь и проболтало основную политическую тенденцию «экономизма»: рабочие пусть ведут экономическую борьбу (точнее было бы сказать: тред-юнионистскую борьбу, ибо последняя объемлет и специфически рабочую политику), а марксистская интеллигенция пусть сливается с либералами для «борьбы» политической. Тред-юнионистская работа «в народе» оказывалась исполнением первой, легальная критика — второй половины этой задачи. Это заявление было таким прекрасным оружием против «экономизма», что если бы не было «Credo» — его стоило бы выдумать.

«Credo» не было выдумано, но оно было опубликовано помимо воли и, может быть, даже против воли его авторов. По крайней мере, пишущему эти строки, который принимал участие в извлечении на свет божий новой «программы», приходилось слышать жалобы и упреки по поводу того, что набросанное ораторами резюме их взглядов было распространено в копиях, получило ярлык «Credo» и попало даже в печать вместе с протестом! Мы касаемся этого эпизода, потому что он вскрывает очень любопытную черту нашего «экономизма»: боязнь гласности. Это именно черта «экономизма» вообще, а не одних только авторов «Credo»: ее проявляли и «Рабочая Мысль», самый прямой и самый честный сторонник «экономизма», и «Р. Дело» (возмущаясь опубликованием «экономических» документов в «Vademecum’e»), и Киевский комитет, не пожелавший года два тому назад дать разрешение на опубликование своего «Profession de foi» вместе с написанным против него опровержением, и многие, многие отдельные представители «экономизма».

Эта боязнь критики, проявляемая сторонниками свободы критики, не может быть объяснена одним лукавством (хотя кое-когда, несомненно, не обходится и без лукавства: нерасчетливо открывать для натиска противников неокрепшие еще ростки нового направления!). Нет, большинство «экономистов» совершенно искренно смотрит (и, по самому существу «экономизма», должны смотреть) с недоброжелательством на всякие теоретические споры, фракционные разногласия, широкие политические вопросы, проекты сорганизовывать революционеров и т. п. «Сдать бы все это за границу!» — сказал мне однажды один из довольно последовательных «экономистов», и он выразил этим очень распространенное (и опять-таки чисто тред-юнионистское) воззрение:

наше дело — рабочее движение, рабочие организации здесь, в нашей местности, а остальное — выдумки доктринёров, «переоценка идеологии», как выразились авторы письма в № 12 «Искры» в унисон с № 10 «Р. Дела».

Спрашивается теперь: ввиду таких особенностей русской «критики» и русского бернштейнианства в чем должна была бы состоять задача тех, кто на деле, а не на словах только, хотел быть противником оппортунизма? Во-первых, надо было позаботиться о возобновлении той теоретической работы, которая только-только была начата эпохой легального марксизма и которая падала теперь опять на нелегальных деятелей; без такой работы невозможен был успешный рост движения. Во-вторых, необходимо было активно выступить на борьбу с легальной «критикой», вносившей сугубый разврат в умы. В-третьих, надо было активно выступить против разброда и шатания в практическом движении, разоблачая и опровергая всякие попытки сознательно или бессознательно принижать нашу программу и нашу тактику.

Что «Р. Дело» не делало ни того, ни другого, ни третьего, это известно, и ниже нам придется подробно выяснять эту известную истину с самых различных сторон. Теперь же мы хотим только показать, в каком вопиющем противоречии находится требование «свободы критики» с особенностями нашей отечественной критики и русского «экономизма». Взгляните, в самом деле, на текст той резолюции, которой «Союз русских социал-демократов за границей» подтвердил точку зрения «Р. Дела»:

«В интересах дальнейшего идейного развития социал-демократии мы признаем свободу критики социал-демократической теории в партийной литературе безусловно необходимой, поскольку критика не идет вразрез с классовым и революционным характером этой теории» («Два съезда», стр. 10).

И мотивировка: резолюция «в первой своей части совпадает с резолюцией любекского партейтага по поводу Бернштейна»… В простоте душевной, «союзники» и не замечают, какое testimonium paupertatis (свидетельство о бедности) подписывают они себе этим копированием!.. «но… во второй части более тесно ограничивает свободу критики, чем это сделал любекский партейтаг».

Итак, резолюция «Союза» направлена против русских бернштейнианцев? Иначе было бы полным абсурдом ссылаться на Любек! Но это неверно, что она «тесно ограничивает свободу критики». Немцы своей ганноверской резолюцией отклонили пункт за пунктом именно те поправки, которые делал Бернштейн, а любекской — объявили предостережение Бернштейну лично, назвав его в резолюции. Между тем, наши «свободные» подражатели ни единым звуком не намекают ни на одно проявление специально русской «критики» и русского «экономизма»; при этом умолчании голая ссылка на классовый и революционный характер теории оставляет гораздо больше простора лжетолкованиям, особенно если «Союз» отказывается отнести к оппортунизму «так называемый экономизм» («Два съезда», стр. 8, к п. I). Это, однако, мимоходом. Главное же то, что позиции оппортунистов по отношению к революционным социал-демократам диаметрально противоположны в Германии и в России. В Германии революционные социал-демократы стоят, как известно, за сохранение того, что есть: за старую программу и тактику, всем известную и опытом многих десятилетий разъясненную во всех деталях. «Критики» же хотят внести изменения, и так как этих критиков ничтожное меньшинство, а ревизионистские стремления их очень робки, то можно понять мотивы, по которым большинство ограничивается сухим отклонением «новшества». У нас же в России критики и «экономисты» стоят за сохранение того, что есть: «критики» хотят, чтобы их продолжали считать марксистами и обеспечили им ту «свободу критики», которой они во всех смыслах пользовались (ибо никакой партийной связи они, в сущности, никогда не признавали, да и не было у нас такого общепризнанного партийного органа, который мог бы «ограничить» свободу критики хотя бы советом); «экономисты» хотят, чтобы революционеры признавали «полноправность движения в настоящем» («Р. Д.» №10, стр. 25), т.е. «законность» существования того, что существует; чтобы «идеологи» не пытались «совлечь» движение с того пути, который «определяется взаимодействием материальных элементов и материальной среды» («Письмо» в № 12 «Искры»); чтобы признали желательным вести ту борьбу, «какую только возможно вести рабочим при данных обстоятельствах», а возможной признали ту борьбу, «которую они ведут в действительности в данную минуту» («Отдельное приложение к «Р. Мысли»», стр. 14). Наоборот, мы, революционные социал-демократы, недовольны этим преклонением пред стихийностью, т. е. перед тем, что есть «в данную минуту»; мы требуем изменения господствующей в последние годы тактики, мы заявляем, что, («прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, необходимо сначала решительно и определенно размежеваться» (из объявления об издании «Искры»). Одним словом, немцы остаются при данном, отклоняя изменения; мы требуем изменения данного, отвергая преклонение пред этим данным и примирение с ним.

Этой «маленькой» разницы и не заметили наши «свободные» копировальщики немецких резолюций!

I.g

г) ЭНГЕЛЬС О ЗНАЧЕНИИ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ.

«Догматизм, доктринерство», «окостенение партии — неизбежное наказание за насильственное зашнуровывание мысли», — таковы те враги, против которых рыцарски ополчаются поборники «свободы критики» в «Раб. Деле». — Мы очень рады постановке на очередь этого вопроса и предложили бы только дополнить его другим вопросом:

А судьи кто?

Перед нами два объявления о литературном издательстве. Одно — «Программа периодического органа Союза рус. с.-д. «Раб. Дело»» (оттиск из № 1 «Р. Д.»). Другое — «Объявление о возобновлении изданий группы «Освобождение труда»». Оба помечены 1899 годом, когда «кризис марксизма» давно уже стоял на очереди дня. И что же? В первом произведении вы напрасно стали бы искать указания на это явление и определенного изложения той позиции, которую намерен занять по этому вопросу новый орган. О теоретической работе и ее насущных задачах в данное время — ни слова ни в этой программе, ни в тех дополнениях к ней, которые принял третий съезд «Союза» 1901 года («Два съезда», стр. 15-18). За все это время редакция «Р. Дела» оставляла в стороне теоретические вопросы, несмотря на то, что они волновали всех социал-демократов всего мира.

Другое объявление, наоборот, прежде всего указывает на ослабление в последние годы интереса к теории, настоятельно требует «зоркого внимания к теоретической стороне революционного движения пролетариата» и призывает к «беспощадной критике бернштейновских и других антиреволюционных тенденций» в нашем движении. Вышедшие номера «Зари» показывают, как выполнялась эта программа.

Итак, мы видим, что громкие фразы против окостенения мысли и проч. прикрывают собой «беззаботность» и беспомощность в развитии теоретической мысли. Пример русских социал-демократов особенно наглядно иллюстрирует то общеевропейское явление (давно уже отмеченное и немецкими марксистами), что пресловутая свобода критики означает не замену одной теории другою, а свободу от всякой целостной и продуманной теории, означает эклектизм и беспринципность. Кто сколько-нибудь знаком с фактическим состоянием нашего движения, тот не может не видеть, что широкое распространение марксизма сопровождалось некоторым принижением теоретического уровня. К движению, ради его практического значения и практических успехов, примыкало немало людей, очень мало и даже вовсе не подготовленных теоретически. Можно судить поэтому, какое отсутствие такта проявляет «Раб. Дело», когда выдвигает с победоносным видом изречение Маркса: «каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ». Повторять эти слова в эпоху теоретического разброда, это все равно что кричать «таскать вам не перетаскать!» при виде похоронной процессии. Да и взяты эти слова Маркса из его письма о Готской программе, в котором он резко порицает допущенный эклектизм в формулировке принципов: если уже надо было соединяться — писал Маркс вожакам партии — то заключайте договоры, ради удовлетворения практических целей движения, но не допускайте торгашества принципами, не делайте теоретических «уступок». Вот какова была мысль Маркса, а у нас находятся люди, которые, во имя его, стараются ослабить значение теории! Без революционной теории не может быть и революционного движения. Нельзя достаточно настаивать на этой мысли в такое время, когда с модной проповедью оппортунизма обнимается увлечение самыми узкими формами практической деятельности. А для русской социал-демократии значение теории усиливается еще тремя обстоятельствами, о которых часто забывают, именно: во-первых, тем, что наша партия только еще складывается, только еще вырабатывает свою физиономию и далеко еще не закончила счетов с другими направлениями революционной мысли, грозящими совлечь движение с правильного пути. Напротив, именно самое последнее время ознаменовалось (как давно уже предсказывал «экономистам» Аксельрод) оживлением не социал-демократических революционных направлений. При таких условиях «неважная» на первый взгляд ошибка может вызвать самые печальные последствия, и только близорукие люди могут находить несвоевременными или излишними фракционные споры и строгое различение оттенков. От упрочения того или другого «оттенка» может зависеть будущее русской социал-демократии на много и много лет.

Во-вторых, социал-демократическое движение международно, по самому своему существу. Это означает не только то, что мы должны бороться с национальным шовинизмом. Это означает также, что начинающееся в молодой стране движение может быть успешно лишь при условии претворения им опыта других стран. А для такого претворения недостаточно простого знакомства с этим опытом или простого переписывания последних резолюций. Для этого необходимо уменье критически относиться к этому опыту и самостоятельно проверять его. Кто только представит себе, как гигантски разрослось и разветвилось современное рабочее движение, тот поймет, какой запас теоретических сил и политического (а также революционного) опыта необходим для выполнения этой задачи.

В-третьих, национальные задачи русской социал-демократии таковы, каких не было еще ни перед одной социалистической партией в мире. Нам придется ниже говорить о тех политических и организационных обязанностях, которые возлагает на нас эта задача освобождения всего народа от ига самодержавия. Теперь же мы хотим лишь указать, что роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией. А чтобы хоть сколько-нибудь конкретно представить себе, что это означает, пусть читатель вспомнит о таких предшественниках русской социал-демократии, как Герцен, Белинский, Чернышевский и блестящая плеяда революционеров 70-х годов; пусть подумает о том всемирном значении, которое приобретает теперь русская литература; пусть… да довольно и этого!

Приведем замечания Энгельса по вопросу о значении теории в социал-демократическом движении, относящиеся к 1874 году. Энгельс признает не две формы великой борьбы социал-демократии (политическую и экономическую), — как это принято делать у нас, — а три, ставя наряду с ними и теоретическую борьбу. Его напутствие практически и политически окрепшему немецкому рабочему движению так поучительно с точки зрения современных вопросов и споров, что читатель не посетует на нас, надеемся, за длинную выписку на предисловия к брошюре «Der deutsche Bauernkrieg», которая давно уже стала величайшей библиографической редкостью:

«Немецкие рабочие имеют два существенных преимущества пред рабочими остальной Европы. Первое — то, что они принадлежат к наиболее теоретическому народу Европы и что они сохранили в себе тот теоретический смысл, который почти совершенно утрачен так называемыми «образованными» классами в Германии. Без предшествующей ему немецкой философии, в особенности философии Гегеля, никогда не создался бы немецкий научный социализм, — единственный научный социализм, который когда-либо существовал. Без теоретического смысла у рабочих этот научный социализм никогда не вошел бы до такой степени в их плоть и кровь, как это мы видим теперь. А как необъятно велико это преимущество, это показывает, с одной стороны, то равнодушие ко всякой теории, которое является одной из главных причин того, почему английское рабочее движение так медленно двигается вперед, несмотря на великолепную организацию отдельных ремесел, — а с другой стороны, это показывает та смута и те шатания, которые посеял прудонизм, в его первоначальной форме у французов и бельгийцев, в его карикатурной, Бакуниным приданной, форме — у испанцев и итальянцев.

Второе преимущество состоит в том, что немцы приняли участие в рабочем движении почти что позже всех. Как немецкий теоретический социализм никогда не забудет, что он стоит на плечах Сен-Симона, Фурье и Оуэна — трех мыслителей, которые, несмотря на всю фантастичность и весь утопизм их учений, принадлежат к величайшим умам всех времен и которые гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно, — так немецкое практическое рабочее движение не должно никогда забывать, что оно развилось на плечах английского и французского движения, что оно имело возможность просто обратить себе на пользу их дорого купленный опыт, избежать теперь их ошибок, которых тогда в большинстве случаев нельзя было избежать. Где были бы мы теперь без образца английских тред-юнионов и французской политической борьбы рабочих, без того колоссального толчка, который дала в особенности Парижская Коммуна?

Надо отдать справедливость немецким рабочим, что они с редким уменьем воспользовались выгодами своего положения. Впервые с тех пор, как существует рабочее движение, борьба ведется планомерно во всех трех ее направлениях, согласованных и связанных между собой: в теоретическом, политическом и практически-экономическом (сопротивление капиталистам). В этом, так сказать, концентрическом нападении и заключается сила и непобедимость немецкого движения.

С одной стороны, вследствие этого выгодного их положения, с другой стороны, вследствие островных особенностей английского движения и насильственного подавления французского, немецкие рабочие поставлены в данный момент во главе пролетарской борьбы. Как долго события позволят им занимать этот почетный пост, этого нельзя предсказать. Но, покуда они будут занимать его, они исполнят, надо надеяться, как подобает, возлагаемые им на них обязанности. Для этого требуется удвоенное напряжение сил во всех областях борьбы и агитации. В особенности обязанность вождей будет состоять в том, чтобы все более и более просвещать себя по всем теоретическим вопросам, все более и более освобождаться от влияния традиционных, принадлежащих старому миросозерцанию, фраз и всегда иметь в виду, что социализм, с тех пор как он стал наукой, требует, чтобы с ним и обращались как с наукой, т. е. чтобы его изучали. Приобретенное таким образом, все более проясняющееся сознание необходимо распространять среди рабочих масс с все большим усердием и все крепче сплачивать организацию партии и организацию профессиональных союзов…

…Если немецкие рабочие будут так же идти вперед, то они будут — не то что маршировать во главе движения — это вовсе не в интересах движения, чтобы рабочие одной какой-либо нации маршировали во главе его, — но будут занимать почетное место в линии борцов; и они будут стоять во всеоружии, если неожиданно тяжелые испытания или великие события потребуют от них более высокого мужества, более высокой решимости и энергии».

Слова Энгельса оказались пророческими. Через несколько лет немецких рабочих постигли неожиданно тяжелые испытания в виде исключительного закона о социалистах. И немецкие рабочие действительно встретили их во всеоружии и сумели победоносно выйти из них.

Русскому пролетариату предстоят испытания еще неизмеримо более тяжкие, предстоит борьба с чудовищем, по сравнению с которым исключительный закон в конституционной стране кажется настоящим пигмеем. История поставила теперь перед нами ближайшую задачу, которая является наиболее революционной из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, разрушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции сделало бы русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата. И мы вправе рассчитывать, что добьемся этого почетного звания, заслуженного уже нашими предшественниками, революционерами 70-х годов, если мы сумеем воодушевить наше в тысячу раз более широкое и глубокое движение такой же беззаветной решимостью и энергией.

II. СТИХИЙНОСТЬ МАСС И СОЗНАТЕЛЬНОСТЬ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ.

Мы сказали, что наше движение, гораздо более широкое и глубокое, чем движение 70-х годов, необходимо воодушевить такою же, как тогда, беззаветной решимостью и энергией. В самом деле, до сих пор, кажется, еще никто не сомневался в том, что сила современного движения — пробуждение масс (и, главным образом, промышленного пролетариата), а слабость его — недостаток сознательности и инициативности руководителей-революционеров.

Однако в самое последнее время сделано сногсшибательное открытие, грозящее перевернуть все господствовавшие до сих пор взгляды по данному вопросу. Это открытие сделано «Р. Делом», которое, полемизируя с «Искрой» и «Зарей», не ограничилось одними частными возражениями, а попыталось свести «общее разногласие» к более глубокому корню — к «различной оценке сравнительного значения стихийного и сознательно «планомерного» элемента». Обвинительный тезис «Рабоч. Дела» гласит: «преуменьшение значения объективного или стихийного элемента развития». Мы скажем на это: если бы полемика «Искры» и «Зари» не дала даже ровно никаких других результатов кроме того, что побудила «Р. Дело» додуматься до этого «общего разногласия», то и один этот результат дал бы нам большое удовлетворение: до такой степени многозначителен этот тезис, до такой степени ярко освещает он всю суть современных теоретических и политических разногласий между русскими социал-демократами.

Вот почему вопрос об отношении сознательности к стихийности представляет громадный общий интерес, и на этом вопросе следует остановиться со всей подробностью.

II.a

а) НАЧАЛО СТИХИЙНОГО ПОДЪЕМА.

Мы отметили в предыдущей главе повальное увлечение теорией марксизма русской образованной молодежи в половине 90-х годов. Такой же повальный характер приняли около того же времени рабочие стачки после знаменитой петербургской промышленной войны 1896 года. Их распространение по всей России явно свидетельствовало о глубине вновь поднимающегося народного движения, и если уже говорить о «стихийном элементе», то, конечно, именно это стачечное движение придется признать прежде всего стихийным. Но ведь и стихийность стихийности — рознь. Стачки бывали в России и в 70-х и в 60-х годах (и даже в первой половине XIX века), сопровождаясь «стихийным» разрушением машин и т. п. По сравнению с этими «бунтами» стачки 90-х годов можно даже назвать «сознательными» — до такой степени значителен тот шаг вперед, который сделало за это время рабочее движение. Это показывает нам, что «стихийный элемент» представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности. И примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности: рабочие теряли исконную веру в незыблемость давящих их порядков, начинали… не скажу понимать, а чувствовать необходимость коллективного отпора, и решительно порывали с рабской покорностью перед начальством. Но это было все же гораздо более проявлением отчаяния и мести, чем борьбой. Стачки 90-х годов показывают нам гораздо больше проблесков сознательности: выставляются определенные требования, рассчитывается наперед, какой момент удобнее, обсуждаются известные случаи и примеры в других местах и т. д. Если бунты были восстанием просто угнетенных людей, то систематические стачки выражали уже собой зачатки классовой борьбы, но именно только зачатки. Взятые сами по себе, эти стачки были борьбой тред-юнионистской, но еще не социал-демократической, они знаменовали пробуждение антагонизма рабочих и хозяев, но у рабочих не было, да и быть не могло сознания непримиримой противоположности их интересов всему современному политическому и общественному строю, то есть сознания социал-демократического. В этом смысле стачки 90-х годов, несмотря на громадный прогресс по сравнению с «бунтами», оставались движением чисто стихийным.

Мы сказали, что социал-демократического сознания у рабочих не могло быть. Оно могло быть принесено только извне. История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и т. п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией. Основатели современного научного социализма, Маркс и Энгельс, принадлежали и сами, по своему социальному положению, к буржуазной интеллигенции. Точно так же и в России теоретическое учение социал-демократии возникло совершенно независимо от стихийного роста рабочего движения, возникло как естественный и неизбежный результат развития мысли у революционно-социалистической интеллигенции. К тому времени, о котором у нас идет речь, т. е. к половине 90-х годов, это учение не только было уже вполне сложившейся программой группы «Освобождение труда», но и завоевало на свою сторону большинство революционной молодежи в России.

Таким образом, налицо было и стихийное пробуждение рабочих масс, пробуждение к сознательной жизни и сознательной борьбе, и наличность вооруженной социал-демократическою теориею революционной молодежи, которая рвалась к рабочим. При этом особенно важно установить тот часто забываемый (и сравнительно мало известный) факт, что первые социал-демократы этого периода, усердно занимаясь экономической агитацией — (и вполне считаясь в этом отношении с действительно полезными указаниями тогда еще рукописной брошюры «Об агитации») — не только не считали ее единственной своей задачей, а, напротив, с самого начала выдвигали и самые широкие исторические задачи русской социал-демократии вообще и задачу ниспровержения самодержавия в особенности. Так, например, той группой петербургских социал-демократов, которая основала «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», был составлен еще в конце 1895 года первый номер газеты под названием «Рабочее Дело». Вполне готовый к печати этот номер был схвачен жандармами в набег с 8-го на 9-е декабря 1895 года у одного из членов группы, Анат. Алекс. Ванеева, и «Раб. Делу» первой формации не суждено было увидеть света. Передовая статья этой газеты (которую, может быть, лет через 30 извлечет какая-нибудь «Русская Старина» из архивов департамента полиции) обрисовывала исторические задачи рабочего класса в России и во главе этих задач ставила завоевание политической свободы. Затем была статья «О чем думают наши министры?», посвященная полицейскому разгрому Комитетов грамотности, и ряд корреспонденций не только из Петербурга, но и из других местностей России (напр., о побоище рабочих в Ярославской губ.). Таким образом этот, если не ошибаемся, «первый опыт» русских социал-демократов 90-х годов представлял из себя газету не узко местного, тем более не «экономического» характера, стремившуюся соединить стачечную борьбу с революционным движением против самодержавия и привлечь к поддержке социал-демократии всех угнетенных политикой реакционного мракобесия. И никто, хоть сколько-нибудь знакомый с состоянием движения в то время, не усомнится, что подобная газета встретила бы полное сочувствие и рабочих столицы и революционной интеллигенции и получила бы самое широкое распространение. Неуспех же предприятия доказал лишь, что тогдашние социал-демократы оказались не в силах удовлетворить насущный запрос момента вследствие недостатка у них революционного опыта и практической подготовленности. То же самое надо сказать и про «СПБ. Рабочий Листок» и в особенности про «Рабочую Газету» и про «Манифест» образованной весною 1898 года Российской социал-демократической рабочей партии. Само собою разумеется, что нам и в голову не приходит ставить эту неподготовленность в вину тогдашним деятелям. Но для того, чтобы воспользоваться опытом движения и извлечь из этого опыта практические уроки, необходимо дать себе полный отчет о причинах и значении того или другого недостатка. Поэтому крайне важно установить, что часть (может быть, даже большинство) действовавших в 1895-1898 гг. социал-демократов вполне справедливо считали возможным тогда же, в самом начале «стихийного» движения, выступать с самой широкой программой и боевой тактикой. Неподготовленность же большинства революционеров, будучи явлением вполне естественным, никаких особенных опасений возбуждать не могла. Раз постановка задач была правильная, раз была энергия на повторные попытки осуществить эти задачи, — временные неудачи представляли из себя полбеды. Революционная опытность и организаторская ловкость — вещи наживные. Была бы только охота вырабатывать в себе требуемые качества! Было бы только сознание недостатков, равносильное в революционном деле больше чем половине исправления!

Но полбеды сделалось настоящей бедой, когда это сознание стало меркнуть (а оно было очень живо у деятелей названных выше групп), когда появились люди, — и даже социал-демократические органы, — которые недостаток готовы были возвести в добродетель, которые, попытались даже теоретически обосновать свое раболепство и преклонение пред стихийностью. Этому направлению, содержание которого очень неточно характеризуется слишком узким для его выражения понятием «экономизма», пора подвести итоги.

II.b

б) ПРЕКЛОНЕНИЕ ПРЕД СТИХИЙНОСТЬЮ. «РАБОЧАЯ МЫСЛЬ».

Прежде чем переходить к литературным проявлениям этого преклонения, отметим следующий характерный факт (сообщенный нам из упомянутого выше источника), который бросает некоторый свет на то, как в среде действовавших в Петербурге товарищей возникала и росла рознь будущих двух направлений русской социал-демократии. В начале 1897 года А. А. Ванееву и некоторым из его товарищей пришлось участвовать, перед отправкой их в ссылку, на одном частном собрании, где сошлись «старые» и «молодые» члены «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Беседа велась главным образом об организации и в частности о том самом «Уставе рабочей кассы», который в окончательном своем виде напечатан в № 9-10 «Листка «Работника»» (стр. 46). Между «стариками» («декабристами», как их звали тогда в шутку петербургские социал-демократы) и некоторыми из «молодых» (принимавшими впоследствии близкое участие в «Раб. Мысли») сразу обнаружилось резкое разногласие и разгорелась горячая полемика. «Молодые» защищали главные основания устава в том виде, как он напечатан. «Старики» говорили, что нам нужно прежде всего вовсе не это, а упрочение «Союза борьбы» в организацию революционеров, которой должны быть соподчинены различные рабочие кассы, кружки для пропаганды среди учащейся молодежи и т. п. Само собою разумеется, что спорившие далеки были от мысли видеть в этом разногласии начало расхождения, считая его, наоборот, единичным и случайным. Но этот факт показывает, что возникновение и распространение «экономизма» шло и в России отнюдь не без борьбы с «старыми» социал-демократами (это часто забывают нынешние «экономисты»). И если эта борьба не оставила, по большей части, «документальных» следов, то причина этого единственно та, что состав работающих кружков менялся невероятно часто, никакая преемственность не устанавливалась, а потому и разногласия не фиксировались никакими документами.

Возникновение «Раб. Мысли» вывело «экономизм» на свет божий, но тоже не сразу. Надо конкретно представить себе условия работы и кратковременность жизни массы русских кружков (а конкретно представляет себе это только тот, кто это пережил), чтобы понять, как много случайного было в успехе или неуспехе нового направления в разных городах и как долго ни сторонники, ни противники этого «нового» не могли, буквально-таки не имели никакой возможности определить, действительно ли это особое направление или просто выражение неподготовленности отдельных лиц. Например, первые гектографированные номера «Раб. Мысли» остались даже совершенно неизвестны громадному большинству социал-демократов, и если мы теперь можем ссылаться на передовицу первого ее номера, то только благодаря перепечатке ее в статье В. И-а («Листок «Работника»» № 9-10, стр. 47 и дл.), который не преминул, разумеется, усердно — не по разуму усердно — расхвалить новую газету, столь резко отличавшуюся от названных нами выше газет и проектов газет. А на передовице этой стоит остановиться — настолько рельефно выразила она весь дух «Раб. Мысли» и «экономизма» вообще.

Указав на то, что руке в синем обшлаге не удержать развития рабочего движения, передовица продолжает: «…Такой живучестью рабочее движение обязано тому, что рабочий сам берется наконец за свою судьбу, вырвав ее из рук руководителей», и этот основной тезис подробно развивается дальше. На самом деле, руководители (т. е. социал-демократы, организаторы «Союза борьбы») были вырваны полицией из рук, можно сказать, рабочих, — а дело представляется так, будто рабочие вели борьбу с этими руководителями и освободились от их ига! Вместо того, чтобы звать вперед, к упрочению революционной организации и расширению политической деятельности, стали звать назад, к одной тред-юнионистской борьбе. Провозгласили, что «экономическая основа движения затемняется стремлением постоянно не забывать политический идеал», что девиз рабочего движения — «борьба за экономическое положение» (!) или, еще лучше, «рабочие для рабочих»; объявлялось, что стачечные кассы «дороже для движения, чем сотня других организаций» (сравните это, относящееся к октябрю 1897 года, утверждение с спором «декабристов» с «молодыми» в начале 1897 года) и т. п. Словечки в том роде, что во главу угла надо ставить не «сливки» рабочих, а «среднего» рабочего, массового рабочего, что «политика всегда послушно следует за экономикой» и т.д. и т.д., сделались модой и приобрели неотразимое влияние на массу привлекаемой к движению молодежи, знакомой в большинстве случаев только с обрывками марксизма в легальном его изложении.

Это было полным подавлением сознательности стихийностью — стихийностью тех «социал-демократов», которые повторяли «идеи» г-на В. В., стихийностью тех рабочих, которые поддавались тому доводу, что копейка на рубль ближе и дороже, чем всякий социализм и всякая политика, что они должны вести «борьбу, зная, что борются они не для каких-то будущих поколений, а для себя и своих детей» (передовая № 1 , «Р. Мысли»). Подобные фразы составляли всегда излюбленное оружие тех западноевропейских буржуа, которые, ненавидя социализм, сами работали (вроде немецкого «социал-политика» Гирша) над пересаживанием английского тред-юнионизма на родную почву, говоря рабочим, что только профессиональная борьба есть именно борьба для самих себя и своих детей, а не для каких-то будущих поколений с каким-то будущим социализмом, — и теперь «В. В. русской социал-демократии» принялись повторять эти буржуазные фразы. Важно отметить здесь три обстоятельства, которые нам очень пригодятся при дальнейшем разборе современных разногласий.

Во-первых, указанное нами подавление сознательности стихийностью произошло тоже стихийным путем. Это кажется каламбуром, но это — увы! — горькая правда. Оно произошло не путем открытой борьбы двух совершенно противоположных воззрений и победы одного над другим, а путем «вырывания» жандармами все большего и большего числа революционеров-«стариков» и путем все большего и большего выступления на сцену «молодых» «В. В. русской социал-демократии». Всякий, кто — не скажу: участвовал в современном русском движении, а хотя бы только нюхал его воздух, превосходно знает, что дело обстоит именно так. И если мы тем не менее особенно настаиваем на том, чтобы читатель вполне уяснил себе этот общеизвестный факт, если мы для наглядности, так сказать, приводим данные о «Рабочем Деле» первой формации и о споре между «стариками» и «молодыми» в начале 1897 года, — то это потому, что на незнание широкой публикой (или совсем юной молодежью) этого факта спекулируют люди, хвастающиеся своим «демократизмом». Мы вернемся еще к этому ниже.

Во-вторых, уже на первом литературном проявлении «экономизма» мы можем наблюдать то в высшей степени своеобразное и крайне характерное для понимания всех разногласий в среде современных социал-демократов явление, что сторонники «чисто рабочего движения», поклонники самой тесной и самой «органической» (выражение «Раб. Дела») связи с пролетарской борьбой, противники всякой нерабочей интеллигенции (хотя бы это была и социалистическая интеллигенция) вынуждены прибегать для защиты своей позиции к доводам буржуазных «только тред-юнионистов». Это показывает нам, что «Р. Мысль», с самого своего начала, принялась — бессознательно для самой себя — осуществлять программу «Credo». Это показывает, — (чего никак не может понять «Р. Дело»), — что всякое преклонение пред стихийностью рабочего движения, всякое умаление роли «сознательного элемента», роли социал-демократии означает тем самым, — совершенно независимо от того, желает ли этого умаляющий или нет, — усиление влияния буржуазной идеологии на рабочих. Все, кто толкует о «переоценке идеологии», о преувеличении роли сознательного элемента и т. п., воображают, что чисто рабочее движение само по себе может выработать и выработает себе самостоятельную идеологию, лишь бы только рабочие «вырвали из рук руководителей свою судьбу». Но это глубокая ошибка. В дополнение к сказанному выше приведем еще следующие, глубоко справедливые и важные слова К. Каутского, сказанные им по поводу проекта новой программы австрийской социал-демократической партии:

«Многие из наших ревизионистских критиков полагают, будто Маркс утверждал, что экономическое развитие и классовая борьба создают не только условия социалистического производства, но также и непосредственно порождают сознание (курсив К. К.) его необходимости. И вот эти критики возражают, что страна наиболее высокого капиталистического развития, Англия, всего более чужда этому сознанию. На основании проекта можно было бы думать, что этот якобы ортодоксально марксистский взгляд, опровергаемый указанным способом, разделяет и комиссия, вырабатывавшая австрийскую программу. В проекте значится «Чем более капиталистическое развитие увеличивает пролетариат, тем более он вынуждается и получает возможность вести борьбу против капитализма. Пролетариат приходит к сознанию» возможности и необходимости социализма. В такой связи социалистическое сознание представляется необходимым непосредственным результатом пролетарской классовой борьбы. А это совершенно неверно. Разумеется, социализм, как учение, столь же коренится в современных экономических отношениях, как и классовая борьба пролетариата, столь же, как и эта последняя, вытекает из борьбы против порождаемой капитализмом бедности и нищеты масс, но социализм и классовая борьба возникают рядом одно с другим, а не одно из другого, возникают при различных предпосылках. Современное социалистическое сознание может возникнуть только на основании глубокого научного знания. В самом деле, современная экономическая наука настолько же является условием социалистического производства, как и современная, скажем, техника, а пролетариат при всем своем желании не может создать ни той, ни другой, обе они возникают из современного общественного процесса. Носителем же науки является не пролетариат, а буржуазная интеллигенция (курсив К. К.) в головах отдельных членов этого слоя возник ведь и современный социализм, и ими уже был сообщен выдающимся по своему умственному развитию пролетариям, которые затем вносят его в классовую борьбу пролетариата там, где это допускают условия. Таким образом, социалистическое сознание есть нечто извне внесенное (von aussen Hineingetragenes) в классовую борьбу пролетариата, а не нечто стихийно (urwuchsig) из нее возникшее. Соответственно этому старая Гайнфельдская программа и говорила совершенно справедливо, что задачей социал-демократии является внесение в пролетариат (буквально наполнение пролетариата) сознания его положения и сознания его задачи. В этом не было бы надобности, если бы это сознание само собой проистекало из классовой борьбы. Новый же проект перенял это положение из старой программы и пришил его к вышеприведенному положению. Но это совершенно перервало ход мысли.»

Раз о самостоятельной, самими рабочими массами в самом ходе их движения вырабатываемой идеологии не может быть и речи, то вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет (ибо никакой «третьей» идеологии не выработало человечество, да и вообще в обществе, раздираемом классовыми противоречиями, и не может быть никогда внеклассовой или надклассовой идеологии). Поэтому всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от нее означает тем самым усиление идеологии буржуазной. Толкуют о стихийности. Но стихийное развитие рабочего движения идет именно к подчинению его буржуазной идеологии, идет именно по программе «Credo», ибо стихийное рабочее движение есть тред-юнионизм, есть Nur-Gewerkschaftlerei, а тред-юнионизм означает как раз идейное порабощение рабочих буржуазией. Поэтому наша задача, задача социал-демократии, состоит в борьбе со стихийностью, состоит в том, чтобы совлечь рабочее движение с этого стихийного стремления тред-юнионизма под крылышко буржуазии и привлечь его под крылышко революционной социал-демократии. Фраза авторов «экономического» письма в № 12 «Искры», что никакие усилия самых вдохновенных идеологов не могут совлечь рабочего движения с пути, определяемого взаимодействием материальных элементов и материальной среды, совершенно равносильна поэтому отказу от социализма, и если бы эти авторы способны были продумать то, что они говорят, до конца бесстрашно и последовательно, как должен продумывать свои мысли всякий, кто выступает на арену литературной и общественной деятельности, то им ничего не осталось бы, как «сложить на пустой груди ненужные руки» и… и предоставить поле действия гг. Струве и Прокоповичам, которые тянут рабочее движение «по линии наименьшего сопротивления», т. е. по линии буржуазного тред-юнионизма, или гг. Зубатовым, которые тянут его по линии поповско-жандармской «идеологии».

Вспомните пример Германии. В чем состояла историческая заслуга Лассаля пред немецким рабочим движением? В том, что он совлек это движение с того пути прогрессистского тред-юнионизма и кооперативизма, на который оно стихийно направлялось (при благосклонном участии Шульце-Деличей и им подобных). Для исполнения этой задачи нужно было нечто, совсем не похожее на разговоры о преуменьшении стихийного элемента, о тактике-процессе, о взаимодействии элементов и среды и т. п. Для этого нужна была отчаянная борьба со стихийностью, и только в результате такой, долгие-долгие годы ведшейся борьбы достигнуто было, например, то, что рабочее население Берлина из опоры прогрессистской партии сделалось одной из лучших крепостей социал-демократии. И борьба эта отнюдь не закончена и посейчас (как могло бы показаться людям, изучающим историю немецкого движения по Прокоповичу, а философию его по Струве). И сейчас немецкий рабочий класс, если можно так выразиться, раздроблен между несколькими идеологиями: часть рабочих объединена в католические и монархические рабочие союзы, другая — в гирш-дункеровские, основанные буржуазными поклонниками английского тред-юнионизма, третья — в союзы социал-демократические. Последняя часть неизмеримо больше всех остальных, но этого главенства социал-демократическая идеология могла добиться и это главенство она сможет сохранить только путем неуклонной борьбы со всеми остальными идеологиями.

Но почему же — спросит читатель — стихийное движение, движение по линии наименьшего сопротивления идет именно к господству буржуазной идеологии? По той простой причине, что буржуазная идеология по происхождению своему гораздо старше, чем социалистическая, что она более всесторонне разработана, что она обладает неизмеримо большими средствами распространения. И чем моложе социалистическое движение в какой-либо стране, тем энергичнее должна быть поэтому борьба против всех попыток упрочить несоциалистическую идеологию, тем решительнее надо предостерегать рабочих от тех плохих советчиков, которые кричат против «преувеличения сознательного элемента» и т. п. Авторы «экономического» письма громят, в унисон с «Раб. Делом», нетерпимость, свойственную младенческому периоду движения. Мы ответим на это: да, наше движение действительно находится в младенческом состоянии, и для того, чтобы скорее возмужать, оно должно именно заразиться нетерпимостью по отношению к людям, задерживающим его рост своим преклонением пред стихийностью. Нет ничего смешнее и ничего вреднее, как корчить из себя стариков, давно уже переживших все решительные эпизоды борьбы!

В-третьих, первый номер «Раб. Мысли» показывает нам, что название «экономизм» (от которого мы не думаем, разумеется, отказываться, ибо так или иначе, а эта кличка уже установилась) недостаточно точно передает сущность нового направления. «Раб. Мысль» не отрицает совершенно политической борьбы: в том уставе кассы, который напечатан в № 1 «Раб. Мысли», говорится о борьбе с правительством. «Рабочая Мысль» полагает лишь, что «политика всегда послушно следует за экономикой» (а «Рабочее Дело» варьирует этот тезис, уверяя в своей программе, что «в России более, чем во всякой другой стране, экономическая борьба неразрывна с политической»). Эти положения «Рабочей Мысли» и «Рабочего Дела» совершенно неверны, если понимать под политикой социал-демократическую политику. Очень часто экономическая борьба рабочих бывает связана (хотя и не неразрывно) с политикой буржуазной, клерикальной и проч., как мы уже видели. Положения «Раб. Дела» верны, если понимать под политикой политику тред-юнионистскую, т. е. общее стремление всех рабочих добиваться себе от государства тех или иных мероприятий, направленных против бедствий, свойственных их положению, но еще не устраняющих этого положения, т. е. не уничтожающих подчинения труда капиталу. Это стремление действительно обще и английским тред-юнионистам, враждебно относящимся к социализму, и католическим рабочим, и «зубатовским» рабочим, и проч. Есть политика и политика. Таким образом, мы видим, что и по отношению к политической борьбе «Раб. Мысль» проявляет не столько отрицание ее, сколько преклонение пред ее стихийностью, пред ее бессознательностью. Вполне признавая стихийно вырастающую из самого рабочего движения политическую борьбу (вернее: политические пожелания и требования рабочих), она совершенно отказывается от самостоятельной выработки специфической социал-демократической политики, отвечающей общим задачам социализма и современным русским условиям. Ниже мы покажем, что такова же ошибка и «Раб. Дела».

II.v

в) «ГРУППА САМООСВОБОЖДЕНИЯ» И «РАБОЧЕЕ ДЕЛО».

Мы разобрали так подробно мало известную и почти забытую в настоящее время передовицу первого номера «Раб. Мысли», потому что она всех раньше и всех рельефнее выразила ту общую струю, которая потом выплывала на свет божий бесчисленными мелкими струйками. В. И-ъ был совершенно прав, когда, расхваливая первый номер и передовицу «Раб. Мысли», сказал, что она написана «резко, с задором» («Листок «Работника»» № 9-10, стр. 49). Всякий убежденный в своем мнении человек, думающий, что он дает нечто новое, пишет «с задором» и пишет так, что рельефно выражает свои взгляды. Только у людей, привыкших сидеть между двух стульев, нет никакого «задора», только такие люди способны, похвалив вчера задор «Раб. Мысли», нападать сегодня за «полемический задор» на ее противников.

Не останавливаясь на «Отдельном приложении к «Раб. Мысли»» (нам придется ниже по различным поводам ссылаться на это произведение, всего последовательнее выражающее идеи «экономистов»), мы отметим только вкратце «Воззвание группы самоосвобождения рабочих» (март 1899 г., перепечатано в лондонском «Накануне» № 7, июль 1899 г.). Авторы этого воззвания очень справедливо говорят, что «рабочая Россия еще только просыпается, только осматривается кругом и инстинктивно хватается за первые попавшиеся средства борьбы», но делают из этого тот же неправильный вывод, как и «Р. Мысль», забывая, что инстинктивность и есть бессознательность (стихийность), которой должны прийти на помощь социалисты, что «первыми попавшимися» средствами борьбы всегда будут в современном обществе тред-юнионистские средства борьбы, а «первой попавшейся» идеологией — буржуазная (тред-юнионистская) идеология. Точно так же не «отрицают» эти авторы и политики, а говорят только (только!), вслед за г. В. В., что политика есть надстройка, а потому «политическая агитация должна быть надстройкой над агитацией в пользу борьбы экономической, должна вырастать на почве этой борьбы и идти за нею».

Что касается до «Р. Дела», то оно прямо начало свою деятельность с «защиты» «экономистов». Сказав прямую неправду в первом же своем номере (№ 1, стр. 141-142), будто оно «не знает, о каких молодых товарищах говорил Аксельрод», предостерегавший «экономистов» в своей известной брошюре, «Раб. Дело» в разгоревшейся по поводу этой неправды полемике с Аксельродом и Плехановым должно было признать, что оно «в форме недоумения хотело защитить всех более молодых заграничных социал-демократов от этого несправедливого обвинения» (обвинения «экономистов» Аксельродом в узости). На самом деле, обвинение это было вполне справедливо, и «Р. Дело» прекрасно знало, что оно падало, между прочим, и на члена его редакции В. И-на. Замечу кстати, что в указанной полемике Аксельрод был совершенно прав и «Р. Дело» совершенно не право в толковании моей брошюры: «Задачи русских социал-демократов». Эта брошюра писана в 1897 году, еще до появления «Раб. Мысли», когда я считал и вправе был считать господствующим первоначальное направление СПБ. «Союза борьбы», охарактеризованное мной выше. И по крайней мере до половины 1898 года это направление действительно было господствующим. Поэтому ссылаться в опровержение существования и опасности «экономизма» на брошюру, излагавшую взгляды, которые были вытеснены в С.-Петербурге в 1897-1898 г. «экономическими» взглядами, «Р. Дело» не имело ни малейшего права.

Но «Р. Дело» не только «защищало» «экономистов», а также и само сбивалось постоянно на их основные заблуждения. Источник этой сбивчивости лежал в двусмысленном понимании следующего тезиса программы «Р. Дела»: «важнейшим явлением русской жизни, которое главным образом будет определять задачи (курс. наш) и характер литературной деятельности Союза, мы считаем возникшее за последние годы массовое рабочее движение» (курс. «Р. Д.»). Что массовое движение есть явление важнейшее, об этом не может быть спора. Но весь вопрос в том, как понимать «определение задач» этим массовым движением. Понимать это можно двояко: или в смысле преклонения пред стихийностью этого движения, т. е. сведения роли социал-демократии до простого прислужничества рабочему движению как таковому (понимание «Раб. Мысли», «Группы самоосвобождения» и прочих «экономистов»); или же в том смысле, что массовое движение ставит перед нами новые теоретические, политические, организационные задачи, гораздо более сложные, чем те, которыми можно было удовлетворяться в период до возникновения массового движения. «Раб. Дело» склонялось и склоняется именно к первому пониманию, потому что оно ни о каких новых задачах ничего определенного не говорило, а рассуждало все время именно так, как будто бы это «массовое движение» избавляет нас от необходимости ясно сознать и решить выдвигаемые им задачи. Достаточно сослаться на то, что «Р. Дело» считало невозможным ставить массовому рабочему движению первой задачей — низвержение самодержавия, принижая эту задачу (во имя массового движения) до задачи борьбы за ближайшие политические требования («Ответ», стр. 25).

Минуя статью редактора «Раб. Дела» Б. Кричевского в № 7 — «Экономическая и политическая борьба в русском движении», статью, повторяющую те же самые ошибки, перейдем прямо к № 10 «Р. Дела». Мы не станем, конечно, входить в разбор отдельных возражений Б. Кричевского и Мартынова против «Зари» и «Искры». Нас интересует здесь только та принципиальная позиция, которую заняло в № 10 «Рабочее Дело». Мы не будем, например, разбирать того курьеза, что «Р. Дело» усмотрело «диаметральное противоречие» между положением:

«Социал-демократия не связывает себе рук, не суживает своей деятельности одним каким-нибудь заранее придуманным планом или приемом политической борьбы, — она признает все средства борьбы, лишь бы они соответствовали наличным силам партии» и т. д. (№ 1 «Искры») и положением:

«Если нет крепкой организации, искушенной в политической борьбе при всякой обстановке и во всякие периоды, то не может быть и речи о том систематическом, освещенном твердыми принципами и неуклонно проводимом плане деятельности, который только и заслуживает названия тактики» (№ 4 «Искры»).

Смешать принципиальное признание всех средств борьбы, всех планов и приемов, лишь бы они были целесообразны, — с требованием в данный политический момент руководиться неуклонно проводимым планом, если хочешь толковать о тактике, это значило все равно что смешать признание медициной всяких систем лечения с требованием держаться одной определенной системы при лечении данной болезни. Но в том-то и дело, что «Раб. Дело», само страдая болезнью, которую мы назвали преклонением пред стихийностью, не хочет признать никаких «систем лечения» этой болезни. Оно сделало поэтому замечательное открытие, что «тактика-план противоречит основному духу марксизма» (№ 10, стр. 18), что тактика есть «процесс роста партийных задач, растущих вместе с партией» (стр. 11, курс. «Р. Д.»). Это последнее изречение имеет все шансы сделаться знаменитым изречением, неразрушимым памятником «направления» «Раб. Дела». На вопрос: «куда идти?» руководящий орган дает ответ: движение есть процесс изменения расстояния между исходным и последующим пунктами движения. Это несравненное глубокомыслие представляет из себя, однако, не только курьез (тогда бы на нем не стоило особенно останавливаться), но и программу целого направления, именно: ту самую программу, которую Р. М. (в «Отдельном приложении к «Раб. Мысли»») выразил словами: желательна та борьба, которая возможна, а возможна та, которая идет в данную минуту. Это как раз направление безграничного оппортунизма, пассивно приспособляющегося к стихийности.

«Тактика-план противоречит основному духу марксизма!» Да это клевета на марксизм, превращение его в ту самую карикатуру, которую противопоставляли нам в войне с нами народники. Это именно принижение инициативы и энергии сознательных деятелей, тогда как марксизм дает, напротив, гигантский толчок инициативе и энергии социал-демократа, открывая ему самые широкие перспективы, отдавая (если можно так выразиться) в его распоряжение могучие силы миллионов и миллионов «стихийно» поднимающегося на борьбу рабочего класса! Вся история международной социал-демократии кишит планами, которые выдвигались то одним, то другим политическим вождем, оправдывая дальновидность и верность политических, организационных взглядов одного, обнаруживая близорукость и политические ошибки другого. Когда Германия испытала один из величайших исторических переломов — образование империи, открытие рейхстага, дарование всеобщего избирательного права, — один план социал-демократической политики и работы вообще был у Либкнехта, другой у Швейцера. Когда на германских социалистов обрушился исключительный закон, — один план был у Моста и Гассельмана, готовых просто звать к насилию и террору, другой — у Хёхберга, Шрамма и (отчасти) Бернштейна, которые стали было проповедовать социал-демократам, что они своей неразумной резкостью и революционностью вызвали закон и должны теперь заслужить примерным поведением прощение; третий план — у тех, кто подготовлял и осуществлял издание нелегального органа. Глядя назад, много лет спустя после того, как борьба из-за вопроса о выборе пути закончилась и история сказала свое последнее решение о пригодности выбранного пути, — нетрудно, конечно, проявить глубокомыслие изречением о росте партийных задач, растущих вместе с партией. Но в момент смуты, когда русские «критики» и «экономисты» принижают социал-демократию до тред-юнионизма, а террористы усиленно проповедуют принятие «тактики-плана», повторяющего старые ошибки, в такой момент ограничиваться подобным глубокомыслием значит выдавать себе «свидетельство о бедности». В момент, когда многие русские социал-демократы страдают именно недостатком инициативы и энергии, недостатком «размаха политической пропаганды, агитации и организации», недостатком «планов» более широкой постановки революционной работы, — в такой момент говорить: «тактика-план противоречит основному духу марксизма» — значит не только теоретически опошлять марксизм, но и практически тащить партию назад.

«Революционер-социал-демократ имеет задачей, — поучает нас далее «Р. Дело», — своей сознательной работой только ускорять объективное развитие, а не отменять его или заменять его субъективными планами. «Искра» в теории все это знает. Но огромное значение, справедливо придаваемое марксизмом сознательной революционной работе, увлекает ее на практике, благодаря ее доктринерскому взгляду на тактику, к преуменьшению значения объективного или стихийного элемента развития» (стр. 18).

Опять величайшая теоретическая путаница, достойная г-на В. В. с братиею. Мы спросили бы нашего философа: в чем может выразиться «преуменьшение» объективного развития со стороны составителя субъективных планов? Очевидно в том, что он упустит из виду, что это объективное развитие создает или укрепляет, губит или ослабляет такие-то классы, слои, группы, такие-то нации, группы наций и т. п., обусловливая этим такую-то и такую-то международную политическую группировку сил, позицию революционных партий и проч. Но вина такого составителя будет состоять тогда не в преуменьшении стихийного элемента, а в преуменьшении, наоборот, сознательного элемента, ибо у него не хватит «сознательности» для правильного понимания объективного развития. Поэтому один уже разговор об «оценке сравнительного (курс. «Рабочего Дела») значения» стихийности и сознательности обнаруживает полное отсутствие «сознательности». Если известные «стихийные элементы развития» доступны вообще человеческому сознанию, то неправильная оценка их будет равносильна «преуменьшению сознательного элемента». А если они недоступны сознанию, то мы их не знаем и говорить о них не можем. О чем же толкует Б. Кричевский? Если он находит ошибочными «субъективные планы» «Искры» (а он их именно объявляет ошибочными), то он должен был бы показать, какие именно объективные факты игнорируются этими планами, и обвинить «Искру» за это игнорирование в недостатке сознательности, в «преуменьшении сознательного элемента», выражаясь его языком. Если же он, недовольный субъективными планами, не имеет других аргументов, кроме ссылки на «преуменьшение стихийного элемента» (!!), то он доказывает этим лишь, что он (1) теоретически — понимает марксизм а lа Кареевы и Михайловские, достаточно осмеянные Бельтовым, (2) практически — вполне доволен теми «стихийными элементами развития», которые увлекали наших легальных марксистов в бернштейнианство, а наших социал-демократов в «экономизм», и что он «зело сердит» на людей, решившихся во что бы то ни стало совлечь русскую социал-демократию с пути «стихийного» развития.

А дальше уже идут совсем веселые вещи. «Подобно тому, как люди, несмотря ни на какие успехи естественных наук, будут размножаться стародедовским способом, — так и появление на свет нового общественного порядка, несмотря ни на какие успехи общественных наук и рост сознательных борцов, и впредь будет являться результатом преимущественно стихийных взрывов»(19). Подобно тому, как стародедовская мудрость гласит: чтобы иметь детей, кому ума недоставало? — так мудрость «новейших социалистов» (а lа Нарцис Тупорылов) гласит: чтобы участвовать в стихийной появлении на свет нового общественного порядка, ума хватит у всякого. Мы думаем тоже, что у всякого хватит. Для такого участия достаточно поддаваться — «экономизму», когда царит «экономизм», — терроризму, когда возник терроризм. Так, «Раб. Дело» весной этого года, когда так важно было предостеречь от увлечения террором, с недоумением стояло перед «новым» для него вопросом. А теперь, полгода спустя, когда вопрос перестал быть такой злобой дня, оно в одно и то же время преподносит нам и заявление: «мы думаем, что задачей социал-демократии не может и не должно быть противодействие подъему террористических настроений» («Р. Д.» № 10, стр. 23) и резолюцию съезда: «Систематический наступательный террор съезд признает несвоевременным» («Два съезда», стр. 18). Как это замечательно ясно и связно! Не противодействуем, — но объявляем несвоевременным, притом объявляем так, что несистематический и оборонительный террор «резолюцией» не объемлется. Надо признать, что такая резолюция очень безопасна и вполне гарантирована от ошибочности, — как гарантирован от ошибок человек, который говорил для того, чтобы ничего не сказать! И для составления такой резолюции нужно только одно: уметь держаться за хвост движения. Когда «Искра» посмеялась над тем, что «Раб. Дело» объявило вопрос о терроре новым вопросом, то «Р. Дело» сердито обвинило «Искру» в «прямо невероятной претензии навязывать партийной организации решение тактических вопросов, данное группой писателей-эмигрантов более 15 лет тому назад» (стр. 24). Действительно, какая претенциозность и какое преувеличение сознательного элемента: решать вопросы заранее теоретически с тем, чтобы потом убеждать в правильности этого решения и организацию, и партию, и массу! То ли дело просто зады повторять и, никому ничего не «навязывая», подчиняться каждому «повороту» и в сторону «экономизма», и в сторону терроризма. «Раб. Дело» даже обобщает этот великий завет житейской мудрости, обвиняя «Искру» и «Зарю» в «противопоставлении своей программы движению как духа, витающего над бесформенным хаосом» (стр. 29). В чем же состоит роль социал-демократии, как не в том, чтобы быть «духом», не только витающим над стихийным движением, но и поднимающим это последнее до «своей программы»? Не в том же ведь, чтобы тащиться в хвосте движения: в лучшем случае это бесполезно для движения, в худшем — очень и очень вредно. «Рабочее» же «Дело» не только следует этой «тактике-процессу», но и возводит ее в принцип, так что и направление его вернее было бы назвать не оппортунизм, а (от слова: хвост) хвостизмом. И нельзя не признаться, что люди, твердо решившие всегда идти за движением в качестве его хвоста, навсегда и абсолютно гарантированы от «преуменьшения стихийного элемента развития».

Итак, мы убедились, что основная ошибка «нового направления» в русской социал-демократии состоит в преклонении пред стихийностью, в непонимании того, что стихийность массы требует от нас, социал-демократов, массы сознательности. Чем больше стихийный подъем масс, чем шире становится движение, тем еще несравненно быстрее возрастает требование на массу сознательности и в теоретической, и в политической, и в организационной работе социал-демократии.

Стихийный подъем масс в России произошел (и продолжает происходить) с такой быстротой, что социал-демократическая молодежь оказалась неподготовленной к исполнению этих гигантских задач. Эта неподготовленность — наша общая беда, беда всех русских социал-демократов. Подъем масс шел и ширился непрерывно и преемственно, не только не прекращаясь там, где он начался, но и захватывая новые местности и новые слои населения (под влиянием рабочего движения оживилось брожение учащейся молодежи, интеллигенции вообще, даже и крестьянства). Революционеры же отставали от этого подъема и в своих «теориях», и в своей деятельности, им не удавалось создать непрерывной и преемственной организации, способной руководить всем движением.

В первой главе мы констатировали принижение «Раб. Делом» наших теоретических задач и «стихийное» повторение им модного клича «свобода критики»: у повторявших не хватило «сознательности» понять диаметральную противоположность позиций «критиков»-оппортунистов и революционеров в Германии и в России.

В следующих главах мы рассмотрим, как выражалось это преклонение пред стихийностью в области политических задач и в организационной работе социал-демократии.

III. ТРЕД-ЮНИОНИСТСКАЯ И СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА.

Начнем опять-таки с похвалы «Раб. Делу». «Обличительная литература и пролетарская борьба» — так озаглавил Мартынов свою статью в № 10 «Рабочего Дела» о разногласиях с «Искрой». «Мы не можем ограничиться одним обличением порядков, стоящих на пути ее (рабочей партии) развития. Мы должны также откликаться на ближайшие и текущие интересы пролетариата» (стр. 63) — так формулировал он суть этих разногласий. «…»Искра»… фактически есть орган революционной оппозиции, обличающий наши порядки и преимущественно политические порядки… Мы же работаем и будем работать для рабочего дела в тесной органической связи с пролетарской борьбой» (там же). Нельзя не быть благодарным Мартынову за эту формулировку. Она приобретает выдающийся общий интерес, ибо охватывает, в сущности, вовсе не одни только разногласия наши с «Р. Делом», но и все вообще разногласия между нами и «экономистами» по вопросу о политической борьбе. Мы показали уже, что «экономисты» не отрицают безусловно «политику», а только сбиваются постоянно с социал-демократического на тред-юнионистское понимание политики. Совершенно так же сбивается и Мартынов, и мы согласны поэтому взять именно его за образец экономических заблуждений по данному вопросу. За такой выбор — мы постараемся показать это — на нас не вправе будут претендовать ни авторы «Отдельного приложения к «Раб. Мысли»», ни авторы прокламации «Группы самоосвобождения», ни авторы «экономического» письма в № 12 «Искры».

III.a

а) ПОЛИТИЧЕСКАЯ АГИТАЦИЯ И ЕЕ СУЖЕНИЕ ЭКОНОМИСТАМИ.

Всем известно, что широкое распространение и упрочение экономической борьбы русских рабочих шло рука об руку с созданием «литературы» экономических (фабричных и профессиональных) обличений. Главным содержанием «листков» были обличения фабричных порядков, и среди рабочих скоро вспыхнула настоящая страсть к обличениям. Как только рабочие увидали, что кружки социал-демократов хотят и могут доставлять им нового рода листовки, говорящие всю правду о нищенской жизни, непомерно тяжелом труде и бесправном положении их, — они стали, можно сказать, засыпать корреспонденциями с фабрик и заводов. Эта «обличительная литература» производила громадную сенсацию не только на той фабрике, порядки которой бичевал данный листок, но и на всех фабриках, где что-нибудь слышали о разоблаченных фактах. А так как нужды и бедствия рабочих разных заведений и разных профессий имеют много общего, то «правда про рабочую жизнь» восхищала всех. Среди самых отсталых рабочих развилась настоящая страсть «печататься» — благородная страсть к этой зачаточной форме войны со всем современным общественным порядком, построенным на грабеже и угнетении. И «листки» в громадном большинстве случаев были действительно объявлением войны, потому что разоблачение оказывало страшно возбуждающее действие, вызывало со стороны рабочих общее требование устранить самые вопиющие безобразия и готовность поддержать эти требования стачками. Сами фабриканты в конце концов до такой степени должны были признать значение этих листков, как объявления войны, что сплошь да рядом не хотели и дожидаться самой войны. Обличения, как и всегда, сделались сильны одним уже фактом своего появления, приобрели значение могучего нравственного давления. Случалось не раз, что одного появления листка оказывалось достаточно для удовлетворения всех или части требований. Одним словом, экономические (фабричные) обличения были и теперь остаются важным рычагом экономической борьбы. И это значение сохранится за ними, пока будет существовать капитализм, порождающий необходимо самозащиту рабочих. В самых передовых европейских странах можно наблюдать и теперь, как обличение безобразий какого-нибудь захолустного «промысла» или какой-нибудь всеми забытой отрасли домашней работы служит исходным пунктом к пробуждению классового сознания, к началу профессиональной борьбы и распространения социализма.

Преобладающее большинство русских социал-демократов последнего времени было почти всецело поглощено этой работой по организации фабричных обличений. Достаточно вспомнить «Раб. Мысль», чтобы видеть, до какой степени доходило это поглощение, как при этом забывалось, что сама по себе это, в сущности, еще не социал-демократическая, а только тред-юнионистская деятельность. Обличения захватывали, в сущности, только отношения рабочих данной профессии к их хозяевам и достигали только того, что продавцы рабочей силы научались выгоднее продавать этот «товар» и бороться с покупателем на почве чисто коммерческой сделки. Эти обличения могли сделаться (при условии известного использования их организацией революционеров) началом и составной частью социал-демократической деятельности, но могли также (а при условии преклонения пред стихийностью должны были) вести к «только-профессиональной» борьбе и к не социал-демократическому рабочему движению. Социал-демократия руководит борьбой рабочего класса не только за выгодные условия продажи рабочей силы, а и за уничтожение того общественного строя, который заставляет неимущих продаваться богачам. Социал-демократия представляет рабочий класс не в его отношении к данной только группе предпринимателей, а в его отношении ко всем классам современного общества, к государству, как организованной политической силе. Понятно отсюда, что социал-демократы не только не могут ограничиться экономической борьбой, но и не могут допустить, чтобы организация экономических обличений составляла их преобладающую деятельность. Мы должны активно и взяться за политическое воспитание рабочего класса, за развитие его политического сознания. С этим теперь, после первого натиска на «экономизм» со стороны «Зари» с «Искрой», «все согласны» (хотя некоторые только на словах, как мы сейчас увидим).

Спрашивается, в чем же должно состоять политическое воспитание? Можно ли ограничиться пропагандой идеи о враждебности рабочего класса самодержавию? Конечно, нет. Недостаточно объяснять политическое угнетение рабочих (как недостаточно было объяснять им противоположность их интересов интересам хозяев). Необходимо агитировать по поводу каждого конкретного проявления этого угнетения (как мы стали агитировать по поводу конкретных проявлений экономического гнета). А так как это угнетение падает на самые различные классы общества, так как оно проявляется в самых различных областях жизни и деятельности, и профессиональной, и общегражданской, и личной, и семейной, и религиозной, и научной, и проч. и проч., то не очевидно ли, что мы не исполним своей задачи развивать политическое сознание рабочих, если мы не возьмем на себя организацию всестороннего политического обличения самодержавия? Ведь для того, чтобы агитировать по поводу конкретных проявлений гнета, надо обличить эти проявления (как надо было обличать фабричные злоупотребления, чтобы вести экономическую агитацию)?

Казалось бы, это ясно? Но именно тут-то и оказывается, что с необходимостью всесторонне развивать политическое сознание «все» согласны только на словах. Тут-то и оказывается, что «Раб. Дело», например, не только не брало на себя задачи организовать (или положить почин организации) всесторонних политических обличений, но стало тащить назад и «Искру», которая взялась за эту задачу. Слушайте: «Политическая борьба рабочего класса есть лишь» (именно не лишь) «наиболее развитая, широкая и действительная форма экономической борьбы» (программа «Раб. Дела», «Р. Д.» № 1, стр. 3). «Теперь перед социал-демократами стоит задача — как придать по возможности самой экономической борьбе политический характер» (Мартынов в № 10, стр. 42). «Экономическая борьба есть наиболее широко применимое средство для вовлечения массы в активную политическую борьбу» (резолюция съезда Союза и «поправки»: «Два съезда», стр. 11 и 17). Все эти положения проникают собой «Раб. Дело», как видит читатель, с самого его возникновения и вплоть до последних «инструкций редакции», и все они выражают, очевидно, один взгляд на политическую агитацию и борьбу. Присмотритесь же к этому взгляду с точки зрения господствующего у всех «экономистов» мнения, что политическая агитация должна следовать за экономической. Верно ли это, что экономическая борьба есть вообще «наиболее широко применимое средство» для вовлечения массы в политическую борьбу? Совершенно неверно. Нисколько не менее «широко применимым» средством такого «вовлечения» являются все и всяческие проявления полицейского гнета и самодержавного бесчинства, а отнюдь не такие только проявления, которые связаны с экономической борьбой. Земские начальники и телесное наказание крестьян, взяточничество чиновников и обращение полиции с городским «простонародьем», борьба с голодающими и травля народного стремления к свету и знанию, выколачивание податей и преследование сектантов, муштровка солдат и солдатское обращение со студентами и либеральной интеллигенцией, — почему все эти и тысячи других подобных проявлений гнета, непосредственно не связанных с «экономической» борьбой, представляют из себя вообще менее «широко применимые» средства и поводы политической агитации, вовлечения массы в политическую борьбу? Как раз напротив: в общей сумме тех жизненных случаев, когда рабочий страдает (за себя или за близких ему людей) от бесправия, произвола и насилия, — лишь небольшое меньшинство составляет, несомненно, случаи полицейского гнета именно в профессиональной борьбе. К чему же заранее суживать размах политической агитации, объявляя «наиболее широко применимым» лишь одно из средств, наряду с которыми для социал-демократа должны стоять другие, вообще говоря, не менее «широко применимые»?

Во времена давно, давно прошедшие (год тому назад!..) «Раб. Дело» писало: «Ближайшие политические требования становятся доступными для массы после одной или, в крайнем случае, нескольких стачек», «как только правительство пустило в ход полицию и жандармерию» (№ 7, стр. 15, август 1900 года). Эта оппортунистическая теория стадий в настоящее время уже отвергнута Союзом, который делает нам уступку, заявляя: «нет никакой необходимости с самого начала вести политическую агитацию только на экономической почве» («Два съезда», стр. 11). Будущий историк русской социал-демократии из одного этого отрицания «Союзом» части своих старых заблуждений увидит лучше, чем из всяких длинных рассуждений, до какого принижения доводили социализм наши «экономисты»! Но какая же наивность была со стороны Союза воображать, что ценой этого отказа от одной формы сужения политики нас можно побудить согласиться на другую форму сужения! Не логичнее ли было бы и тут сказать, что экономическую борьбу следует вести как можно более широко, что ей всегда следует пользоваться для политической агитации, но «нет никакой необходимости» считать экономическую борьбу наиболее широко применимым средством для вовлечения массы в активную политическую борьбу?

Союз придает значение тому, что он заменил выражением «наиболее широко применимое средство» выражение «лучшее средство», стоящее в соответственной резолюции 4-го съезда Еврейского рабочего союза (Бунда). Мы, право, затруднились бы сказать, какая из этих резолюций лучше: по нашему мнению, обе хуже. И Союз и Бунд сбиваются тут (отчасти, может быть, даже бессознательно, под влиянием традиции) на экономическое, тред-юнионистское толкование политики. Дело нисколько, в сущности, не меняется от того, производится ли это посредством словечка: «лучший» или посредством словечка: «наиболее широко применимый». Если бы Союз сказал, что «политическая агитация на экономической почве» есть наиболее широко применяемое (а не «применимое») средство, то он был бы прав по отношению к известному периоду в развитии нашего социал-демократического движения. Именно он был бы прав по отношению к «экономистам», по отношению к многим практикам (если не к большинству их) 1898-1901 годов, ибо эти практики-«экономисты», действительно, политическую агитацию применяли (поскольку они вообще ее применяли!) почти исключительно на экономической почве. Такую политическую агитацию признавали и даже рекомендовали, как мы видели, и «Раб. Мысль» и «Группа самоосвобождения»! «Раб. Дело» должно было решительно осудить то, что полезное дело экономической агитации сопровождалось вредным сужением политической борьбы, а оно вместо того объявляет наиболее широко применяемое («экономистами») средство наиболее широко применимым Неудивительно, что, когда мы называем этих людей «экономистами», им ничего не остается, как ругать нас на все корки и «мистификаторами», и «дезорганизаторами», и «папскими нунциями», и «клеветниками», как плакать перед всеми и каждым, что им нанесли кровную обиду, как заявлять чуть ли не с клятвами: «в «экономизме» теперь решительно ни одна социал-демократическая организация не повинна». Ах, эти клеветники, злые — политики! Не нарочно ли они весь «экономизм» выдумали, чтобы наносить людям, из-за одного только своего человеконенавистничества, обиды кровные?

Какой конкретный, реальный смысл имеет, в устах Мартынова, постановка социал-демократии задачи: «придать самой экономической борьбе политический характер»? Экономическая борьба есть коллективная борьба рабочих с хозяевами за выгодные условия продажи рабочей силы, за улучшение условий труда и жизни рабочих. Эта борьба по необходимости является борьбой профессиональной, потому что условия труда крайне разнообразны в разных профессиях, и, след., борьба за улучшение этих условий не может не вестись по профессиям (профессиональными союзами на Западе, профессиональными временными соединениями и листками в России и т. п.). Придать «самой экономической борьбе политический характер» значит, следовательно, добиваться осуществления тех же профессиональных требований, того же профессионального улучшения условий труда посредством «законодательных и административных мероприятий» (как выражается Мартынов на следующей, 43, странице своей статьи). Это именно делают и всегда делали все профессиональные рабочие союзы. Загляните в сочинение основательных ученых (и «основательных» оппортунистов) супругов Вебб, и вы увидите, что английские рабочие союзы давным-давно уже сознали и осуществляют задачу «придать самой экономической борьбе политический характер», давным-давно борются за свободу стачек, за устранение всех и всяческих юридических препятствий кооперативному и профессиональному движению, за издание законов в защиту женщин и детей, за улучшение условий труда посредством санитарного и фабричного законодательства и пр.

Таким образом за пышной фразой: «придать самой экономической борьбе политический характер», которая звучит «ужасно» глубокомысленно и революционно, прячется, в сущности, традиционное стремление принизить социал-демократическую политику до политики тред-юнионистской! Под видом исправления односторонности «Искры», которая ставит — видите ли — «революционизирование догмы выше революционизирования жизни», нам преподносят как нечто новое борьбу за экономические реформы. В самом деле, ровно ничего другого, кроме борьбы за экономические реформы, не содержится в фразе: «придать самой экономической борьбе политический характер». И Мартынов сам бы мог додуматься до этого нехитрого вывода, если бы хорошенько вник в значение своих собственных слов. «Наша партия, — говорит он, выдвигая свое самое тяжелое орудие против «Искры», — могла бы и должна была бы ставить правительству конкретные требования законодательных и административных мероприятий против экономической эксплуатации, против безработицы, против голода и т. д.» (стр. 42-43 в № 10 «Р. Д.»). Конкретные требования мероприятий — разве это не есть требование социальных реформ? И мы спрашиваем еще раз беспристрастных читателей, клевещем ли мы на рабочеделенцев (да простят мне это неуклюжее ходячее словечко!), называя их скрытыми бернштейнианцами, когда они выдвигают, как свое разногласие с «Искрой», тезис о необходимости борьбы за экономические реформы?

Революционная социал-демократия всегда включала и включает в свою деятельность борьбу за реформы. Но «экономической» агитацией она пользуется для предъявления правительству не только требования всяких мероприятий, а также (и прежде всего) требования перестать быть самодержавным правительством. Кроме того, она считает своей обязанностью предъявлять правительству это требование не только на почве экономической борьбы, а и на почве всех вообще проявлений общественно-политической жизни. Одним словом, она подчиняет борьбу за реформы, как часть, целому, революционной борьбе за свободу и за социализм. Мартынов же воскрешает в иной форме теорию стадий, стараясь предписать непременно экономический, так сказать, путь развития политической борьбы. Выступая в момент революционного подъема с особой якобы «задачей» борьбы за реформы, он этим тащит партию назад и играет на руку и «экономическому» и либеральному оппортунизму.

Далее. Стыдливо спрятав борьбу за реформы под напыщенный тезис: «придать самой экономической борьбе политический характер», Мартынов выставил как нечто особое одни только экономические (и даже одни только фабричные) реформы. Почему он это сделал, мы не знаем. Может быть, по недосмотру? Но если бы он имел в виду не только «фабричные» реформы, то тогда весь его тезис, только что нами приведенный, потерял бы всякий смысл. Может быть, потому, что он считает возможными и вероятными со стороны правительства «уступки» только в области экономической? Если да, то это странное заблуждение: уступки возможны и бывают и в области законодательства о розге, о паспортах, о выкупных платежах, о сектантстве, о цензуре и проч. и проч. «Экономические» уступки (или лжеуступки) для правительства, разумеется, всего дешевле и всего выгоднее, ибо оно надеется внушить этим доверие рабочим массам к себе. Но именно потому мы, социал-демократы, и не должны никоим образом и абсолютно ничем давать место мнению (или недоразумению), будто для нас дороже экономические реформы, будто мы именно их считаем особо важными и т. п. «Такие требования, — говорит Мартынов о выдвинутых им выше конкретных требованиях законодательных и административных мероприятий, — не были бы пустым звуком, потому что, суля известные осязательные результаты, они могли бы быть активно поддержаны рабочей массой»… Мы не «экономисты», о нет! Мы только пресмыкаемся так же рабски пред «осязательностью» конкретных результатов, как господа Бернштейны, Прокоповичи, Струве, Р. М. и tutti quanti! Мы только даем понять (вместе с Нарцисом Тупорыловым), что все, что не «сулит осязательных результатов», есть «пустой звук»! Мы только выражаемся так, как будто рабочая масса неспособна (и не доказала уже вопреки тем, кто сваливает на нее свое филистерство, свою способность) активно поддерживать всякий протест против самодержавия, даже абсолютно никаких осязательных результатов ей не сулящий!

Возьмите хотя бы те же, самим Мартыновым приведенные примеры о «мероприятиях» против безработицы и голода. В то время, как «Рабоч. Дело» занимается, судя по его обещанию, выработкой и разработкой «конкретных (в форме законопроектов?) требований законодательных и административных мероприятий», «сулящих осязательные результаты», — в это время «Искра», «неизменно ставящая революционизирование догмы выше революционизирования жизни», старалась объяснить неразрывную связь безработицы со всем капиталистическим строем, предупреждала, что «голод идет», обличала полицейскую «борьбу с голодающими» и возмутительные «временно-каторжные правила», в это время «Заря» выпускала отдельным оттиском, как агитационную брошюру, часть посвященного голоду «Внутреннего обозрения». Но, боже мой, как «односторонни» при этом были неисправимо-узкие ортодоксы, глухие к велениям «самой жизни» догматики! Ни в одной из их статей не было — о ужас! — ни одного, ну можете себе представить: решительно ни одного «конкретного требования», «сулящего осязательные результаты»! Несчастные догматики! Отдать их в науку Кричевским и Мартыновым для убеждения в том, что тактика есть процесс роста, растущего и т. д., и что нужно самой экономической борьбе придать политический характер!

«Экономическая борьба рабочих с хозяевами и с правительством («экономическая борьба с правительством»!!), кроме своего непосредственного революционного значения, имеет еще то значение, что она наталкивает рабочих непрерывно на вопрос об их политическом бесправии» (Мартынов, стр. 44). Мы выписали эту цитату не для того, чтобы повторять в сотый и тысячный раз сказанное уже выше, а для того, чтобы особо поблагодарить Мартынова за эту новую и превосходную формулировку: «Экономическая борьба рабочих с хозяевами и с правительством». Какая прелесть! С каким неподражаемым талантом, с каким мастерским элиминированием всех частных разногласий и различий в оттенках между «экономистами» выражена здесь в кратком и ясном положении вся суть «экономизма», начиная с призыва рабочих к «политической борьбе, которую они ведут в интересах общих, имея в виду улучшение положения всех рабочих», продолжая теорией стадий и кончая резолюцией съезда о «наиболее широкой применимости» и проч. «Экономическая борьба с правительством» есть именно тред-юнионистская политика, от которой до социал-демократической политики еще очень и очень далеко.

III.b

б) ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК МАРТЫНОВ УГЛУБИЛ ПЛЕХАНОВА.

«Как много появилось у нас в последнее время социал-демократических Ломоносовых!» заметил однажды один товарищ, имея в виду поразительную склонность многих из склонных к «экономизму» лиц доходить непременно «своим умом» до великих истин (вроде той, что экономическая борьба наталкивает рабочих на вопрос о бесправии) и игнорировать при этом, с великолепным пренебрежением гениального самородка, все то, что дало уже предыдущее развитие революционной мысли и революционного движения. Именно таким самородком является Ломоносов-Мартынов. Загляните в его статью: «Очередные вопросы» и вы увидите, как он подходит «своим умом» к тому, что давно уже сказано Аксельродом (о котором наш Ломоносов, разумеется, хранит полное молчание), как он начинает, например, понимать, что мы не можем игнорировать оппозиционность тех или иных слоев буржуазии («Р. Д.» № 9, стр. 61, 62, 71 — сравни с «Ответом» Аксельроду редакции «Р. Дела», стр. 22, 23-24) и т. п. Но — увы! — только «подходит» и только «начинает», не более того, ибо мысли Аксельрода он все-таки настолько еще не понял, что говорит об «экономической борьбе с хозяевами и правительством». В течение трех лет (1898-1901) «Раб. Дело» собиралось с силами, чтобы понять Аксельрода, и — и все-таки его не поняло! Может быть, это происходит тоже от того, что социал-демократия, «подобно человечеству», всегда ставит себе одни лишь осуществимые задачи?

Но Ломоносовы отличаются не только тем, что они многого не знают (это бы еще было полбеды!), а также и тем, что они не сознают своего невежества. Это уже настоящая беда, и эта беда побуждает их сразу браться за «углубление» Плеханова.

«С тех пор, как Плеханов писал названную книжку («О задачах социалистов в борьбе с голодом в России»), много воды утекло, — рассказывает Ломоносов-Мартынов. — Социал-демократы, которые руководили в течение 10 лет экономической борьбой рабочего класса… не успели еще дать широкое теоретическое обоснование партийной тактики. Теперь этот вопрос назрел, и, если бы мы захотели дать такое теоретическое обоснование, мы несомненно должны были бы значительно углубить те принципы тактики, которые развивал некогда Плеханов… Мы должны были бы теперь определить разницу между пропагандой и агитацией иначе, чем это сделал Плеханов» (Мартынов только что привел слова Плеханова: «пропагандист дает много идей одному лицу или нескольким лицам, а агитатор дает только одну или только несколько идей, зато он дает их целой массе лиц»). «Под пропагандой мы понимали бы революционное освещение всего настоящего строя или частичных его проявлений, безразлично, — делается ли это в форме доступной для единиц или для широкой массы. Под агитацией, в строгом смысле слова (sic!), мы понимали бы призыв массы к известным конкретным действиям, способствование непосредственному революционному вмешательству пролетариата в общественную жизнь».

Поздравляем русскую — да и международную — социал-демократию с новой, мартыновской, терминологией, более строгой и более глубокой. До сих пор мы думали (вместе с Плехановым, да и со всеми вожаками международного рабочего движения), что пропагандист, если он берет, например, тот же вопрос о безработице, должен разъяснить капиталистическую природу кризисов, показать причину их неизбежности в современном обществе, обрисовать необходимость его преобразования в социалистическое общество и т. д. Одним словом, он должен дать «много идей», настолько много, что сразу все эти идеи, во всей их совокупности, будут усваиваться лишь немногими (сравнительно) лицами. Агитатор же, говоря о том же вопросе, возьмет самый известный всем его слушателям и самый выдающийся пример, — скажем, смерть от голодания безработной семьи, усиление нищенства и т. п. — и направит все свои усилия на то, чтобы, пользуясь этим, всем и каждому знакомым фактом, дать «массе» одну идею: идею о бессмысленности противоречия между ростом богатства и ростом нищеты, постарается возбудить в массе недовольство и возмущение этой вопиющей несправедливостью, предоставляя полное объяснение этого противоречия пропагандисту. Пропагандист действует поэтому главным образом печатным, агитатор — живым словом. От пропагандиста требуются не те качества, что от агитатора. Каутского и Лафарга мы назовем, например, пропагандистами, Бебеля и Геда — агитаторами. Выделять же третью область или третью функцию практической деятельности, относя к этой функции «призыв массы к известным конкретным действиям», есть величайшая несуразица, ибо «призыв», как единичный акт, либо естественно и неизбежно дополняет собой и теоретический трактат, и пропагандистскую брошюру, и агитационную речь, либо составляет чисто исполнительную функцию. В самом деле, возьмите, например, теперешнюю борьбу германских социал-демократов против хлебных пошлин. Теоретики пишут исследования о таможенной политике, «призывая», скажем, бороться за торговые договоры и за свободу торговли; пропагандист делает то же в журнале, агитатор — в публичных речах. «Конкретные действия» массы — в данный момент представляют из себя подпись петиций рейхстагу о неповышении хлебных пошлин. Призыв к этим действиям исходит посредственно от теоретиков, пропагандистов и агитаторов, непосредственно — от тех рабочих, которые разносят по фабрикам и по всяческим частным квартирам подписные листы. По «мартыновской терминологии» выходит, что Каутский и Бебель — оба пропагандисты, а разносчики подписных листов — агитаторы, не так ли?

Пример немцев напомнил мне немецкое слово Verballhornung, по-русски буквально: обалгорнивание. Иван Балгорн был лейпцигский издатель в XVI веке; издал он букварь, причем поместил, по обычаю, и рисунок, изображающий петуха; но только вместо обычного изображения петуха со шпорами на ногах он изобразил петуха без шпор, но с парой яиц около него. А на обложке букваря добавил: «исправленное издание Ивана Балгорна». Вот с тех пор немцы и говорят Ver-ballhornung про такое «исправление», которое на деле есть ухудшение. И невольно вспоминаешь про Балгорна, когда видишь, как Мартыновы «углубляют» Плеханова…

К чему «изобрел» наш Ломоносов эту путаницу? К иллюстрации того, что «Искра» «обращает внимание только на одну сторону дела, так же, как Плеханов это делал еще полтора десятка лет тому назад» (39). «У «Искры», по крайней мере для настоящего времени, задачи пропаганды отодвигают на задний план задачи агитации» (52). Если перевести это последнее положение с мартыновского языка на общечеловеческий язык (ибо человечество еще не успело принять вновь открытой терминологии), то мы получим следующее: у «Искры» задачи политической пропаганды и политической агитации отодвигают на задний план задачу «ставить правительству конкретные требования законодательных и административных мероприятий», «сулящие известные осязательные результаты» (или требования социальных реформ, если позволительно еще хоть разочек употребить старую терминологию старого человечества, которое еще не доросло до Мартынова). Предлагаем читателю сравнить с этим тезисом следующую тираду:

«Поражает нас в этих программах» (программах революционных социал-демократов) «и вечное выставление ими на первый план преимуществ деятельности рабочих в (несуществующем у нас) парламенте при полном игнорировании ими (благодаря их революционному нигилизму) важности участия рабочих в существующих у нас законодательных собраниях фабрикантов по фабричным делам… или хотя бы участия рабочих в городском самоуправлении…»

Автор этой тирады выражает немного прямее, яснее и откровеннее ту самую мысль, до которой дошел своим умом Ломоносов-Мартынов. Автор же этот — Р. М. в «Отдельном приложении к «Раб. Мысли»» (стр. 15).

III.v

в) ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОБЛИЧЕНИЯ И «ВОСПИТАНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОЙ АКТИВНОСТИ».

Выдвигая против «Искры» свою «теорию» «повышения активности рабочей массы», Мартынов на самом деле обнаружил стремление принизить эту активность, ибо предпочтительным, особо важным, «наиболее широко применимым» средством пробуждения и поприщем этой активности он объявил ту же экономическую борьбу, пред которой пресмыкались и все «экономисты». Потому и характерно это заблуждение, что оно свойственно далеко не одному Мартынову. На самом же деле «повышение активности рабочей массы» может быть достигнуто только при том условии, если мы не будем ограничиваться «политической агитацией на экономической почве». А одним из основных условий необходимого расширения политической агитации является организация всесторонних политических обличений. Иначе как на этих обличениях не может воспитаться политическое сознание и революционная активность масс. Поэтому деятельность такого рода составляет одну из важнейших функций всей международной социал-демократии, ибо и политическая свобода нисколько не устраняет, а только несколько передвигает сферу направления этих обличений. Например, германская партия особенно укрепляет свои позиции и расширяет свое влияние именно благодаря неослабной энергии ее политически-обличительной кампании. Сознание рабочего класса не может быть истинно политическим сознанием, если рабочие не приучены откликаться на все и всяческие случаи произвола и угнетения, насилия и злоупотребления, к каким бы классам ни относились эти случаи; — и притом откликаться именно с социал-демократической, а не с иной какой-либо точки зрения. Сознание рабочих масс не может быть истинно классовым сознанием, если рабочие на конкретных и притом непременно злободневных (актуальных) политических фактах и событиях не научатся наблюдать каждый из других общественных классов во всех проявлениях умственной, нравственной и политической жизни этих классов; — не научатся применять на практике материалистический анализ и материалистическую оценку всех сторон деятельности и жизни всех классов, слоев и групп населения. Кто обращает внимание, наблюдательность и сознание рабочего класса исключительно или хотя бы преимущественно на него же, — тот не социал-демократ, ибо самопознание рабочего класса неразрывно связано с полной отчетливостью не только теоретических… вернее даже сказать: не столько теоретических, сколько на опыте политической жизни выработанных представлений о взаимоотношении всех классов современного общества. Вот почему так глубоко вредна и так глубоко реакционна по своему практическому значению проповедь наших «экономистов», что экономическая борьба есть наиболее широко применимое средство вовлечения масс в политическое движение. Чтобы стать социал-демократом, рабочий должен ясно представлять себе экономическую природу и социально-политический облик помещика и попа, сановника и крестьянина, студента и босяка, знать их сильные и слабые стороны, уметь разбираться в тех ходячих фразах и всевозможных софизмах, которыми прикрывает каждый класс и каждый слой свои эгоистические поползновения и свое настоящее «нутро», уметь разбираться в том, какие учреждения и законы отражают и как именно отражают те или другие интересы. А это «ясное представление» не почерпнешь ни из какой книжки: его могут дать только живые картины и по горячим следам составленные обличения того, что происходит в данный момент вокруг нас, о чем говорят по-своему или хотя бы перешептываются все и каждый, что выражается в таких-то событиях, в таких-то цифрах, в таких-то судебных приговорах и проч., и проч., и проч. Эти всесторонние политические обличения представляют из себя необходимое и основное условие воспитания революционной активности масс.

Почему русский рабочий мало еще проявляет свою революционную активность по поводу зверского обращения полиции с народом, по поводу травли сектантов, битья крестьян, по поводу безобразий цензуры, истязаний солдат, травли самых невинных культурных начинаний и т. п.? Не потому ли, что его не «наталкивает» на это «экономическая борьба», что ему мало «сулит» это «осязательных результатов», мало дает «положительного»? Нет, подобное мнение есть, повторяем, не что иное, как попытка свалить с больной головы на здоровую, свалить свое собственное филистерство (бернштейнианство тож) на рабочую массу. Мы должны винить себя, свою отсталость от движения масс, что мы не сумели еще организовать достаточно широких, ярких, быстрых обличений всех этих гнусностей. Сделай мы это (а мы должны сделать и можем сделать это), — и самый серый рабочий поймет или почувствует, что над студентом и сектантом, мужиком и писателем ругается и бесчинствует та самая темная сила, которая так гнетет и давит его на каждом шагу его жизни, а, почувствовав это, он захочет, неудержимо захочет отозваться и сам, он сумеет тогда — сегодня устроить кошачий концерт цензорам, завтра демонстрировать пред домом усмирившего крестьянский бунт губернатора, послезавтра проучить тех жандармов в рясе, что делают работу святой инквизиции, и т. д. Мы еще очень мало, почти ничего не сделали для того, чтобы бросать в рабочие массы всесторонние и свежие обличения. Многие из нас и не сознают еще этой своей обязанности, а стихийно волочатся за «серой текущей борьбой» в узких рамках фабричного быта. При таком положении дел говорить: «»Искра» имеет тенденцию умалять значение поступательного хода серой текущей борьбы по сравнению с пропагандой блестящих и законченных идей» (Мартынов, стр. 61) — значит тащить партию назад, значит защищать и прославлять нашу неподготовленность, отсталость.

Что же касается до призыва массы к действию, то это выйдет само собой, раз только есть налицо энергичная политическая агитация, живые и яркие обличения. Поймать кого-либо на месте преступления и заклеймить перед всеми и повсюду тотчас же — это действует само по себе лучше всякого «призыва», это действует зачастую так, что потом и нельзя будет определить, кто собственно «призывал» толпу и кто собственно выдвинул тот или иной план демонстрации и т. п. Призвать — не в общем, а в конкретном смысле слова — можно только на месте действия, призвать может только тот, кто сам и сейчас идет. А наше дело, дело социал-демократических публицистов, углублять, расширять и усиливать политические обличения и политическую агитацию.

Кстати о «призывах». Единственным органом, который до весенних событий призвал рабочих активно вмешаться в такой, не сулящий решительно никаких осязательных результатов рабочему, вопрос, как отдача студентов в солдаты, — была «Искра». Тотчас же после опубликования распоряжения 11 января об «отдаче 183 студентов в солдаты» «Искра» поместила статью об этом (№ 2, февраль) и, до какого бы то ни было начала демонстраций, прямо звала «рабочего идти на помощь студенту», звала «народ» открыто ответить правительству на его дерзкий вызов. Мы спрашиваем всех и каждого: как и чем объяснить то выдающееся обстоятельство, что, говоря так много о «призывах», выделяя «призывы» даже в особый вид деятельности, Мартынов ни словечком не упомянул об этом призыве? И не филистерством ли является после этого мартыновское объявление «Искры» одностороннею, так как она недостаточно «призывает» к борьбе за требования, «сулящие осязательные результаты»?

Наши «экономисты», и в том числе «Рабочее Дело», имели успех благодаря тому, что подделывались под неразвитых рабочих. Но рабочий-социал-демократ, рабочий-революционер (а число таких рабочих все растет) отвергнет с негодованием все эти рассуждения о борьбе за требования, «сулящие осязательные результаты», и проч., ибо он поймет, что это только варианты старой песенки о копейке на рубль. Такой рабочий скажет своим советчикам из «Р. Мысли» и из «Раб. Дела»: зря вы суетитесь, господа, вмешиваясь чересчур усердно в то дело, с которым мы и сами справляемся, и отлынивая от исполнения ваших настоящих обязанностей. Совсем ведь это неумно, когда вы говорите, что задача социал-демократов придать самой экономической борьбе политический характер; это только начало, и не в этом главная задача социал-демократов, ибо во всем мире и в России в том числе полиция нередко сама начинает придавать экономической борьбе политический характер, рабочие сами научаются понимать, за кого стоит правительство. Ведь та «экономическая борьба рабочих с хозяевами и правительством», с которой вы носитесь, точно с открытой вами Америкой, — ведется в массе русских захолустий самими рабочими, слышавшими о стачках, но о социализме почитай-то ничего и не слыхавшими. Ведь та «активность» нас, рабочих, которую вы все хотите поддерживать, выставляя конкретные требования, сулящие осязательные результаты, в нас уже есть, и мы сами в нашей будничной, профессиональной, мелкой работе выставляем эти конкретные требования зачастую без всякой помощи интеллигентов. Но нам мало такой активности; мы не дети, которых можно накормить кашицей одной «экономической» политики; мы хотим знать все то, что знают и другие, мы хотим подробно познакомиться со всеми сторонами политической жизни и активно участвовать во всяком и каждом политическом событии. Для этого нужно, чтобы интеллигенты поменьше твердили то, что мы и сами знаем, а побольше дали нам того, чего мы еще не знаем, чего мы сами из своего фабричного и «экономического» опыта и узнать никогда не можем, именно: политического знания. Это знание можете приобрести себе вы, интеллигенты, и вы обязаны доставлять нам его во сто и в тысячу раз больше, чем вы это делали до сих пор, и притом доставлять не в виде только рассуждений, брошюр и статей (которые часто бывают — простите за откровенность! — скучноваты), а непременно в виде живых обличений того, что именно в данное время делает наше правительство и наши командующие классы во всех областях жизни. Исполняйте-ка поусерднее эту свою обязанность, и поменьше толкуйте о «повышении активности рабочей массы». У нас активности гораздо больше, чем вы думаете, и мы умеем поддерживать открытой, уличной борьбой даже требования, никаких «осязательных результатов» не сулящие! И не вам «повышать» нашу активность, ибо у вас самих как раз активности-то и не хватает. Поменьше преклоняйтесь пред стихийностью и побольше думайте о повышении своей активности, господа!

III.g

г) ЧТО ОБЩЕГО МЕЖДУ ЭКОНОМИЗМОМ И ТЕРРОРИЗМОМ?

Выше, в примечании, мы сопоставили «экономиста» и не социал-демократа-террориста, случайно оказавшихся солидарными. Но, вообще говоря, между теми и другими есть не случайная, а необходимая внутренняя связь, о которой нам еще ниже придется говорить и коснуться которой необходимо именно по вопросу о воспитании революционной активности. У «экономистов» и современных террористов есть один общий корень: это именно то преклонение пред стихийностью, о котором мы говорили в предыдущей главе, как о явлении общем, и которое мы рассматриваем теперь в его влиянии на область политической деятельности и политической борьбы. На первый взгляд, наше утверждение может показаться парадоксом: до такой степени велика, по-видимому, разница между людьми, подчеркивающими «серую текущую борьбу», — и людьми, зовущими к наиболее самоотверженной борьбе отдельных лиц. Но это не парадокс. «Экономисты» и террористы преклоняются перед разными полюсами стихийного течения: «экономисты» — перед стихийностью «чисто рабочего движения», террористы — перед стихийностью самого горячего возмущения интеллигентов, не умеющих или не имеющих возможности связать революционную работу в одно целое с рабочим движением. Кто изверился или никогда не верил в эту возможность, тому действительно трудно найти иной выход своему возмущенному чувству и своей революционной энергии, кроме террора. Таким образом, преклонение пред стихийностью в обоих указанных нами направлениях есть не что иное, как начало осуществления знаменитой программы «Credo»: рабочие ведут себе свою «экономическую борьбу с хозяевами и правительством» (да простит нам автор «Credo», что мы выражаем его мысль мартыновскими словами! Мы находим, что вправе делать это, ибо и в «Credo» говорится о том, как рабочие в экономической борьбе «наталкиваются на политический режим»), — а интеллигенты ведут себе своими силами политическую борьбу, естественно, при помощи террора! Это совершенно логичный и неизбежный вывод, на котором нельзя не настаивать, хотя бы те, кто начинает осуществлять эту программу, сами и не сознавали его неизбежности. Политическая деятельность имеет свою логику, не зависящую от сознания тех, кто в самых лучших намерениях взывает либо к террору, либо к приданию политического характера самой экономической борьбе. Благими намерениями вымощен ад, и в данном случае благие намерения не спасают еще от стихийного влечения по «линии наименьшего сопротивления», по линии чисто буржуазной программы «Credo». He случайно ведь также и то обстоятельство, что многие русские либералы — и явные либералы и носящие марксистскую маску — всей душой сочувствуют террору и стараются поддержать подъем террористических настроений в данный момент.

И вот, когда возникла «революционно-социалистическая группа Свобода», поставившая себе задачей именно всестороннее содействие рабочему движению, но с включением в программу террора и с эмансипированием, так сказать, себя от социал-демократии, — то этот факт дал еще и еще подтверждение замечательной прозорливости П. Б. Аксельрода, который буквально предсказал эти результаты социал-демократических шатаний еще в конце 1897 года («К вопросу о современных задачах и тактике») и набросал свои знаменитые «две перспективы». Все последующие споры и разногласия между русскими социал-демократами заключаются уже, как растение в семячке, в этих двух перспективах.

С указанной точки зрения становится понятно и то, что «Раб. Дело», не устоявшее против стихийности «экономизма», не устояло также и против стихийности терроризма. Очень интересно здесь отметить ту особенную аргументацию в защиту террора, которую выдвинула «Свобода». Устрашающую роль террора она «совершенно отрицает» («Возрождение революционизма», стр. 64) но зато выдвигает его «эксцитативное (возбуждающее) значение». Это характерно, во-первых, как одна из стадий разложения и упадка того традиционного (досоциал-демократического) круга идей, который заставлял держаться за террор… Признать, что правительство теперь «устрашить» — а следовательно, и дезорганизовать — террором нельзя, — значит, в сущности, совершенно осудить террор как систему борьбы, как программой освящаемую сферу деятельности. Во-вторых, это еще более характерно, как образец непонимания наших насущных задач в деле «воспитания революционной активности масс». «Свобода» пропагандирует террор как средство «возбуждать» рабочее движение, дать ему «сильный толчок». Трудно себе представить аргументацию, которая бы более наглядно опровергала сама себя! Неужели, спрашивается, в русской жизни мало еще таких безобразий, что нужно выдумывать особые «возбуждающие» средства? И, с другой стороны, если кто не возбуждается и невозбудим даже русским произволом, то не очевидно ли, что на единоборство правительства с горсткой террористов он тоже будет смотреть «ковыряя в носу»? В том-то и дело, что рабочие массы очень возбуждаются гнусностями русской жизни, но мы не умеем собирать, если можно так выразиться, и концентрировать все те капли и струйки народного возбуждения, которые высачиваются русской жизнью в количестве неизмеримо большем, чем все мы себе представляем и думаем, но которые надо именно соединить в один гигантский поток. Что это осуществимая задача, это неопровержимо доказывает громадный рост рабочего движения и отмеченная уже выше жадность рабочих к политической литературе. Призывы же к террору, равно как и призывы к тому, чтобы придать самой экономической борьбе политический характер, представляют из себя разные формы отлыниванья от самой настоятельной обязанности русских революционеров: организовать ведение всесторонней политической агитации. «Свобода» хочет заменить агитацию террором, признаваясь прямо, что, «раз начнется усиленная, энергичная агитация в массах, его эксцитативная (возбуждающая) роль сыграна» (стр. 68 «Возрожд. революцион.»). Это как раз и показывает, что и террористы и «экономисты» недооценивают революционную активность масс, вопреки явному свидетельству весенних событий, причем одни бросаются искать искусственных «возбудителей», другие говорят о «конкретных требованиях». И те и другие недостаточно обращают внимание на развитие своей собственной активности в деле политической агитации и организации политических обличений. А заменить этого дела невозможно ничем другим ни теперь, ни когда бы то ни было в иное время.

III.d

д) РАБОЧИЙ КЛАСС КАК ПЕРЕДОВОЙ БОРЕЦ ЗА ДЕМОКРАТИЮ.

Мы видели, что ведение самой широкой политической агитации, а следовательно, и организация всесторонних политических обличений есть безусловно необходимая и настоятельнее всего необходимая задача деятельности, если это деятельность истинно социал-демократическая. Но мы сделали этот вывод, исходя только из самой насущной потребности рабочего класса в политическом знании и политическом воспитании. Между тем только такая постановка вопроса была бы слишком узка, игнорировала бы общедемократические задачи всякой социал-демократии вообще и современной русской социал-демократии в особенности. Чтобы возможно конкретнее пояснить это положение, попробуем подойти к делу с самой «близкой» для «экономиста», именно с практической стороны. «Все согласны», что необходимо развивать политическое сознание рабочего класса. Спрашивается, как это сделать и что надо для того, чтобы это сделать? Экономическая борьба «наталкивает» рабочих только на вопросы об отношении правительства к рабочему классу и поэтому, сколько бы мы ни трудились над задачей «придать самой экономической борьбе политический характер», мы никогда не сможем развить политическое сознание рабочих (до ступени социал-демократического политического сознания) в рамках этой задачи, ибо самые эти рамки узки. Мартыновская формула ценна для нас вовсе не потому, что она иллюстрирует способность Мартынова путать, а потому, что она рельефно выражает основную ошибку всех «экономистов», именно убеждение, что можно развить классовое политическое сознание рабочих извнутри, так сказать, их экономической борьбы, т. е. исходя только (или хотя бы главным образом) из этой борьбы, базируясь только (или хотя бы главным образом) на этой борьбе. Такой взгляд в корне ошибочен, — и именно потому, что «экономисты», сердясь на нас за полемику против них, не хотят подумать хорошенько об источнике разногласий, и получается такая вещь, что мы буквально не понимаем друг друга, говорим на разных языках.

Классовое политическое сознание может быть принесено рабочему только извне, то есть извне экономической борьбы, извне сферы отношений рабочих к хозяевам. Область, из которой только и можно почерпнуть это знание, есть область отношений всех классов и слоев к государству и правительству, область взаимоотношений между всеми классами. Поэтому на вопрос: что делать, чтобы принести рабочим политическое знание? нельзя давать один только тот ответ, которым в большинстве случаев довольствуются практики, не говоря уже о практиках, склонных к «экономизму», именно ответ: «идти к рабочим». Чтобы принести рабочим политическое знание, социал-демократы должны идти во все классы населения, должны рассылать во все стороны отряды своей армии.

Мы нарочно выбираем такую угловатую формулировку, нарочно выражаемся упрощенно резко — вовсе не из желания говорить парадоксы, а для того, чтобы хорошенько «натолкнуть» «экономистов» на те задачи, которыми они непростительно пренебрегают, на то различие между тред-юнионистской и социал-демократической политикой, которого они не хотят понять. И потому мы просим читателя не горячиться, а внимательно дослушать нас до конца.

Возьмите наиболее распространенный в последние годы тип кружка социал-демократов и присмотритесь к его работе. Он имеет «связи с рабочими» и удовлетворяется этим, издавая листки, в которых бичуются фабричные злоупотребления, пристрастное к капиталистам поведение правительства и полицейские насилия; на собраниях с рабочими беседа не выходит обыкновенно или почти не выходит за пределы тех же тем; рефераты и беседы по истории революционного движения, по вопросам внутренней и внешней политики нашего правительства, по вопросам экономической эволюции России и Европы и положения в современном обществе тех или иных классов и т. п. представляют из себя величайшую редкость, о систематическом приобретении и расширении связей в других классах общества никто и не помышляет. В сущности, идеалом деятеля рисуется в большинстве случаев для членов такого кружка нечто гораздо более похожее на секретаря тред-юниона, чем на социалиста — политического вождя. Ибо секретарь любого, например, английского тред-юниона всегда помогает рабочим вести экономическую борьбу, организует фабричные обличения, разъясняет несправедливость законов и мероприятий, стесняющих свободу стачек, свободу выставления сторожевых постов (для предупреждения всех и каждого, что на данном заводе стачка), разъясняет пристрастность третейского судьи, принадлежащего к буржуазным классам народа, и пр. и пр. Одним словом, всякий секретарь тред-юниона ведет и помогает вести «экономическую борьбу с хозяевами и с правительством». И нельзя достаточно настаивать на том, что это еще не социал-демократизм, что идеалом социал-демократа должен быть не секретарь тред-юниона, а народный трибун, умеющий откликаться на все и всякие проявления произвола и гнета, где бы они ни происходили, какого бы слоя или класса они ни касались, умеющий обобщать все эти проявления в одну картину полицейского насилия и капиталистической эксплуатации, умеющий пользоваться каждой мелочью, чтобы излагать пред всеми свои социалистические убеждения и свои демократические требования, чтобы разъяснять всем и каждому всемирно-историческое значение освободительной борьбы пролетариата. Сравните, например, таких деятелей, как Роберт Найт (известный секретарь и вождь общества котельщиков, одного из самых могущественных английских тред-юнионов) и Вильгельм Либкнехт — и попробуйте применить к ним те противоположения, в которые укладывает Мартынов свои разногласия с «Искрой». Вы увидите, — я начинаю перелистывать статью Мартынова, — что Р. Найт гораздо больше «призывал массы к известным конкретным действиям» (39), а В. Либкнехт больше занимался «революционным освещением всего настоящего строя или частичных его проявлений» (38-39); что Р. Найт «формулировал ближайшие требования пролетариата и указывал на средства к их осуществлению» (41), а В. Либкнехт, делая и это, не отказывался также «одновременно руководить активной деятельностью разных оппозиционных слоев», «диктовать для них положительную программу действий» (41); что Р. Найт старался именно «придать по возможности самой экономической борьбе политический характер» (42) и прекрасно умел «ставить правительству конкретные требования, сулящие известные осязательные результаты» (43), тогда как В. Либкнехт гораздо более занимался «односторонними» «обличениями» (40); что Р. Найт больше придавал значения «поступательному ходу серой текущей борьбы» (61), а В. Либкнехт — «пропаганде блестящих и законченных идей» (61); что В. Либкнехт создавал из руководимой им газеты именно «орган революционной оппозиции, обличающий наши порядки, и преимущественно политические порядки, поскольку они сталкиваются с интересами самых различных слоев населения» (63), тогда как Р. Найт «работал для рабочего дела в тесной органической связи с пролетарской борьбой» (63) — если понимать «тесную и органическую связь» в смысле того преклонения пред стихийностью, которое мы изучали выше на примерах Кричевского и Мартынова — и «суживал сферу своего воздействия», уверенный, конечно, как и Мартынов, в том, что он «тем самым осложнял самое воздействие» (63). Одним словом, вы увидите, что de facto Мартынов принижает социал-демократию до тред-юнионизма, хотя делает он это, разумеется, отнюдь не потому, чтобы он не желал добра социал-демократии, а просто потому, что он немножечко поспешил углублять Плеханова вместо того, чтобы дать себе труд понять Плеханова.

Но вернемся к нашему изложению. Мы сказали, что социал-демократ, если он не на словах только стоит за необходимость всестороннего развития политического сознания пролетариата, должен «идти во все классы населения». Являются вопросы: как это сделать? есть ли у нас силы для этого? есть ли почва для такой работы во всех других классах? не будет ли это означать отступление или вести к отступлению от классовой точки зрения? Остановимся на этих вопросах.

«Идти во все классы населения» мы должны и в качестве теоретиков, и в качестве пропагандистов, и в качестве агитаторов, и в качестве организаторов. Что теоретическая работа социал-демократов должна направляться на изучение всех особенностей социального и политического положения отдельных классов, — в этом никто не сомневается. Но делается в этом отношении очень и очень мало, непропорционально мало сравнительно с работой, направленной на изучение особенностей фабричного быта. В комитетах и кружках вы встретите людей, углубляющихся даже в специальное ознакомление с каким-нибудь железоделательным производством, — но почти не найдете примеров, чтобы члены организаций (вынужденные, как это часто бывает, отойти по тем или иным причинам от практической работы) специально занимались собиранием материалов по какому-нибудь злободневному вопросу нашей общественной и политической жизни, могущему дать повод для социал-демократической работы в других слоях населения. Говоря о малой подготовленности большинства современных руководителей рабочего движения, нельзя не упомянуть и о подготовке в этом отношении, ибо это тоже связано с «экономическим» пониманием «тесной органической связи с пролетарской борьбой». Но главное, разумеется, — пропаганда и агитация во всех слоях народа. Западноевропейскому социал-демократу облегчают эту задачу народные собрания и сходки, на которые приходит всякий желающий, — облегчает парламент, в котором он говорит пред депутатами от всех классов. У нас нет ни парламента, ни свободы сходок, — но мы умеем тем не менее устраивать собрания с рабочими, которые хотят слушать социал-демократа. Мы должны также уметь устраивать собрания с представителями всех и всяческих классов населения, какие только хотят слушать демократа. Ибо тот не социал-демократ, кто забывает на деле, что «коммунисты поддерживают всякое революционное движение», что мы обязаны поэтому пред всем народом излагать и подчеркивать общедемократические задачи, не скрывая ни на минуту своих социалистических убеждений. Тот не социал-демократ, кто забывает на деле о своей обязанности быть впереди всех в постановке, обострении и разрешении всякого общедемократического вопроса.

«С этим решительно все согласны!» — перебивает нас нетерпеливый читатель — и новая инструкция для редакции «Раб. Дела», принятая на последнем союзном съезде, прямо говорит: «Поводами к политической пропаганде и агитации должны служить все явления и события общественной и политической жизни, которые затрагивают пролетариат либо непосредственно как особый класс, либо как авангард всех революционных сил в борьбе за свободу» («Два съезда», стр. 17, курсив наш). Да, это очень верные и очень хорошие слова, и мы были бы вполне довольны, если бы «Р. Дело» понимало их, если бы оно не говорило наряду с этими словами того, что идет вразрез с ними. Мало ведь назвать себя «авангардом», передовым отрядом, — надо и действовать так, чтобы все остальные отряды видели и вынуждены были признать, что мы идем впереди. И мы спрашиваем читателя: неужели же представители остальных «отрядов» такие дураки, чтобы поверить нам на слово насчет «авангарда»? Представьте только себе конкретно такую картину. В «отряд» русских образованных радикалов или либеральных конституционалистов является социал-демократ и говорит: мы — авангард; «теперь перед нами стоит задача — как придать по возможности самой экономической борьбе политический характер». Сколько-нибудь умный радикал или конституционалист (а среди русских радикалов и конституционалистов много умных людей) только усмехнется, услыхав такую речь, и скажет (про себя, конечно, ибо он в большинстве случаев опытный дипломат): «ну, и простоват же этот «авангард»! Не понимает даже того, что ведь это наша задача, задача передовых представителей буржуазной демократии — придать самой экономической борьбе рабочих политический характер. Ведь и мы, как и все западноевропейские буржуа, хотим втянуть рабочих в политику, но только именно в тред-юнионистскую, а не в социал-демократическую политику. Тред-юнионистская политика рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего класса. А формулировка этим «авангардом» его задачи есть именно формулировка тред-юнионистской политики! Поэтому пускай даже называют они себя, сколько угодно, социал-демократами. Не ребенок же я, в самом деле, чтобы мне из-за ярлыков горячиться! Только пусть не поддаются этим зловредным ортодоксальным догматикам, пусть оставляют «свободу критики» за теми, кто бессознательно тащит социал-демократию в тред-юнионистское русло!»

И легкая усмешка нашего конституционалиста превратится в гомерический хохот, когда он узнает, что говорящие об авангарде социал-демократии социал-демократы в настоящее время почти полного господства стихийности в нашем движении всего больше на свете боятся «преуменьшения стихийного элемента», боятся «уменьшить значение поступательного хода серой текущей борьбы по сравнению с пропагандой блестящих и законченных идей» и проч. и проч.! «Передовой» отряд, который боится, как бы сознательность не обогнала стихийности, который боится выдвинуть смелый «план», вынуждающий общее признание и у несогласно мыслящих! Да уж не смешивают ли они слово авангард с словом арьергард?

Вдумайтесь, в самом деле, в следующее рассуждение Мартынова. Он говорит на стр. 40, что обличительная тактика «Искры» одностороння, что, «сколько бы мы ни сеяли недоверия и ненависти к правительству, мы цели не достигнем, покуда нам не удастся развить достаточную активную общественную энергию для его низвержения». Это, в скобках сказать, знакомая уже нам забота о повышении активности массы при стремлении принизить свою активность. Но дело теперь не в этом. Мартынов говорит здесь, следовательно, о революционной энергии («для низвержения»). И к какому же он приходит выводу? Так как в обычное время разные общественные слои неизбежно идут вразброд, то «ввиду этого ясно, что мы, социал-демократы, не можем одновременно руководить активной деятельностью разных оппозиционных слоев, не можем для них диктовать положительную программу действий, не можем им указывать, какими способами следует изо дня в день бороться за свои интересы… Либеральные слои уже сами позаботятся о той активной борьбе за свои ближайшие интересы, которая их столкнет лицом к лицу с нашим политическим режимом» (41). Таким образом, начав говорить о революционной энергии, об активной борьбе за низвержение самодержавия, Мартынов сейчас же сбился на профессиональную энергию, на активную борьбу за ближайшие интересы! Понятно само собой, что мы не можем руководить борьбой студентов, либералов и проч. за их «ближайшие интересы», но ведь не об этом же была речь, почтеннейший «экономист»! Речь шла о возможном и необходимом участии разных общественных слоев в низвержении самодержавия, а этой «активной деятельностью разных оппозиционных слоев» мы не только можем, но и непременно должны руководить, если мы хотим быть «авангардом». О том, чтобы наши студенты, наши либералы и пр. «сталкивались лицом к лицу с нашим политическим режимом», позаботятся не только они сами, — об этом прежде всего и больше всего позаботится сама полиция и сами чиновники самодержавного правительства. Но «мы», если мы хотим быть передовыми демократами, должны позаботиться о том, чтобы наталкивать людей, недовольных собственно только университетскими или только земскими и т. п. порядками, на мысль о негодности всего политического порядка. Мы должны взять на себя задачу организовать такую всестороннюю политическую борьбу под руководством нашей партии, чтобы посильную помощь этой борьбе и этой партии могли оказывать и действительно стали оказывать все и всякие оппозиционные слои. Мы должны вырабатывать из практиков социал-демократов таких политических вождей, которые бы умели руководить всеми проявлениями этой всесторонней борьбы, умели в нужную минуту «продиктовать положительную программу действий» и волнующимся студентам, и недовольным земцам, и возмущенным сектантам, и обиженным народным учителям, и проч., и проч. Поэтому совершенно неверно утверждение Мартынова, что «по отношению к ним мы можем выступать лишь в отрицательной роли обличителя порядков… Мы можем только рассеивать их надежды на разные правительственные комиссии» (курсив наш). Говоря это, Мартынов показывает тем самым, что он ровнехонько ничего не понимает в вопросе о действительной роли революционного «авангарда». И если читатель примет это во внимание, то ему станет понятен истинный смысл следующих заключительных слов Мартынова: «»Искра» есть орган революционной оппозиции, обличающий наши порядки, и преимущественно политические порядки, поскольку они сталкиваются с интересами самых различных слоев населения. Мы же работаем и будем работать для рабочего дела в тесной органической связи с пролетарской борьбой. Суживая сферу своего воздействия, мы тем самым осложняем самое воздействие» (63). Истинный смысл этого вывода такой: «Искра» хочет поднимать тред-юнионистскую политику рабочего класса (которой по недоразумению, неподготовленности или по убеждению ограничиваются у нас так часто практики) до социал-демократической политики. А «Раб. Дело» хочет принижать социал-демократическую политику до тред-юнионистской. И при этом еще оно уверяет всех и каждого, что это — «вполне совместимые позиции в общем деле» (63). О, sancta simplicitas!

Пойдем дальше. Есть ли у нас силы для того, чтобы направить свою пропаганду и агитацию во все классы населения? Конечно, да. Наши «экономисты», склонные нередко отрицать это, упускают из виду тот гигантский шаг вперед, который сделало наше движение с 1894 (приблизительно) по 1901 г. Истинные «хвостисты», они живут зачастую в представлениях давно миновавшего периода начала движения. Тогда у нас действительно было поразительно мало сил, тогда была естественна и законна решимость всецело уйти в работу среди рабочих и сурово осуждать всякие отклонения от нее, тогда вся задача состояла в том, чтобы упрочиться в рабочем классе. Теперь в движение втянута гигантская масса сил, к нам идут все лучшие представители молодого поколения образованных классов, везде и повсюду по всей провинции вынуждены сидеть люди, принимавшие уже или желающие принять участие в движении, люди, тяготеющие к социал-демократии (тогда как в 1894 г. по пальцам можно было пересчитать русских социал-демократов). Один из основных политических и организационных недостатков нашего движения, — что мы не умеем занять все эти силы, дать всем подходящую работу (подробнее мы скажем об этом в следующей главе). Громадное большинство этих сил совершенно лишено возможности «идти к рабочим», так что об опасности отвлечь силы от нашего основного дела не может быть и речи. А для доставления рабочим настоящего, всестороннего и живого политического знания необходимы «свои люди», социал-демократы, везде и повсюду, во всех общественных слоях, на всяких позициях, дающих возможность знать внутренние пружины нашего государственного механизма. И необходимы такие люди не только в пропагандистском и агитационном, но еще более в организационном отношении.

Есть ли почва для деятельности во всех классах населения? Кто не видит этого, тот опять-таки отстает своей сознательностью от стихийного подъема масс. Рабочее движение вызвало и продолжает вызывать недовольство в одних, надежды на поддержку оппозиции в других, сознание невозможности самодержавия и неизбежности его краха в третьих. Мы были бы только на словах «политиками» и социал-демократами (как очень и очень часто бывает в действительности), если бы не сознавали своей задачи использовать все и всякие проявления недовольства, собрать и подвергнуть обработке все крупицы хотя бы зародышевого протеста. Не говорим уже о том, что вся многомиллионная масса трудящегося крестьянства, кустарей, мелких ремесленников и проч. всегда жадно стала бы слушать проповедь сколько-нибудь умелого социал-демократа. Но разве можно указать хотя бы один класс населения, в котором не было бы людей, групп и кружков, недовольных бесправием и произволом, а потому доступных проповеди социал-демократа, как выразителя самых наболевших общедемократических нужд? А кто хочет конкретно представить себе эту политическую агитацию социал-демократа во всех классах и слоях населения, тому мы укажем на политические обличения в широком смысле этого слова, как на главное (но, разумеется, не единственное) средство этой агитации.

«Мы должны, — писал я в статье «С чего начать?» («Искра» № 4, май 1901 г.), о которой нам придется подробно беседовать ниже, — пробудить во всех сколько-нибудь сознательных слоях народа страсть политических обличений. Не надо смущаться тем, что политически обличительные голоса так слабы, редки и робки в настоящее время. Причина этого — отнюдь не повальное примирение с полицейским произволом. Причина — та, что у людей, способных и готовых обличать, нет трибуны, с которой бы они могли говорить, — нет аудитории, страстно слушающей и ободряющей ораторов, — что они не видят нигде в народе такой силы, к которой бы стоило труда обращаться с жалобой на «всемогущее» русское правительство… Мы в состоянии теперь, и мы обязаны создать трибуну для всенародного обличения царского правительства; — такой трибуной должна быть социал-демократическая газета».

Именно такой идеальной аудиторией для политических обличений является рабочий класс, которому всестороннее и живое политическое знание нужно прежде всего и больше всего; который наиболее способен претворять это знание в активную борьбу, хотя бы она никаких «осязательных результатов» и не сулила. А трибуной для всенародных обличений может быть только общерусская газета. «Без политического органа немыслимо в современной Европе движение, заслуживающее название политического», а Россия в этом отношении, несомненно, относится также к современной Европе. Печать давно стала уже у нас силой — иначе бы правительство не тратило десятков тысяч рублей на подкуп ее и на субсидирование разных Катковых и Мещерских. И не новость в самодержавной России, что нелегальная печать проламывала цензурные запоры и заставляла открыто говорить о себе легальные и консервативные органы. Так было и в 70-х и даже в 50-х годах. А во сколько раз шире и глубже теперь те народные слои, которые готовы читать нелегальную печать и учиться по ней, «как жить и как умереть», употребляя выражение рабочего, обратившегося с письмом в «Искру» (№ 7). Политические обличения являются именно таким объявлением войны правительству, как экономические обличения — объявляют войну фабриканту. И это объявление войны имеет тем большее нравственное значение, чем шире и сильнее эта обличительная кампания, чем многочисленнее и решительнее тот общественный класс, который объявляет войну, чтобы начать войну. Политические обличения являются поэтому уже сами по себе одним из могучих средств разложения враждебного строя, средств отвлечения от врага его случайных или временных союзников, средств посеять вражду и недоверие между постоянными участниками самодержавной власти.

Авангардом революционных сил сумеет стать в наше время только партия, которая сорганизует действительно всенародные обличения. А это слово: «всенародные» имеет очень большое содержание. Громадное большинство обличителей из нерабочего класса (а чтобы стать авангардом, надо именно привлечь другие классы) — трезвые политики и хладнокровные деловые люди. Они прекрасно знают, как небезопасно «жаловаться» даже на низшего чиновника, а не то что на «всемогущее» русское правительство. И они обратятся к нам с жалобой только тогда, когда увидят, что эта жалоба действительно способна оказать действие, что мы представляем из себя политическую силу. Чтобы стать таковой в глазах посторонних лиц, надо много и упорно работать над повышением нашей сознательности, инициативности и энергии; для этого недостаточно повесить ярлык «авангард» на теорию и практику арьергарда.

Но если мы должны взять на себя организацию действительно всенародных обличений правительства, то в чем же выразится тогда классовый характер нашего движения? — спросит и спрашивает уже нас усердный не по разуму поклонник «тесной органической связи с пролетарской борьбой». — Да вот именно в том, что организуем эти всенародные обличения мы, социал-демократы; — в том, что освещение всех поднимаемых агитацией вопросов будет даваться в неуклонно социал-демократическом духе без всяких потачек умышленным и неумышленным искажениям марксизма; — в том, что вести эту всестороннюю политическую агитацию будет партия, соединяющая в одно неразрывное целое и натиск на правительство от имени всего народа, и революционное воспитание пролетариата, наряду с охраной его политической самостоятельности, и руководство экономической борьбой рабочего класса, утилизацию тех стихийных столкновений его с его эксплуататорами, которые поднимают и привлекают в наш лагерь новые и новые слои пролетариата!

Но одной из самых характерных черт «экономизма» является именно непонимание этой связи — более того: этого совпадения самой насущной потребности пролетариата (всестороннее политическое воспитание посредством политической агитации и политических обличений) и потребности общедемократического движения. Непонимание выражается не только в «мартыновских» фразах, но также и в тождественных по смыслу с этими фразами ссылках на классовую якобы точку зрения. Вот, напр., как выражаются об этом авторы «экономического» письма в № 12 «Искры»: «Тот же основной недостаток «Искры» (переоценка идеологии) является причиной ее непоследовательности в вопросах об отношении социал-демократии к различным общественным классам и направлениям. Решив посредством теоретических выкладок…» (а не посредством «роста партийных задач, растущих вместе с партией…») «задачу о немедленном переходе к борьбе против абсолютизма и чувствуя, вероятно, всю трудность этой задачи для рабочих при настоящем положении дел»… (и не только чувствуя, но прекрасно зная, что рабочим эта задача кажется менее трудной, чем заботящимся о малых детях «экономическим» интеллигентам, ибо рабочие готовы драться даже за требования, не сулящие, говоря языком незабвенного Мартынова, никаких «осязательных результатов»)… «но не имея терпения ждать дальнейшего накопления ими сил для этой борьбы, «Искра» начинает искать союзников в рядах либералов и интеллигенции…».

Да, да, мы действительно потеряли уже всякое «терпение» «ждать» того блаженного, давным-давно уже нам всякими «примирителями» обещанного, времени, когда наши «экономисты» перестанут сваливать свою отсталость на рабочих, оправдывать недостаток своей энергии недостатком будто бы сил у рабочих. Мы спросим наших «экономистов»: в чем должно состоять «накопление рабочими сил для этой борьбы»? Не очевидно ли, что в политическом воспитании рабочих, в изобличении пред ними всех сторон нашего гнусного самодержавия? И не ясно ли, что как раз для этой работы нам и нужны «союзники в рядах либералов и интеллигенции», готовые делиться с нами обличениями политического похода на земцев, учителей, статистиков, студентов и проч.? Неужели в самом деле так уже трудно понять эту удивительно «хитрую механику»? Неужели П. Б. Аксельрод не твердит уже вам с 1897 года: «Задача приобретения русскими социал-демократами приверженцев и прямых пли косвенных союзников среди непролетарских классов решается прежде всего и главным образом характером пропагандистской деятельности в среде самого пролетариата»? А Мартыновы и прочие «экономисты» все-таки продолжают представлять себе дело так, что рабочие сначала должны «экономической борьбой с хозяевами и с правительством» накопить себе силы (для тред-юнионистской политики), а потом уже «перейти»,- должно быть, от тред-юнионистского «воспитания активности» к социал-демократической активности!

«…В своих поисках, — продолжают «экономисты», — «Искра» нередко сходит с классовой точки зрения, затушевывая классовые противоречия и выдвигая на первый план общность недовольства правительством, хотя причины и степень этого недовольства у «союзников» весьма различны. Таковы, напр., отношения «Искры» к земству»… «Искра» будто бы «обещает неудовлетворенным правительственными подачками дворянам помощь рабочего класса, ни словом при этом не обмолвившись о классовой розни этих слоев населения». Если читатель обратится к статьям «Самодержавие и земство» (№№ 2 и 4 «Искры»), о которых, вероятно, говорят авторы письма, то увидит, что эти статьи посвящены отношению правительства к «мягкой агитации сословно-бюрократического земства», к «самодеятельности даже имущих классов». В статье говорится, что рабочему нельзя смотреть равнодушно на борьбу правительства против земства, и земцы приглашаются бросить мягкие речи и сказать твердое и резкое слово, когда пред правительством встанет во весь рост революционная социал-демократия. С чем не согласны тут авторы письма? — неизвестно. Думают ли они, что рабочий «не поймет» слов: «имущие классы» и «сословно-бюрократическое земство»? — что подталкивание земцев к переходу от мягких к резким словам есть «переоценка идеологии»? Воображают ли они, что рабочие могут «накопить в себе силы» для борьбы с абсолютизмом, если они не будут знать об отношении абсолютизма и к земству? Все это опять-таки остается неизвестным. Ясно только одно: что авторы очень смутно представляют себе политические задачи социал-демократии. Еще яснее это из их фразы: «Таково же» (т. е. тоже «затемняющее классовые антагонизмы») «отношение «Искры» и к студенческому движению». Вместо призыва рабочих публичной демонстрацией заявить, что настоящим очагом насилия, бесчинства и разнузданности является не студенчество, а русское правительство (№ 2 «Искры») — мы должны были, вероятно, поместить рассуждение в духе «Р. Мысли»! И подобные мысли высказываются социал-демократами осенью 1901 года, после февральских и мартовских событий, накануне нового студенческого подъема, обнаруживающего, что и в этой области «стихийность» протеста против самодержавия обгоняет сознательное руководство движением со стороны социал-демократии. Стихийное стремление рабочих заступиться за избиваемых полицией и казаками студентов обгоняет сознательную деятельность социал-демократической организации!

«Между тем, в других статьях, — продолжают авторы письма, — «Искра» резко осуждает всякие компромиссы и выступает, например, на защиту нетерпимого поведения гедистов». Мы советуем людям, которые так самоуверенно и так легкомысленно заявляют обыкновенно по поводу разногласий в среде современных социал-демократов, что-де эти разногласия несущественны и раскола не оправдывают, — пораздумать хорошенько над этими словами. Возможна ли успешная работа в одной организации людей, которые говорят, что в деле выяснения враждебности самодержавия самым различным классам, в деле ознакомления рабочих с оппозицией самодержавию самых различных слоев мы сделали еще поразительно мало — и людей, которые видят в этом деле «компромисс», очевидно, компромисс с теорией «экономической борьбы с хозяевами и с правительством»?

Мы говорили о необходимости внести классовую борьбу в деревню по поводу сорокалетия освобождения крестьян (№ 3) и о непримиримости самоуправления и самодержавия по поводу тайной записки Витте (№ 4); мы нападали на крепостничество землевладельцев и служащего им правительства по поводу нового закона (№ и приветствовали нелегальный земский съезд, поощряя земцев перейти к борьбе от униженных ходатайств (№ 8); — мы поощряли студентов, начинавших понимать необходимость политической борьбы и переходивших к таковой (№ 3), и в то же время бичевали «дикое непонимание», обнаруженное сторонниками «только студенческого» движения, приглашавшими студентов не участвовать в уличных демонстрациях (№ 3, по поводу воззвания Исполнительного комитета московского студенчества от 25 февраля); — мы разоблачали «бессмысленные мечтания» и «лживое лицемерие» либеральных лукавцев газеты «Россия» (№ 5) и в то же время отмечали бешенство правительственного застенка, который «творил расправу над мирными литераторами, над старыми профессорами и учеными, над известными либеральными земцами» (№ 5: «Полицейский набег на литературу»); мы разоблачали настоящее значение программы «государственной попечительности о благоустройстве быта рабочих» и приветствовали «ценное признание», что «лучше преобразованиями сверху предупредить требования таковых снизу, чем дожидаться последнего» (№ 6); — мы поощряли статистиков-протестантов (№ 7) и порицали статистиков-штрейкбрехеров (№ 9). Кто усматривает в этой тактике затемнение классового сознания пролетариата и компромисс с либерализмом, — тот тем самым обнаруживает, что он совершенно не понимает истинного значения программы «Credo» и de facto проводит именно эту программу, сколько бы он от нее ни отрекался! Потому что он тем самым тащит социал-демократию к «экономической борьбе с хозяевами и с правительством» и пасует пред либерализмом, отказываясь от задачи активно вмешиваться в каждый «либеральный» вопрос и определять свое, социал-демократическое, отношение к этому вопросу.

III.e

е) ЕЩЕ РАЗ «КЛЕВЕТНИКИ», ЕЩЕ РАЗ «МИСТИФИКАТОРЫ».

Эти любезные слова принадлежат, как помнит читатель, «Раб. Делу», которое отвечает таким образом на наше обвинение его в «косвенном подготовлении почвы для превращения рабочего движения в орудие буржуазной демократии». В простоте душевной «Раб. Дело» решило, что это обвинение есть не что иное, как полемическая выходка: порешили, дескать, эти злые догматики наговорить нам всяких неприятностей: ну, а что же может быть более неприятного, как явиться орудием буржуазной демократии? И вот печатается жирным шрифтом «опровержение»: «ничем не прикрашенная клевета» («Два съезда», стр. 30), «мистификация» (31), «маскарад» (33). Подобно Юпитеру, «Р. Дело» (хотя оно и мало похоже на Юпитера) сердится именно потому, что оно не право, доказывая своими торопливыми ругательствами неспособность вдуматься в ход мысли своих противников. А ведь немного надо бы подумать, чтобы понять, почему всякое преклонение пред стихийностью массового движения, всякое принижение социал-демократической политики до тред-юнионистской есть именно подготовление почвы для превращения рабочего движения в орудие буржуазной демократии. Стихийное рабочее движение само по себе способно создать (и неизбежно создает) только тред-юнионизм, а тред-юнионистская политика рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего класса. Участие рабочего класса в политической борьбе и даже в политической революции нисколько еще не делает его политики социал-демократической политикой. Не вздумает ли отрицать это «Р. Дело»? Не вздумает ли оно наконец изложить перед всеми прямо и без уверток свое понимание наболевших вопросов международной и русской социал-демократии? — О нет, оно никогда не вздумает ничего подобного, ибо оно твердо держится того приема, который можно назвать приемом «сказываться в нетях». Я не я, лошадь не моя, я не извозчик. Мы не «экономисты», «Раб. Мысль» не «экономизм», в России нет вообще «экономизма». Это — замечательно ловкий и «политичный» прием, имеющий только то маленькое неудобство, что органы, его практикующие, принято называть кличкой: «чего изволите?».

«Раб. Делу» кажется, что вообще буржуазная демократия в России есть «фантом» («Два съезда», с. 32) Счастливые люди! Подобно страусу, прячут они голову под крыло и воображают, что от этого исчезает все окружающее. Ряд либеральных публицистов, ежемесячно оповещающих всех о своем торжестве по поводу распадения и даже исчезновения марксизма; ряд либеральных газет («СПБ. Ведомости», «Русские Ведомости» и мн. др.), поощряющих тех либералов, которые несут рабочим брентановское понимание классовой борьбы и тред-юнионистское понимание политики; — плеяда критиков марксизма, истинные тенденции которых так хорошо раскрыло «Credo» и литературные товары которых одни только безданно-беспошлинно гуляют по России; — оживление революционных не социал-демократических направлений, особенно после февральских и мартовских событий; — все это, должно быть, фантом! Все это не имеет ровно никакого отношения к буржуазной демократии!

«Раб. Делу», как и авторам «экономического» письма в № 12 «Искры», следовало бы «пораздумать над тем, почему это весенние события вызвали такое оживление революционных не социал-демократических направлений, вместо того, чтобы вызвать усиление авторитета и престижа социал-демократии»? — Потому, что мы оказались не на высоте задачи, активность рабочих масс оказалась выше нашей активности, у нас не нашлось налицо достаточно подготовленных революционных руководителей и организаторов, которые бы прекрасно знали настроение во всех оппозиционных слоях и умели встать во главе движения, превратить стихийную демонстрацию в политическую, расширить ее политический характер и т. д. При таких условиях нашей отсталостью неизбежно будут пользоваться более подвижные, более энергичные революционеры не социал-демократы, и рабочие, как бы они самоотверженно и энергично ни дрались с полицией и войском, как бы они революционно ни выступали, окажутся только силой, поддерживающей этих революционеров, окажутся арьергардом буржуазной демократии, а не социал-демократическим авангардом. Возьмите германскую социал-демократию, у которой наши «экономисты» хотят перенять только ее слабые стороны. Отчего ни одно политическое событие в Германии не проходит без того, чтобы не повлиять на большее и большее усиление авторитета и престижа социал-демократии? Оттого, что социал-демократия всегда оказывается впереди всех в наиболее революционной оценке этого события, в защите всякого протеста против произвола. Она не убаюкивает себя рассуждениями, что экономическая борьба натолкнет рабочих на вопрос об их бесправии и что конкретные условия фатально толкают рабочее движение на революционный путь. Она вмешивается во все области и все вопросы общественной и политической жизни, и в вопрос о не утверждении Вильгельмом городского головы из буржуазных прогрессистов (немцев еще не успели просветить наши «экономисты», что это есть, в сущности, компромисс с либерализмом!), и в вопрос об издании закона против «безнравственных» сочинений и изображений, и в вопрос о правительственном влиянии на выбор профессоров и проч. и т. п. Везде они оказываются впереди всех, возбуждая политическое недовольство во всех классах, расталкивая сонных, подтягивая отсталых, давая всесторонний материал для развития политического сознания и политической активности пролетариата. И в результате получается то, что к передовому политическому борцу проникаются уважением даже сознательные враги социализма, и нередко важный документ не только из буржуазных, но даже и бюрократических и придворных сфер каким-то чудом попадает в редакционный кабинет «Vorwarts’a».

Вот где лежит разгадка того кажущегося «противоречия», которое до такой степени превосходит меру понимания «Раб. Дела», что оно только воздевает руки горе и кричит: «маскарад»! Представьте себе в самом деле: мы, «Раб. Дело», ставим во главу угла массовое рабочее движение (и печатаем это жирным шрифтом!), мы предостерегаем всех и каждого от преуменьшения значения стихийного элемента, мы хотим придать самой, самой, самой экономической борьбе политический характер, мы хотим остаться в тесной и органической связи с пролетарской борьбой! А нам говорят, что мы подготовляем почву для превращения рабочего движения в орудие буржуазной демократии. И кто говорит это? Люди, которые вступают в «компромисс» с либерализмом, вмешиваясь в каждый «либеральный» вопрос (какое непонимание «органической связи с пролетарской борьбой»!), обращая так много внимания и на студентов и даже (о ужас!) на земцев! Люди, которые вообще хотят уделять больший (по сравнению с «экономистами») процент своих сил на деятельность среди непролетарских классов населения! Это ли не «маскарад»??

Бедное «Раб. Дело»! Додумается ли оно когда-нибудь до разгадки этой хитрой механики?

IV. КУСТАРНИЧЕСТВО ЭКОНОМИСТОВ И ОРГАНИЗАЦИЯ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ.

Разобранные нами выше утверждения «Раб. Дела», что экономическая борьба есть наиболее широко применимое средство политической агитации, что наша задача теперь — придать самой экономической борьбе политический характер и т. п., выражают собою узкое понимание не только наших политических, но и наших организационных задач. Для «экономической борьбы с хозяевами и с правительством» совершенно не нужна, — а потому на такой борьбе не может и выработаться, — общерусская централизованная организация, объединяющая в один общий натиск все и всяческие проявления политической оппозиции, протеста и возмущения, организация, состоящая из революционеров по профессии и руководимая настоящими политическими вождями всего народа. Да это и понятно. Характер организации всякого учреждения естественно и неизбежно определяется содержанием деятельности этого учреждения. Поэтому «Раб. Дело» своими выше разобранными утверждениями освящает и узаконяет не только узость политической деятельности, но и узость организационной работы. И в этом случае, как и всегда, оно является органом, сознательность которого пасует пред стихийностью. А между тем преклонение пред стихийно складывающимися формами организации, отсутствие сознания того, насколько узка и примитивна наша организационная работа, какие еще мы «кустари» в этой важной области, отсутствие этого сознания, говорю я, представляет собою настоящую болезнь нашего движения. Это не болезнь упадка, а болезнь роста, само собою разумеется. Но именно теперь, когда волна стихийного возмущения захлестывает, можно сказать, нас, как руководителей и организаторов движения, особенно необходима самая непримиримая борьба против всякой защиты отсталости, против всякого узаконения узости в этом деле, особенно необходимо пробудить в каждом, кто участвует в практической работе или только собирается взяться за нее, недовольство господствующим у нас кустарничеством и непреклонную решимость избавиться от него.

IV.a

а) ЧТО ТАКОЕ КУСТАРНИЧЕСТВО?

Попробуем ответить на этот вопрос маленькой картинкой деятельности типичного социал-демократического кружка 1894-1901 годов. Мы уже указывали на повальное увлечение марксизмом учащейся молодежи этого периода. Это увлечение относилось, разумеется, не только и даже не столько к марксизму, как к теории, а как к ответу на вопрос: «что делать?», как к призыву идти в поход на врага. И новые ратники шли в поход с удивительно первобытным снаряжением и подготовкой. В массе случаев не было даже почти никакого снаряжения и ровно никакой подготовки. Шли на войну, как мужики от сохи, захватив одну только дубину. Кружок студентов, без всякой связи с старыми деятелями движения, без всякой связи с кружками в других местностях или даже в других частях города (или в иных учебных заведениях), без всякой организации отдельных частей революционной работы, без всякого систематического плана деятельности на сколько-нибудь значительный период, заводит связи с рабочими и берется за дело. Кружок развертывает постепенно более и более широкую пропаганду и агитацию, привлекает фактом своего выступления сочувствие довольно широких слоев рабочих, сочувствие некоторой части образованного общества, доставляющего деньги и отдающего в распоряжение «Комитету» новые и новые группы молодежи. Растет обаяние комитета (или союза борьбы), растет размах его деятельности, и он расширяет эту деятельность совершенно стихийно: те же люди, которые год или несколько месяцев тому назад выступали в студенческих кружках и решали вопрос: «куда идти?», которые заводили и поддерживали сношения с рабочими, изготовляли и выпускали листки, заводят связи с другими группами революционеров, раздобывают литературу, берутся за издание местной газеты, начинают говорить об устройстве демонстрации, переходят, наконец, к открытым военным действиям (причем этим открытым военным действием может явиться, смотря по обстоятельствам, и первый же агитационный листок, и первый номер газеты, и первая демонстрация). И обыкновенно первое же начало этих действий ведет за собою немедленно полный провал. Немедленно и полный именно потому, что эти военные действия явились не результатом систематического, заранее обдуманного и исподволь подготовленного плана длинной и упорной борьбы, а просто стихийным ростом традиционно ведущейся кружковой работы; потому что полиция, естественно, почти всегда знала всех главных деятелей местного движения, «зарекомендовавших» себя еще со студенческой скамьи, и только выжидала самого удобного для нее момента облавы, нарочно давая кружку достаточно разрастись и развернуться, чтобы иметь осязательный corpus delicti, и нарочно оставляя всегда нескольких известных ей лиц «на разводку» (как гласит техническое выражение, употребляемое, насколько мне известно, и нашим братом, и жандармами). Такую войну нельзя не сравнить с походом вооруженных дубинами шаек крестьян против современного войска. И надо только удивляться жизненности движения, которое ширилось, росло и одерживало победы, несмотря на это полное отсутствие подготовки у сражавшихся. Правда, с исторической точки зрения, примитивность снаряжения была не только неизбежна вначале, но даже законна, как одно из условий широкого привлечения ратников. Но как только начались серьезные военные действия (а они начались уже, в сущности, с летних стачек 1896 года), — недостатки нашей военной организации стали все сильнее и сильнее давать себя чувствовать. Опешив на первых порах и наделав ряд ошибок (вроде обращения к обществу с описанием злодейств социалистов или ссылки рабочих из столиц в промышленные центры провинции), правительство вскоре приспособилось к новым условиям борьбы и сумело поставить на надлежащие места свои, вооруженные всеми усовершенствованиями, отряды провокаторов, шпионов и жандармов. Погромы стали так часто повторяться, захватывать такую массу лиц, выметать до такой степени начисто местные кружки, что рабочая масса теряла буквально всех руководителей, движение приобретало невероятно скачкообразный характер, и абсолютно никакой преемственности и связности работы не могло установиться. Поразительная раздробленность местных деятелей, случайность состава кружков, неподготовленность и узкий кругозор в области теоретических, политических и организационных вопросов были неизбежным результатом описанных условий. Дело дошло до того, что в некоторых местах рабочие в силу недостатка у нас выдержки и конспиративности проникаются недоверием к интеллигенции и сторонятся от нее: интеллигенты, говорят они, слишком необдуманно приводят к провалам!

Что это кустарничество стало, наконец, ощущаться всеми мыслящими социал-демократами, как болезнь, — это знает каждый, сколько-нибудь знакомый с движением. А чтобы читатель, незнакомый с ним, не подумал, что мы «конструируем» искусственно особую стадию или особую болезнь движения, — мы сошлемся на упомянутого уже раз свидетеля. Пусть не посетуют на нас за длинную выписку.

«Если постепенный переход к более широкой практической деятельности, — пишет Б-в в № 6 «Раб. Дела», — переход,

находящийся в прямой зависимости от общего переходного времени, переживаемого русским рабочим движением, является характерной чертой… то есть еще другая не менее интересная черта в общем механизме русской рабочей революции. Мы говорим о том общем недостатке годных к действию революционных сил, который ощущается не только в Петербурге, но и во всей России. С общим оживлением рабочего движения, с общим развитием рабочей массы, с все учащающимися случаями стачек, с все более открытой массовой борьбой рабочих, усиливающей правительственные преследования, аресты, ссылку и высылку, этот недостаток в качественно высоких революционных силах становится все заметнее и, несомненно, остается не без влияния на глубину и общий характер движения. Многие стачки проходят без сильного и непосредственного воздействия революционных организаций… чувствуется недостаток в агитационных листках и нелегальной литературе… рабочие кружки остаются без агитаторов… Рядом с этим замечается постоянная нужда в денежных средствах. Словом, рост рабочего движения опережает рост и развитие революционных организаций. Наличный состав действующих революционеров оказывается слишком незначительным, чтобы сосредоточить в своих руках влияние на всю волнующуюся рабочую массу, чтобы придать всем волнениям хотя бы оттенок стройности и организованности… Отдельные кружки, отдельные революционеры не собраны, не объединены, не составляют единой, сильной и дисциплинированной организации с планомерно развитыми частями».. И, оговорившись, что немедленное появление новых кружков, на место разбитых, «доказывает только жизненность движения… но не показывает еще наличность достаточного количества вполне пригодных революционных деятелей», автор заключает: «Практическая неподготовленность петербургских революционеров сказывается и в результатах их работы. Последние процессы, особенно групп «Самоосвобождение» и «Борьба труда с капиталом», ясно показали, что молодой агитатор, незнакомый детально с условиями труда, а следовательно, и агитации на данном заводе, не знающий принципов конспирации и усвоивший» (усвоивший ли?) «только общие взгляды социал-демократии, может проработать каких-нибудь 4, 5, 6 месяцев. Затем наступает арест, часто влекущий за собой разгром всей организации или по крайней мере части ее. Спрашивается, возможна ли успешная и плодотворная деятельность группы, если время существования этой группы определяется месяцами? Очевидно, недостатки существующих организаций нельзя целиком относить на счет переходного времени… очевидно, количественный и, главное, качественный состав действующих организаций играет здесь немаловажную роль, и первой задачей наших социал-демократов… должно быть реальное объединение организаций при строгом выборе членов».

IV.b

б) КУСТАРНИЧЕСТВО И ЭКОНОМИЗМ.

Мы должны теперь остановиться на вопросе, который наверное напрашивается уже у всякого читателя. Можно ли ставить в связь это кустарничество, как болезнь роста, свойственную всему движению, с «экономизмом», как с одним из течений в русской социал-демократии? Мы думаем, что да. Практическая неподготовленность, неумелость организационной работы обща действительно всем нам, в том числе и тем, кто с самого начала неуклонно стоял на точке зрения революционного марксизма. И за неподготовленность самое по себе никто не мог бы, конечно, и винить практиков. Но кроме неподготовленности в понятие «кустарничества» входит еще нечто другое: узкий размах всей революционной работы вообще, непонимание того, что на этой узкой работе и не может сложиться хорошая организация революционеров, наконец — и это главное — попытки оправдать эту узость и возвести в особую «теорию», т. е. преклонение пред стихийностью и в этой области. Раз только обнаружились такие попытки, — стало уже несомненным, что кустарничество связано с «экономизмом» и что мы не избавимся от узости нашей организационной деятельности, не избавившись от «экономизма» вообще (т. е. узкого понимания и теории марксизма и роли социал-демократии и политических задач ее). А попытки эти обнаружились в двояком направлении. Одни стали говорить: рабочая масса не выдвинула еще сама таких широких и боевых политических задач, которые ей «навязывают» революционеры, она должна еще бороться за ближайшие политические требования, вести «экономическую борьбу с хозяевами и с правительством» (а этой «доступной» массовому движению борьбе естественно соответствует и «доступная» даже самой неподготовленной молодежи организация). Другие, далекие от всякой «постепеновщины», стали говорить: возможно и должно «совершить политическую революцию», но для этого нет никакой надобности в создании крепкой организации революционеров, воспитывающей пролетариат стойкой и упорной борьбой; для этого достаточно, чтобы мы все схватились за «доступную» и знакомую уже дубину. Говоря без аллегорий — чтобы мы устроили всеобщую стачку; или чтобы мы возбудили «вялый» ход рабочего движения посредством «эксцитативного террора». Оба эти направления, и оппортунисты и «революционисты», пасуют пред господствующим кустарничеством, не верят в возможность избавления от него, не понимают нашей первой и самой настоятельной практической задачи: создать организацию революционеров, способную обеспечить энергию, устойчивость и преемственность политической борьбы.

Мы сейчас привели слова Б-ва: «рост рабочего движения опережает рост и развитие революционных организаций». Это «ценное сообщение близкого наблюдателя» (отзыв редакции «Рабочего Дела» о статье Б-ва) имеет для нас двойную ценность. Оно показывает, что мы были правы, усматривая основную причину современного кризиса в русской социал-демократии в отсталости руководителей («идеологов», революционеров, социал-демократов) от стихийного подъема масс. Оно показывает, что именно прославлением и защитой кустарничества являются все эти рассуждения авторов «экономического» письма (в № 12 «Искры»), Б. Кричевского и Мартынова об опасности преуменьшать значение стихийного элемента, серой текущей борьбы, о тактике-процессе и проч. Эти люди, которые без пренебрежительной гримасы не могут произносить слово: «теоретик», которые называют «чутьем к жизни» свое коленопреклонение пред житейской неподготовленностью и неразвитостью, обнаруживают на деле непонимание самых настоятельных наших практических задач. Людям отставшим кричат: идите в ногу! не опережайте! Людям, страдающим от недостатка энергии и инициативы в организационной работе, от недостатка «планов» широкой и смелой постановки дела, кричат о «тактике-процессе»! Основной наш грех состоит в принижении наших политических и организационных задач до ближайших, «осязательных», «конкретных» интересов текущей экономической борьбы, — а нам продолжают напевать: самой экономической борьбе надо придать политический характер! Еще раз: это буквально такое же «чутье к жизни», которое обнаруживал герой народного эпоса, кричавший: «таскать вам не перетаскать!» при виде похоронной процессии.

Вспомните, с каким несравненным, поистине «нарцисовским» высокомерием поучали эти мудрецы Плеханова: «рабочим кружкам вообще (sic!) недоступны политические задачи в действительном, практическом смысле этого слова, т. е. в смысле целесообразной и успешной практической борьбы за политические требования» («Ответ редакции «Р. Д.»», стр. 24). Есть кружки и кружки, господа! Кружку «кустарей», конечно, недоступны политические задачи, покуда эти кустари не сознали своего кустарничества и не избавились от него. Если же эти кустари кроме того влюблены в свое кустарничество, если они пишут слово «практический» непременно курсивом и воображают, что практичность требует принижения своих задач до уровня понимания самых отсталых слоев массы, — то тогда, разумеется, эти кустари безнадежны, и им, действительно, вообще недоступны политические задачи. Но кружку корифеев, вроде Алексеева и Мышкина, Халтурина и Желябова, доступны политические задачи в самом действительном, в самом практическом смысле этого слова, доступны именно потому и постольку, поскольку их горячая проповедь встречает отклик в стихийно пробуждающейся массе, поскольку их кипучая энергия подхватывается и поддерживается энергией революционного класса. Плеханов был тысячу раз прав, когда он не только указал этот революционный класс, не только доказал неизбежность и неминуемость его стихийного пробуждения, но и поставил даже перед «рабочими кружками» — высокую и великую политическую задачу. А вы ссылаетесь на возникшее с тех пор массовое движение для того, чтобы принизить эту задачу, — для того, чтобы сузить энергию и размах деятельности «рабочих кружков». Что это такое, как не влюбленность кустаря в свое кустарничество? Вы хвастаетесь своей практичностью, а не видите того, знакомого всякому русскому практику факта, какие чудеса способна совершить в революционном деле энергия не только кружка, но даже отдельной личности. Или вы думаете, что в нашем движении не может быть таких корифеев, которые были в 70-х годах? Почему бы это? Потому что мы мало подготовлены? Но мы подготовляемся, будем подготовляться и подготовимся! Правда, на стоячей воде «экономической борьбы с хозяевами и с правительством» образовалась у нас, к несчастью, плесень, появились люди, которые становятся на колени и молятся на стихийность, благоговейно созерцая (по выражению Плеханова) «заднюю» русского пролетариата. Но мы сумеем избавиться от этой плесени. Именно теперь русский революционер, руководимый истинно революционной теорией, опираясь на истинно революционный и стихийно пробуждающийся класс, может наконец — наконец! — выпрямиться во весь свой рост и развернуть все свои богатырские силы. Для этого нужно только, чтобы среди массы практиков, среди еще большей массы людей, мечтающих о практической работе уже со школьной скамьи, всякое поползновение принизить наши политические задачи и размах нашей организационной работы встречало насмешку и презрение. И мы добьемся этого, будьте спокойны, господа!

В статье «С чего начать?» я писал против «Рабочего Дела»: «В 24 часа можно изменить тактику агитации по какому-нибудь специальному вопросу, тактику проведения какой-нибудь детали партийной организации, а изменить не только в 24 часа, но хотя бы даже в 24 месяца свои взгляды на то, нужна ли вообще, всегда и безусловно, боевая организация и политичеcкая агитация в массе, могут только люди без всяких устоев». «Рабочее Дело» отвечает: «Это единственное из претендующих на фактический характер обвинение «Искры» ни на чем не основано. Читатели «Р. Дела» хорошо знают, что мы с самого начала не только звали к политической агитации, — не дожидаясь появления «Искры»»… (говоря при этом, что не только рабочим кружкам, «но и массовому рабочему движению невозможно ставить первой политической задачей — низвержение абсолютизма», а только борьбу за ближайшие политические требования, и что «ближайшие политические требования становятся доступными для массы после одной или, в крайнем случае, нескольких стачек»)… «а и своими изданиями доставляли из-за границы действующим в России товарищам единственный социал-демократический политически-агитационный материал»… (причем вы в этом единственном материале не только применяли наиболее широко политическую агитацию лишь на почве экономической борьбы, но и додумались наконец до того, что эта суженная агитация «наиболее широко применима». И вы не замечаете, господа, что ваша аргументация доказывает именно необходимость появления «Искры» — при такого рода единственном материале — и необходимость борьбы «Искры» с «Рабочим Делом»?)… «С другой стороны, наша издательская деятельность на деле подготовляла тактическое единство партии»… (единство убеждения в том, что тактика есть процесс роста партийных задач, растущих вместе с партией? Ценное единство!)… «и тем самым возможность «боевой организации», для создания которой Союз делал вообще все доступное для заграничной организации» («Р. Д.» № 10, стр. 15). Напрасная попытка извернуться! Что вы делали все для вас доступное, этого я никогда и не думал отрицать. Я утверждал и утверждаю, что пределы «доступного» вам суживаются близорукостью вашего понимания. Смешно и говорить о «боевой организации» для борьбы за «ближайшие политические требования» или для «экономической борьбы с хозяевами и с правительством».

Но если читатель хочет видеть перлы «экономической» влюбленности в кустарничество, то он, разумеется, должен обратиться от эклектического и неустойчивого «Раб. Дела» к последовательной и решительной «Раб. Мысли». «Теперь два слова о собственно так называемой революционной интеллигенции, — писал Р. М. в «Отдельном приложении», стр. 13, — она, правда, не раз показала на деле свою полную готовность вступить в решительную схватку с царизмом». Вся беда только в том, что, беспощадно преследуемая политической полицией, наша революционная интеллигенция принимала борьбу с этой политической полицией за политическую борьбу с самодержавием. Поэтому-то для нее до сих пор и остается невыясненным вопрос, «откуда взять силы для борьбы с самодержавием?»».

Не правда ли, как бесподобно это великолепное пренебрежение к борьбе с полицией со стороны поклонника (в худом смысле поклонника) стихийного движения! Нашу конспиративную неумелость он готов оправдать тем, что нам, при стихийном массовом движении, и не важна, в сущности, борьба с политической полицией!! Под этим чудовищным выводом подпишутся очень и очень немногие: до такой степени наболел у всех вопрос о недостатках наших революционных организаций. Но если под ним не подпишется, например, Мартынов, то только потому, что он не умеет или не имеет смелости додумывать до конца своих положений. В самом деле, разве такая «задача», как выставление массой конкретных требований, сулящих осязательные результаты, требует особенной заботливости о создании прочной, централизованной, боевой организации революционеров? разве эту «задачу» не выполняет и такая масса, которая вовсе не «борется с политической полицией»? Больше того: разве эта задача была бы выполнима, если бы кроме немногих руководителей за нее не брались также (в громадном большинстве) такие рабочие, которые вовсе неспособны «бороться с политической полицией»? Такие рабочие, средние люди массы способны проявить гигантскую энергию и самоотвержение в стачке, в уличной борьбе с полицией и войском, способны (и одни только могут) решить исход всего нашего движения, — но именно борьба с политической полицией требует особых качеств, требует революционеров по профессии. И мы должны заботиться не только о том, чтобы масса «выставляла» конкретные требования, но и о том, чтобы масса рабочих «выставляла» все в большем числе таких революционеров по профессии. Мы подошли таким образом к вопросу о соотношении между организацией профессиональных революционеров и чисто рабочим движением. Мало отразившийся в литературе, этот вопрос много занимал нас, «политиков», в разговорах и спорах с более или менее тяготеющими к «экономизму» товарищами. На нем стоит особо остановиться. Но сначала закончим еще одной цитатой иллюстрацию нашего положения о связи кустарничества с «экономизмом».

«Группа «Осв. труда», — писал г. N. N. в своем «Ответе», — требует прямой борьбы с правительством, не взвесив, где материальная сила для этой борьбы, не указав, где пути для нее». И, подчеркнув последние слова, автор делает к слову «пути» такое примечание: «Это обстоятельство не может быть объяснено конспиративными целями, так как в программе речь идет не о заговоре, а о массовом движении. Масса же не может идти тайными путями. Разве возможна тайная стачка? Разве возможна тайная манифестация и петиция?» («Vademecum», стр. 59.) Автор вплотную подошел и к этой «материальной силе» (устроители стачек и манифестаций) и к «путям» для борьбы, но оказался все-таки в растерянном недоумении, ибо он «преклоняется» пред массовым движением, т. е. смотрит на него как на нечто, избавляющее нас от нашей, революционной, активности, а не как на нечто, долженствующее ободрять и подталкивать нашу революционную активность. Тайная стачка невозможна — для участников ее и непосредственно соприкасающихся с ней лиц. Но для массы русских рабочих эта стачка может остаться (и большей частью остается) «тайной», ибо правительство позаботится отрезать всякое сношение с стачечниками, позаботится сделать невозможным всякое распространение сведений о стачке. Вот тут уже нужна специальная «борьба с политической полицией», борьба, которую никогда не сможет активно вести столь же широкая масса, какая участвует в стачках. Эту борьбу должны организовать «по всем правилам искусства» люди, профессионально занятые революционной деятельностью. Организация этой борьбы не стала менее нужной оттого, что в движение стихийно втягивается масса. Напротив, от этого организация становится более нужной, ибо мы, социалисты, не исполнили бы своих прямых обязанностей перед массой, если бы не сумели помешать полиции делать тайной (а иногда и сами не подготовляли тайно) всякую стачку и всякую манифестацию. Суметь же это мы в состоянии именно потому, что стихийно пробуждающаяся масса будет выдвигать также из своей среды все большее и большее число «революционеров по профессии» (если мы не вздумаем на всякие лады приглашать рабочих топтаться на одном месте).

IV.v

в) ОРГАНИЗАЦИЯ РАБОЧИХ И ОРГАНИЗАЦИЯ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ.

Если понятие политической борьбы для социал-демократа покрывается понятием «экономической борьбы с хозяевами и правительством», то естественно ожидать, что понятие «организация революционеров» будет для него более или менее покрываться понятием: «организация рабочих». И это действительно случается, так что, разговаривая об организации, мы оказываемся буквально говорящими на разных языках. Как сейчас помню, например, разговор с одним довольно последовательным «экономистом», которого мне не доводилось знать раньше. Речь зашла о брошюре «Кто совершит политическую революцию?», и мы быстро сошлись на том, что ее основной недостаток — игнорирование вопроса об организации. Мы воображали уже, что мы солидарны друг с другом — но… разговор идет дальше, и оказывается, что мы говорим про разное. Мой собеседник обвиняет автора за игнорирование стачечных касс, обществ взаимопомощи и т. п., я же имел в виду организацию революционеров, необходимую для «совершения» политической революции. И, как только обнаружилось это разногласие, — я не запомню уже, чтобы мне приходилось вообще по какому бы то ни было принципиальному вопросу соглашаться с этим «экономистом»!

В чем же состоял источник наших разногласий? Да именно в том, что «экономисты» постоянно сбиваются с социал-демократизма на тред-юнионизм и в организационных, как и в политических, задачах. Политическая борьба социал-демократии гораздо шире и сложнее, чем экономическая борьба рабочих с хозяевами и правительством. Точно так же (и вследствие этого) организация революционной социал-демократической партии неизбежно должна быть иного рода, чем организация рабочих для такой борьбы. Организация рабочих должна быть, во-первых, профессиональной; во-вторых, она должна быть возможно более широкой; в-третьих, она должна быть возможно менее конспиративной (я говорю, разумеется, здесь и ниже, имея в виду только самодержавную Россию). Наоборот, организация революционеров должна обнимать прежде всего и главным образом людей, которых профессия состоит из революционной деятельности (потому я и говорю об организации революционеров, имея в виду революционеров-социал-демократов). Пред этим общим признаком членов такой организации должно совершенно стираться всякое различие рабочих и интеллигентов, не говоря уже о различии отдельных профессий тех и других. Эта организация необходимо должна быть не очень широкой и возможно более конспиративной. Остановимся на этом трояком различии.

В странах с политической свободой различие профессиональной и политической организации совершенно ясно, как ясно и различие тред-юнионов и социал-демократии. Отношения последней к первым неизбежно видоизменяются, конечно, в разных странах смотря по историческим, юридическим и другим условиям, — они могут быть более или менее тесными, сложными и проч. (они должны быть, с нашей точки зрения, возможно более тесными и возможно менее сложными), но о совпадении организации профессиональных союзов с организацией социал-демократической партии в свободных странах нет и речи. В России же гнет самодержавия стирает, на первый взгляд, всякое различие между социал-демократической организацией и рабочим союзом, ибо всякие рабочие союзы и всякие кружки запрещены, ибо главное проявление и орудие экономической борьбы рабочих — стачка — является вообще уголовным (а иногда даже политическим!) проступком. Таким образом, наши условия, с одной стороны, очень «наталкивают» ведущих экономическую борьбу рабочих на политические вопросы, а, с другой стороны, «наталкивают» социал-демократов на смешение тред-юнионизма и социал-демократизма (и наши Кричевские, Мартыновы и К°, усердно толкуя о «наталкивании» первого рода, не замечают «наталкивания» второго рода). В самом деле, представьте себе людей, на 99 сотых поглощенных «экономической борьбой с хозяевами и правительством». Одни из них в течение всего периода их деятельности (4-6 мес.) ни разу не натолкнутся на вопрос о необходимости более сложной организации революционеров; другие «натолкнутся», пожалуй, на сравнительно распространенную бернштейнианскую литературу, из которой почерпнут убеждение в сугубой важности «поступательного хода серой текущей борьбы». Третьи, наконец, увлекутся, может быть, соблазнительной идеей явить миру новый образец «тесной и органической связи с пролетарской борьбой», связи профессионального и социал-демократического движения. Чем позже выступает страна на арену капитализма, а следовательно, и рабочего движения, — могут рассуждать такие люди, — тем больше могут социалисты принимать участия в профессиональном движении и оказывать ему поддержку, тем меньше может и должно быть не социал-демократических профессиональных союзов. До сих пор такое рассуждение вполне правильно, но беда в том, что идут еще дальше и мечтают о полном слиянии социал-демократизма и тред-юнионизма. Мы сейчас увидим на примере «Устава С.-Петербургского Союза борьбы», как вредно отражаются эти мечты на наших организационных планах.

Организации рабочих для экономической борьбы должны быть профессиональными организациями. Всякий социал-демократ-рабочий должен по мере возможности оказывать содействие и активно работать в этих организациях. Это так. Но вовсе не в наших интересах требовать, чтобы членами «цеховых» союзов могли быть только социал-демократы: это сузило бы размеры нашего влияния на массу. Пусть в цеховом союзе участвует всякий рабочий, понимающий необходимость объединения для борьбы с хозяевами и с правительством. Самая цель цеховых союзов была бы недостижима, если бы они не объединяли всех, кому доступна хотя бы только одна эта элементарная ступень понимания, если бы эти цеховые союзы не были бы очень широкими организациями. И чем шире эти организации, тем шире будет и наше влияние на них, влияние, оказываемое не только «стихийным» развитием экономической борьбы, но и прямым, сознательным воздействием социалистических членов союза на товарищей. Но при широком составе организации невозможна строгая конспирация (требующая гораздо большей подготовки, чем необходимо для участия в экономической борьбе). Как примирить это противоречие между необходимостью широкого состава и строгой конспирации? Как достигнуть того, чтобы цеховые организации были возможно менее конспиративны? Для этого может быть, вообще говоря, только два пути: либо легализация цеховых союзов (в некоторых странах предшествовавшая легализации социалистических и политических союзов), либо сохранение организации тайной, но настолько «свободной», мало оформленной, lose, как говорят немцы, чтобы конспирация для массы членов сводилась почти к нулю.

Легализация несоциалистических и неполитических рабочих союзов в России уже началась, и не может подлежать никакому сомнению, что каждый шаг нашего быстро растущего социал-демократического рабочего движения будет умножать и поощрять попытки этой легализации, — попытки, исходящие главным образом от сторонников существующего строя, но отчасти и от самих рабочих и от либеральной интеллигенции. Знамя легализации уже выкинуто Васильевыми и Зубатовыми, содействие ей уже обещано и дано гг. Озеровыми и Вормсами, среди рабочих есть уже последователи нового течения. И мы не можем отныне не считаться с этим течением. Как считаться, — об этом среди социал-демократов вряд ли может быть два мнения. Мы обязаны неуклонно разоблачать всякое участие Зубатовых и Васильевых, жандармов и попов в этом течении и разъяснять рабочим истинные намерения этих участников. Мы обязаны разоблачать также всякие примирительные, «гармонические» нотки, которые будут проскальзывать в речах либеральных деятелей на открытых собраниях рабочих, — все равно, берут ли они эти ноты в силу искреннего своего убеждения в желательности мирного сотрудничества классов, в силу ли желания подслужиться начальству или, наконец, просто по неловкости. Мы обязаны, наконец, предостерегать рабочих от той ловушки, которую им ставит зачастую полиция, высматривая «людей с огоньком» на этих открытых собраниях и в дозволенных обществах, пытаясь чрез посредство легальных организаций ввести провокаторов и в нелегальные.

Но делать все это — вовсе не значит забывать о том, что в конце концов легализация рабочего движения принесет пользу именно нам, а отнюдь не Зубатовым. Напротив, как раз своей обличительной кампанией мы и отделяем плевелы от пшеницы. Плевелы мы уже указали. Пшеница, это — привлечение внимания еще более широких и самых отсталых слоев рабочих к социальным и политическим вопросам, это — освобождение нас, революционеров, от таких функций, которые по существу легальны (распространение легальных книг, взаимопомощь и т. п.) и развитие которых неизбежно будет давать нам все больший и больший материал для агитации. В этом смысле мы можем и должны сказать Зубатовым и Озеровым: старайтесь, господа, старайтесь! Поскольку вы ставите рабочим ловушку (в смысле ли прямого провокаторства или в смысле «честного» развращения рабочих «струвизмом») — мы уже позаботимся о вашем разоблачении. Поскольку вы делаете действительный шаг вперед, — хотя бы в форме самого «робкого зигзага», но шаг вперед — мы скажем: сделайте одолжение! Действительным шагом вперед может быть только действительное, хотя бы миниатюрное, расширение простора для рабочих. А всякое такое расширение послужит на пользу нам и ускорит появление таких легальных обществ, в которых не провокаторы будут ловить социалистов, а социалисты будут ловить себе адептов. Одним словом, наше дело теперь бороться с плевелами. Не наше дело растить в комнатных горшках пшеницу. Вырывая плевелы, мы тем самым очищаем почву для возможного прорастания семян пшеницы. И покуда Афанасии Иванычи с Пульхериями Ивановнами занимаются комнатным растениеводством, мы должны готовить жнецов, которые сумели бы и косить сегодняшние плевелы, и жать завтрашнюю пшеницу.

Итак, посредством легализации решать вопрос о создании возможно менее конспиративной и возможно более широкой профессиональной организации мы не можем (но были бы очень рады, если бы Зубатовы и Озеровы открыли нам хотя частичную возможность такого решения, — для чего нам следует как можно энергичнее воевать с ними!). Остается путь тайных профессиональных организаций, и мы должны оказать всяческое содействие рабочим, которые уже вступают (как нам доподлинно известно) на этот путь. Профессиональные организации не только могут принести громадную пользу в деле развития и упрочения экономической борьбы, но и стать весьма важным пособником политической агитации и революционной организации. Для того, чтобы достигнуть этого результата, для того, чтобы направить начинающееся профессиональное движение в желательное для социал-демократии русло, — необходимо прежде всего ясно представить себе нелепость того плана организации, с которым вот уже почти пять лет носятся петербургские «экономисты». План этот изложен и в «Уставе рабочей кассы» июля 1897 года («Лист. «Раб.»» № 9-10, стр. 46, — из № 1 «Раб. Мысли») и в «Уставе союзной рабочей организации» октября 1900 года (особый листок, печатанный в С.-Петербурге и упомянутый в № 1 «Искры»). Основной недостаток обоих уставов — детальное оформление широкой рабочей организации и смешение с этой последнею организации революционеров. Возьмем второй устав, как более разработанный. Корпус его состоит из пятидесяти двух параграфов: 23 параграфа излагают устройство, порядок ведения дел и пределы ведомства «рабочих кружков», устраиваемых на каждой фабрике («не более 10 человек») и выбирающих «центральные (фабричные) группы». «Центральная группа — гласит § 2 — следит за всем, что происходит на ее фабрике или заводе, и ведет хронику событий на нем». «Центральная группа ежемесячно дает отчет всем плательщикам о состоянии кассы» (§ 17) и т. п. 10 параграфов посвящены «районной организации» и 19 — крайне сложному сплетению «Комитета рабочей организации» и «Комитета СПБ. Союза борьбы» (выборные от каждого района и от «исполнительных групп» — «групп пропагандистов, для сношения с провинцией, для сношения с заграницей, для заведования складами, издательской, кассовой»).

Социал-демократия = «исполнительные группы» по отношению к экономической борьбе рабочих! Трудно было бы рельефнее демонстрировать, как сбивается мысль «экономиста» с социал-демократизма на тред-юнионизм, как чуждо ему всякое представление о том, что социал-демократ должен прежде всего думать об организации революционеров, способных руководить всей освободительной борьбой пролетариата. Говорить о «политическом освобождении рабочего класса», о борьбе с «царским произволом» — и писать такие уставы организации значит не иметь ровно никакого понятия о настоящих политических задачах социал-демократии. Ни единый из полусотни параграфов не обнаруживает и проблеска понимания того, что необходима самая широкая политическая агитация в массах, освещающая все стороны русского абсолютизма, весь облик разных общественных классов в России. Да и не только политические, даже тред-юнионистские цели неосуществимы при таком уставе, ибо они требуют организации по профессиям, о которой вовсе и не упоминается.

Но едва ли не всего более характерна поразительная тяжеловесность всей этой «системы», пытающейся связать каждую отдельную фабрику с «комитетом» постоянной нитью единообразных и до смешного мелочных правил, при трехстепенной системе выборов. Сдавленная узким кругозором «экономизма», мысль ударяется здесь в детали, от которых так и отдает волокитой и канцелярщиной. На деле, конечно, три четверти всех этих параграфов никогда не применяются, но зато жандармам такая «конспиративная» организация с центральной группой на каждой фабрике облегчает устройство неимоверно широких провалов. Польские товарищи пережили уже такую полосу движения, когда все увлекались широким основанием рабочих касс, но они очень скоро отказались от этой мысли, убедившись, что доставляют только обильную жатву жандармам. Если мы хотим широких рабочих организаций и не хотим широких провалов, не хотим доставлять удовольствия жандармам, то мы должны стремиться к тому, чтобы эти организации были совершенно не оформлены. — Возможно ли будет тогда функционирование их? — А вот посмотрите на эти функции: «…следить за всем, что происходит на фабрике, и вести хронику событий на ней» (§ 2 устава). Неужели это непременно нужно оформливать? Неужели это не может быть еще лучше достигнуто корреспонденциями в нелегальные газеты без всякого образования для этого особых групп? «…Руководить борьбой рабочих за улучшение их положения на заводе» (§ 3 устава). Опять не к чему оформливать. Какие требования хотят выдвинуть рабочие, это всякий мало-мальски толковый агитатор выведает досконально из простой беседы, а выведав, сумеет передать в узкую уже, а не широкую, организацию революционеров для доставки соответствующего листка. «…Организовать кассу… со взносом по 2 коп. с рубля» (§ 9) — и затем ежемесячно давать всем отчет о кассе (§ 17), исключать не платящих членов (§ 10) и т. п. Вот это для полиции прямо рай, потому что ничего нет легче проникнуть во всю эту конспирацию «центральной фабричной кассы» и деньги конфисковать и всех лучших людей убрать. Не проще ли пускать копеечные или двухкопеечные марки со штемпелем известной (очень узкой и очень конспиративной) организации, или без всяких марок делать сборы, отчеты по которым печатает, с известным условным паролем, нелегальная газета? Цель будет достигнута та же, а жандармы во сто раз труднее доберутся тогда до нитей.

Я мог бы продолжать свой примерный разбор устава, но думаю, что и сказанного довольно. Маленькое, тесно сплоченное ядро самых надежных, опытных и закаленных рабочих, имеющее доверенных людей в главных районах и связанное, по всем правилам строжайшей конспирации, с организацией революционеров, вполне сможет выполнить, при самом широком содействии массы и без всякого оформления, все функции, которые лежат на профессиональной организации, и кроме того выполнить именно так, как это желательно для социал-демократии. Только таким путем и можно достигнуть упрочения и развития, вопреки всем жандармам, социал-демократического профессионального движения.

Мне возразят: организация до такой степени lose, что она и вовсе не оформлена, что в ней и членов-то даже, заведомых и зарегистрированных, никаких нет, не может быть и названа организацией. — Может быть. Я за названием не гонюсь. Но все, что нужно, эта «организация без членов» сделает и обеспечит с самого начала прочную связь наших будущих тред-юнионов с социализмом. А кто хочет широкой организации рабочих с выборами, отчетами, всеобщими голосованиями и пр. при абсолютизме, — тот просто неисправимый утопист.

Мораль отсюда простая: если мы начнем с прочной постановки крепкой организации революционеров, то мы сможем обеспечить устойчивость движения в его целом, осуществить и социал-демократические и собственно тред-юнионистские цели. Если же мы начнем с наиболее якобы «доступной» массе (а на деле с наиболее доступной жандармам и делающей революционеров наиболее доступными полиции) широкой рабочей организации, то мы ни тех, ни других целей не осуществим, от кустарничества не избавимся и своей раздробленностью, своей вечной разгромленностью будем только делать наиболее доступными массе тред-юнионы зубатовского или озеровского типа.

В чем же собственно должны состоять функции этой организации революционеров? — Об этом мы сейчас подробно побеседуем. Но сначала разберем еще одно весьма типичное рассуждение нашего террориста, который опять-таки оказывается (печальная его судьба!) в ближайшем соседстве с «экономистом». В журнале для рабочих «Свобода» («N_» 1) есть статья «Организация», автор которой хочет защитить своих знакомых, иваново-вознесенских рабочих-«экономистов».

«Плохо, — пишет он, — когда толпа безмолвна, бессознательна, когда движение идет не с низов. Вот посмотрите: студенты из университетского города разъезжаются на праздники или на лето по домам — и рабочее движение приостанавливается. Разве такое рабочее движение, подталкиваемое со стороны, может быть действительной силой? Куда там… Оно еще не выучилось ходить своими ногами, и его водят на помочах. И так во всем: студенты разъехались — остановка; выхватили наиболее способных из сливок — молоко закисло; арестовали «Комитет» — пока-то устроится новый, опять затишье; да неизвестно еще, какой устроится — может быть, совсем непохожий на прежний: тот говорил одно, а этот скажет обратное. Связь между вчерашним и завтрашним днем теряется, опыт прошлого не в поученье будущему. И все оттого, что нет корней в глубине, в толпе, работает не сотня дураков, а десяток умников. Десяток всегда можно выловить щучьим хайлом, но, раз организация охватывает толпу, все идет от толпы, — ничье усердие не в состоянии погубить дела» (63 стр.).

Факты описаны верно. Картинка нашего кустарничества недурная. Но выводы — достойные «Рабочей Мысли» и по их неразумности, и по их политической бестактности. Это — верх неразумия, ибо автор смешивает философский и социально-исторический вопрос о «корнях» движения в «глубине» с технически-организационным вопросом о лучшей борьбе с жандармами. Это — верх политической бестактности, ибо вместо того, чтобы апеллировать от плохих руководителей к хорошим руководителям, автор апеллирует от руководителей вообще к «толпе». Это — такая же попытка тащить нас назад в организационном отношении, как в политическом отношении тащит назад мысль о замене политической агитации эксцитативным террором. Я, право, испытываю настоящий embarras de richesses, не зная, с чего начать разбор преподносимой нам «Свободою» путаницы. Попробую начать, для наглядности, с примера. Возьмите немцев. Надеюсь, вы не станете отрицать, что у них организация охватывает толпу, все идет от толпы, рабочее движение научилось ходить своими ногами? А между тем как умеет эта миллионная толпа ценить «десяток» своих испытанных политических вождей, как крепко держится она за них! В парламенте бывало не раз, что депутаты враждебных партий дразнили социалистов: «хороши демократы! на словах только у вас движение рабочего класса, — а на деле выступает все та же компания вожаков. Все тот же Бебель, все тот же Либкнехт из года в год, из десятилетия в десятилетие. Да ваши якобы выборные делегаты от рабочих более несменяемы, чем назначаемые императором чиновники!» Но немцы встречали только презрительной усмешкой эти демагогические попытки противопоставить «вожакам» «толпу», разжечь в последней дурные и тщеславные инстинкты, отнять у движения его прочность и его устойчивость посредством подрыва доверия массы к «десятку умников». У немцев достаточно уже развита политическая мысль, достаточно накоплено политического опыта, чтобы понимать, что без «десятка» талантливых (а таланты не рождаются сотнями), испытанных, профессионально подготовленных и долгой школой обученных вождей, превосходно спевшихся друг с другом, невозможна в современном обществе стойкая борьба ни одного класса. Немцы видывали и в своей среде демагогов, которые льстили «сотням дураков», превознося их над «десятками умников», льстили «мускулистому кулаку» массы, возбуждая ее (подобно Мосту или Гассельману) на необдуманно «революционные» действия и поселяя недоверие к выдержанным и стойким вождям. И только благодаря неуклонной и непримиримой борьбе со всеми и всяческими демагогическими элементами внутри социализма так вырос и окреп немецкий социализм. А наши мудрецы в такой период, когда весь кризис русской социал-демократии объясняется тем, что у стихийно пробужденных масс не оказывается налицо достаточно подготовленных, развитых и опытных руководителей, вещают с глубокомыслием Иванушки: «плохо, когда движение идет не с низов»! — «Комитет из студентов не годится, он неустойчив». — Совершенно справедливо. Но отсюда вывод тот, что нужен комитет из профессиональных революционеров, все равно, студент ли или рабочий сумеет выработать из себя профессионального революционера. А вы делаете вывод тот, что не след подталкивать рабочее движение со стороны! По своей политической наивности вы и не замечаете, что играете этим на руку нашим «экономистам» и нашему кустарничеству. В чем это выражалось, позвольте спросить, «подталкивание» наших рабочих нашими студентами? Единственно в том, что студент нес рабочему те обрывки политического знания, которые у него были, те крохи социалистических идей, которые ему перепали (ибо главная умственная пища современного студента — легальный марксизм и не мог дать ничего кроме азбуки, кроме крох). Этакого-то «подталкивания со стороны» не слишком много, а, наоборот, слишком мало, безбожно и бессовестно мало было в нашем движении, ибо мы чересчур усердно варились в собственном соку, чересчур рабски преклонялись пред элементарной «экономической борьбой рабочих с хозяевами и с правительством». Этаким-то «подталкиванием» во сто раз больше должны заниматься и будем заниматься мы, революционеры по профессии. Но именно тем, что вы выбираете такое гнусное слово, как «подталкивание со стороны», которое неизбежно вызывает у рабочего (по крайней мере, у рабочего, столь же неразвитого, как неразвиты вы) недоверие ко всем, кто несет ему со стороны политическое знание и революционный опыт, вызывает инстинктивное желание дать отпор всем таким людям, — вы оказываетесь демагогом, а демагоги худшие враги рабочего класса.

Да, да! Не спешите поднимать вопль по поводу «нетоварищеских приемов» моей полемики! Я и не думаю заподазривать чистоту ваших намерений, я уже сказал, что демагогам можно сделаться и в силу одной только политической наивности. Но я показал, что вы опустились до демагогии. И я никогда не устану повторять, что демагоги худшие враги рабочего класса. Худшие именно потому, что они разжигают дурные инстинкты толпы, что неразвитым рабочим невозможно распознать этих врагов, выступающих и иногда искренне выступающих в качестве их друзей. Худшие — потому, что в период разброда и шатания, в период, когда только еще складывается физиономия нашего движения, нет ничего легче, как демагогически увлечь толпу, которую потом только самые горькие испытания смогут убедить в ее ошибке. Вот почему лозунгом момента для современного русского социал-демократа должна быть решительная борьба и против опускающейся до демагогии «Свободы» и против опускающегося до демагогии «Рабочего Дела» (о чем еще подробно будет говорено ниже).

«Десяток умников легче выловить, чем сотню дураков». Эта великолепная истина (за преподнесение которой вам всегда будет аплодировать сотня дураков) кажется самоочевидной только благодаря тому, что вы во время хода рассуждения перескочили с одного вопроса на другой. Вы начали говорить и продолжаете говорить о вылавливании «комитета», о вылавливании «организации», а теперь перескочили на вопрос о вылавливании «корней» движения «в глубине». Конечно, наше движение неуловимо только потому, что оно имеет сотни и сотни тысяч корней в глубине, но речь-то ведь идет совсем не об этом. В смысле «корней в глубине» нас не могут «выловить» и теперь, несмотря на все наше кустарничество, и тем не менее все мы жалуемся и не можем не жаловаться на вылавливание «организаций», разрушающее всякую преемственность движения. А раз вы поставите вопрос о вылавливании организаций и не будете сбиваться с него, то я вам скажу, что десяток умников выловить гораздо труднее, чем сотню дураков. И я буду защищать это положение, сколько бы вы ни науськивали на меня толпу за мой «антидемократизм» и т. п. Под «умниками» в отношении организационном надо разуметь только, как я уже не раз указывал, профессиональных революционеров, все равно — из студентов или из рабочих они выработаются. И вот я утверждаю: 1) что ни одно революционное движение не может быть прочно без устойчивой и хранящей преемственность организации руководителей; 2) что, чем шире масса, стихийно вовлекаемая в борьбу, составляющая базис движения и участвующая в нем, тем настоятельнее необходимость в такой организации и тем прочнее должна быть эта организация (ибо тем легче всяким демагогам увлечь неразвитые слои массы); 3) что такая организация должна состоять главным образом из людей, профессионально занимающихся революционной деятельностью; 4) что в самодержавной стране, чем более мы сузим состав членов такой организации до участия в ней таких только членов, которые профессионально занимаются революционной деятельностью и получили профессиональную подготовку в искусстве борьбы с политической полицией, тем труднее будет «выловить» такую организацию, и — 5) — тем шире будет состав лиц и из рабочего класса и из остальных классов общества, которые будут иметь возможность участвовать в движении и активно работать в нем.

Предлагаю нашим «экономистам», террористам и «экономистам-террористам» опровергнуть эти положения, из которых я остановлюсь сейчас на двух последних. Вопрос о легкости выловить «десяток умников» и «сотню дураков» сводится к разобранному выше вопросу о том, возможна ли массовая организация при необходимости строжайшей конспирации. Широкую организацию мы никогда не сможем поставить на ту конспиративную высоту, без которой не может быть и речи об устойчивой и хранящей преемственность борьбе с правительством. И сосредоточение всех конспиративных функций в руках возможно небольшого числа профессиональных революционеров вовсе не означает, что эти последние будут «думать за всех», что толпа не будет принимать деятельного участия в движении. Напротив, эти профессиональные революционеры будут выдвигаться толпой все в большем числе, ибо толпа будет тогда знать, что недостаточно собраться нескольким студентам и ведущим экономическую борьбу рабочим, чтобы составить «комитет», а что необходимо годами вырабатывать из себя профессионального революционера, и толпа будет «думать» не об одном только кустарничестве, а именно о такой выработке. Централизация конспиративных функций организации вовсе не означает централизации всех функций движения. Активное участие самой широкой массы в нелегальной литературе не уменьшится, а вдесятеро усилится оттого, что «десяток» профессиональных революционеров централизует конспиративные функции этого дела. Так и только так мы добьемся того, что чтение нелегальной литературы, сотрудничество в ней, отчасти даже и распространение ее почти перестанут быть конспиративным делом, ибо полиция скоро поймет нелепость и невозможность судебной и административной волокиты по поводу каждого экземпляра из разбрасываемых тысячами изданий. И это относится не только к печати, а и ко всем функциям движения, вплоть до демонстрации. Самое активное и самое широкое участие в ней массы не только не пострадает, а, напротив, много выиграет от того, что «десяток» испытанных, профессионально — вышколенных не менее нашей полиции, революционеров централизует все конспиративные стороны дела, подготовление листков, выработку приблизительного плана, назначение отряда руководителей для каждого района города, для каждого фабричного квартала, для каждого учебного заведения и т. п. (я знаю, мне возразят о «недемократичности» моих воззрений, но я отвечу на это, совсем неумное, возражение подробно ниже). Централизация наиболее конспиративных функций организацией революционеров не обессилит, а обогатит широту и содержательность деятельности целой массы других организаций, рассчитанных на широкую публику и потому возможно менее оформленных и возможно менее конспиративных: и рабочих профессиональных союзов, и рабочих кружков самообразования и чтения нелегальной литературы, и социалистических, а также демократических кружков во всех других слоях населения и проч. и проч. Такие кружки, союзы и организации необходимы повсюду в самом широком числе, с самыми разнообразными функциями, но нелепо и вредно смешивать их с организацией революционеров, стирать грань между ними, угашать в массе и без того невероятно потускневшее сознание того, что для «обслуживания» массового движения нужны люди, специально посвящающие себя целиком социал-демократической деятельности, и что такие люди должны с терпением и упорством вырабатывать из себя профессиональных революционеров.

Да, это сознание невероятно потускнело. Основной наш грех в организационном отношении — что мы своим кустарничеством уронили престиж революционера на Руси. Дряблый и шаткий в вопросах теоретических, с узким кругозором, ссылающийся на стихийность массы в оправдание своей вялости, более похожий на секретаря тред-юниона, чем на народного трибуна, не умеющий выдвинуть широкого и смелого плана, который бы внушил уважение и противникам, неопытный и неловкий в своем профессиональном искусстве, — борьбе с политической полицией, — помилуйте! это — не революционер, а какой-то жалкий кустарь.

Пусть не обижается на меня за это резкое слово ни один практик, ибо, поскольку речь идет о неподготовленности, я отношу его прежде всего к самому себе. Я работал в кружке, который ставил себе очень широкие, всеобъемлющие задачи, — и всем нам, членам этого кружка, приходилось мучительно, до боли страдать от сознания того, что мы оказываемся кустарями в такой исторический момент, когда можно было бы, видоизменяя известное изречение, сказать: дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию! И чем чаще мне с тех пор приходилось вспоминать о том жгучем чувстве стыда, которое я тогда испытывал, тем больше у меня накоплялось горечи против тех лжесоциал-демократов, которые своей проповедью «позорят революционера сан», которые не понимают того, что наша задача — не защищать принижение революционера до кустаря, а поднимать кустарей до революционеров.

IV.g

г) РАЗМАХ ОРГАНИЗАЦИОННОЙ РАБОТЫ.

Мы слышали выше от Б-ва «о том недостатке годных к действию революционных сил, который ощущается не только в Петербурге, но и по всей России». И вряд ли кто станет оспаривать этот факт. Но вопрос в том, как объяснить его? Б-в пишет:

«Мы не будем вдаваться в выяснение исторических причин этого явления; скажем только, что общество, деморализованное продолжительной политической реакцией и разрозненное совершившимися и совершающимися экономическими изменениями, выделяет из своей среды крайне малое число лиц, годных к революционной работе; что рабочий класс, выделяя революционеров-рабочих, отчасти пополняет ряды нелегальных организаций, — но что число таких революционеров не отвечает потребностям времени. Тем более, что рабочий, занятый на фабрике 11 часов, по своему положению может исполнять преимущественно функции агитатора; пропаганда же и организация, доставка и воспроизведение нелегальной литературы, выпуск прокламаций и т. д. поневоле главной тяжестью ложатся на крайне незначительные интеллигентные силы» («Р. Дело», № 6, с. 38-39).

Мы во многом не согласны с этим мнением Б-ва и особенно не согласны с подчеркнутыми нами словами, которые особенно рельефно показывают, что, исстрадавшись (как и всякий сколько-нибудь думавший практик) от нашего кустарничества, Б-в не может, вследствие его придавленности «экономизмом», нащупать выход из невыносимого положения. Нет, общество выделяет крайне много лиц, годных для «дела», но мы не умеем утилизировать всех их. Критическое, переходное состояние нашего движения в рассматриваемом отношении можно формулировать словами: людей нет и — людей масса. Людей масса, потому что и рабочий класс и все более и более разнообразные слои общества выделяют с каждым годом все больше и больше недовольных, желающих протестовать, готовых оказать посильное содействие борьбе с абсолютизмом, невыносимость которого еще не всеми сознается, но все более широкой массой и все острее ощущается. И в то же время людей нет, потому что нет руководителей, нет политических вождей, нет организаторских талантов, способных поставить такую широкую и в то же время единую и стройную работу, которая бы давала применение каждой, хотя бы самой незначительной силе. «Рост и развитие революционных организаций» отстает не только от роста рабочего движения, что признает и Б-в, но и от роста общедемократического движения во всех слоях народа. (Впрочем, в настоящее время, вероятно, Б-в признал бы и это дополнением к его

выводу.) Размах революционной работы слишком узок сравнительно с широким стихийным базисом движения, слишком придавлен убогой теорией «экономической борьбы с хозяевами и с правительством». А между тем в настоящее время не только политические агитаторы, но и организаторы-социал-демократы должны «идти во все классы населения». И вряд ли хоть один практик усомнится в том, что социал-демократы могли бы распределить тысячи дробных функций своей организационной работы между отдельными представителями самых различных классов. Недостаток специализации — один из самых крупных недостатков нашей техники, на который так горько и так справедливо жалуется Б-в. Чем мельче будут отдельные «операции» общего дела, тем больше можно найти лиц, способных к выполнению таких операций (и совершенно неспособных в большинстве случаев к тому, чтобы стать профессиональными революционерами), и тем труднее для полиции «выловить» всех этих «детальных работников», тем труднее для нее смастерить из поимки человека на какой-либо мелочи «дело», окупающее расходы казны на «охрану». А что касается числа готовых оказывать нам содействие лиц, то мы уже и в предыдущей главе указывали на гигантскую перемену, происшедшую в этом отношении за каких-нибудь пять лет. Но, с другой стороны, и для того, чтобы собрать воедино все эти мелкие дроби, и для того, чтобы не раздробить вместе с функциями движения самого движения, и для того, чтобы внушить исполнителю мелких функций ту веру в необходимость и значение его работы, без которой он никогда и не будет работать, — для всего этого необходима именно крепкая организация испытанных революционеров. При такой организации вера в силу партии укрепится тем более и распространится тем шире, чем конспиративнее будет эта организация, — а ведь на войне, известное дело, важнее всего внушить веру в свои силы не только своей армии, но и неприятелю и всем нейтральным элементам; дружественный нейтралитет может иногда решить дело. При такой организации, стоящей на твердом теоретическом базисе и располагающей социал-демократическим органом, нечего будет бояться того, что движение собьют с пути многочисленные, привлеченные к нему, «сторонние» элементы (напротив, именно теперь, при господствующем кустарничестве, мы наблюдаем, как многие социал-демократы тянут по линии «Credo», воображая только себя социал-демократами). Одним словом, специализация необходимо предполагает централизацию и, в свою очередь, безусловно требует ее.

Но сам же Б-в, так прекрасно обрисовавший всю необходимость специализации, недостаточно оценивает ее, по нашему мнению, во второй части приведенного рассуждения. Число революционеров из рабочих недостаточно, говорит он. Это совершенно справедливо, и мы опять-таки подчеркиваем, что «ценное сообщение близкого наблюдателя» вполне подтверждает наш взгляд на причины современного кризиса в социал-демократии, а следовательно, и на средства исцеления от него. Не только вообще отстают революционеры от стихийного подъема масс, но даже и рабочие-революционеры отстают от стихийного подъема рабочих масс. А этот факт самым наглядным образом подтверждает, даже с «практической» точки зрения, не только нелепость, но и политическую реакционность той «педагогии», которою нас так часто угощают при обсуждении вопроса о наших обязанностях по отношению к рабочим. Этот факт свидетельствует, что самая первая, самая настоятельная наша обязанность — содействие выработке рабочих-революционеров, стоящих на таком же уровне в отношении партийной деятельности, как и интеллигенты-революционеры (мы подчеркиваем слова: в отношении партийной деятельности, ибо в других отношениях достижение такого же уровня рабочими, хотя и необходимо, но далеко не так легко и не так настоятельно). Поэтому главное внимание должно быть обращено на то, чтобы поднимать рабочих до революционеров, отнюдь не на то, чтобы опускаться самим непременно до «рабочей массы», как хотят «экономисты», непременно до «рабочих-середняков», как хочет «Свобода» (поднимающаяся в этом отношении на вторую ступеньку экономической «педагогии»). Я далек от мысли отрицать необходимость популярной литературы для рабочих и особо популярной (только, конечно, не балаганной) литературы для особенно отсталых рабочих. Но меня возмущает это постоянное припутывание педагогии к вопросам политики, к вопросам организации. Ведь вы, господа радетели о «рабочем-середняке», в сущности, скорее оскорбляете рабочих своим желанием непременно нагнуться, прежде чем заговорить о рабочей политике или о рабочей организации. Да говорите же вы о серьезных вещах выпрямившись, и предоставьте педагогию педагогам, а не политикам и не организаторам! Разве среди интеллигенции нет тоже передовиков, «середняков» и «массы»? Разве для интеллигенции не признается также всеми необходимость популярной литературы и не пишется эта литература? Но представьте только себе, что в статье об организации студентов или гимназистов автор станет, как открытие какое-то, разжевывать, что нужна прежде всего организация «студентов-середняков». Такого автора наверное осмеют — и поделом. Да вы дайте нам, скажут ему, организационные идейки, ежели они у вас есть, а уж там мы сами разберем, кто из нас «середняк», кто выше и кто ниже. А ежели у вас своих организационных идеек нет, — все ваши потуги насчет «массы» и «середняков» окажутся просто скучными. Поймите же, что самые уже вопросы о «политике», об «организации» настолько серьезны, что об них нельзя говорить иначе как вполне серьезно: можно и должно подготовлять рабочих (и студентов и гимназистов) к тому, чтобы с ними можно было заговорить об этих вопросах, но, раз уже вы заговорили о них, давайте настоящие ответы, не пятьтесь назад, к «середнякам» или к «массе», не отделывайтесь прибаутками или фразами.

Рабочий-революционер для полной подготовки к своему делу тоже должен становиться профессиональным революционером. Поэтому не прав Б-в, когда он говорит, что так как рабочий занят на фабрике по 11 1/2 часов, то остальные революционные функции (кроме агитации) «поневоле главной тяжестью ложатся на крайне незначительные интеллигентные силы». Вовсе это не «поневоле» так делается, а по нашей отсталости, потому что мы не сознаем своей обязанности помогать всякому выдающемуся по своим способностям рабочему превращаться в профессионального агитатора, организатора, пропагандиста, развозчика и пр. и пр. В этом отношении мы прямо позорно расхищаем свои силы, не умея беречь то, что надо особенно заботливо растить и выращивать. Посмотрите на немцев: у них во сто раз больше сил, чем у нас, но они прекрасно понимают, что действительно способные агитаторы и пр. выделяются «середняками» вовсе не слишком часто. Поэтому они тотчас же стараются поставить всякого способного рабочего в такие условия, при которых его способности могли бы получить полное развитие и полное применение: его делают профессиональным агитатором, его побуждают расширить поприще его деятельности, распространяя ее с одной фабрики на все ремесло, с одной местности на всю страну. Он приобретает опытность и ловкость в своей профессии, он расширяет свой кругозор и свои знания, он наблюдает бок о бок выдающихся политических вождей других местностей и других партий, он старается подняться сам на такую же высоту и соединить в себе знание рабочей среды и свежесть социалистических убеждений с той профессиональной выучкой, без которой пролетариат не может вести упорную борьбу с великолепно обученными рядами его врагов. Так и только так выдвигаются из рабочей массы Бебели и Ауэры. Но то, что в политически свободной стране делается в значительной степени само собою, то у нас должны систематически проводить наши организации. Сколько-нибудь талантливый и «подающий надежды» агитатор из рабочих не должен работать на фабрике по 11 часов. Мы должны позаботиться о том, чтобы он жил на средства партии, чтобы он умел вовремя перейти на нелегальное положение, чтобы он переменял место своей деятельности, ибо иначе он не выработает большой опытности, не расширит своего кругозора, не сумеет продержаться несколько, по крайней мере, лет в борьбе с жандармами. Чем шире и глубже становится стихийный подъем рабочих масс, тем больше выдвигают они не только талантливых агитаторов, но и талантливых организаторов и пропагандистов и «практиков» в хорошем смысле (которых так мало среди нашей интеллигенции, большей частью немножко по-российски халатной и неповоротливой). Когда у нас будут отряды специально подготовленных и прошедших длинную школу рабочих-революционеров (и притом, разумеется, революционеров «всех родов оружия»), — тогда с этими отрядами не совладает никакая политическая полиция в мире, ибо эти отряды людей, беззаветно преданных революции, будут пользоваться также беззаветным доверием самых широких рабочих масс. И это — наша прямая вина, что мы слишком мало «подталкиваем» рабочих на эту общую им с «интеллигентами» дорогу профессионально-революционной выучки, слишком часто тащим их назад своими глупыми речами о том, что «доступно» рабочей массе, «рабочим-середнякам» и т. п.

В этих, как и в других, отношениях узкий размах организационной работы стоит в несомненной и неразрывной (хотя громадным большинством «экономистов» и начинающих практиков несознаваемой) связи с сужением нашей теории и наших политических задач. Преклонение пред стихийностью вызывает какую-то боязнь хотя на шаг отойти от «доступного» массе, боязнь подняться слишком высоко над простым прислуживанием ближайшим и непосредственным запросам массы. Не бойтесь, господа! Помните, что мы стоим в организационном отношении так низко, что нелепа даже самая мысль о том, чтобы мы могли подняться слишком высоко!

IV.d

д) «ЗАГОВОРЩИЧЕСКАЯ» ОРГАНИЗАЦИЯ И «ДЕМОКРАТИЗМ».

А есть среди нас очень много людей, которые так чутки к «голосу жизни», что всего больше боятся именно этого, обвиняя тех, кто держится излагаемых здесь взглядов, в «народовольчестве», в непонимании «демократизма» и проч. Приходится остановиться на этих обвинениях, которые подхватило, разумеется, и «Рабочее Дело».

Пишущему эти строки очень хорошо известно, что петербургские «экономисты» обвиняли в народовольчестве еще «Рабочую Газету» (что и понятно, если сравнить ее с «Раб. Мыслью»). Нас нисколько не удивило поэтому, когда, вскоре после возникновения «Искры», один товарищ сообщил нам, что социал-демократы города Х называют «Искру» «народовольческим» органом. Нам это обвинение, разумеется, было только лестно, ибо какого же порядочного социал-демократа не обвиняли «экономисты» в народовольчестве?

Вызываются эти обвинения недоразумениями двоякого рода. Во-первых, у нас так плохо знают историю революционного движения, что называют «народовольчеством» всякую идею о боевой централизованной организации, объявляющей решительную войну царизму. Но та превосходная организация, которая была у революционеров 70-х годов и которая нам всем должна бы была служить образцом, создана вовсе не народовольцами, а землевольцами, расколовшимися на чернопередельцев и народовольцев. Таким образом, видеть в боевой революционной организации что-либо специфически народовольческое нелепо и исторически и логически, ибо всякое революционное направление, если оно только действительно думает о серьезной борьбе, не может обойтись без такой организации. Не в том состояла ошибка народовольцев, что они постарались привлечь к своей организации всех недовольных и направить эту организацию на решительную борьбу с самодержавием. В этом состоит, наоборот, их великая историческая заслуга. Ошибка же их была в том, что они опирались на теорию, которая в сущности была вовсе не революционной теорией, и не умели или не могли неразрывно связать своего движения с классовой борьбой внутри развивающегося капиталистического общества. И только самое грубое непонимание марксизма (или «понимание» его в духе «струвизма») могло породить мнение, что возникновение массового, стихийного рабочего движения избавляет нас от обязанности создать такую же хорошую, какая была у землевольцев, создать еще несравненно лучшую организацию революционеров. Напротив, это движение именно возлагает на нас эту обязанность, ибо стихийная борьба пролетариата и не сделается настоящей «классовой борьбой» его до тех пор, пока эта борьба не будет руководима крепкой организацией революционеров.

Во-вторых, многие — и в том числе, по-видимому, Б. Кричевский («Р. Д.» № 10, с. 18) — неправильно понимают ту полемику против «заговорщического» взгляда на политическую борьбу, которую вели всегда социал-демократы. Мы восставали и всегда будем, конечно, восставать против сужения политической борьбы до заговора, но это, разумеется, вовсе не означало отрицание необходимости крепкой революционной организации. И, напр., в брошюре, названной в примечании, наряду с полемикой против сведения политической борьбы к заговору, обрисовывается (как социал-демократический идеал) организация, настолько крепкая, чтобы она могла «прибегнуть для нанесения решительного удара абсолютизму» и к «восстанию» и ко всякому «другому приему атаки». По своей форме такая крепкая революционная организация в самодержавной стране может быть названа и «заговорщической» организацией, ибо французское слово «конспирация» равносильно русскому «заговор», а конспиративность необходима для такой организации в максимальной степени. Конспиративность есть настолько необходимое условие такой организации, что все остальные условия (число членов, подбор их, функции и проч.) должны быть сообразованы с ним. Было бы поэтому величайшей наивностью бояться обвинения в том, что мы, социал-демократы, хотим создать заговорщическую организацию. Эти обвинения должны быть так же лестны для каждого врага «экономизма», как и обвинения в «народовольчестве».

Нам возразят: такая могучая и строго тайная организация, концентрирующая в своих руках все нити конспиративной деятельности, организация по необходимости централистическая, может слишком легко броситься в преждевременную атаку, может необдуманно обострить движение, раньше чем это можно и нужно по росту политического недовольства, по силе брожения и озлобления в рабочем классе и проч. Мы ответим на это: абстрактно говоря, нельзя, конечно, отрицать, что боевая организация может повести на необдуманный бой, который может кончиться вовсе не необходимым при других условиях поражением. Но ограничиваться абстрактными соображениями в таком вопросе невозможно, ибо всякое сражение включает в себя абстрактную возможность поражения, и нет другого средства уменьшить эту возможность, как организованная подготовка сражения. Если же мы поставим вопрос на конкретную почву современных русских условий, то придется сделать положительный вывод, что крепкая революционная организация безусловно необходима именно для того, чтобы придать устойчивость движению и предохранить его от возможности необдуманных атак. Именно теперь, при отсутствии такой организации и при быстром стихийном росте революционного движения, наблюдаются уже две противоположные крайности (которые, как им и полагается, «сходятся»: то совершенно несостоятельный «экономизм» и проповедь умеренности, то столь же несостоятельный «эксцитативный террор», стремящийся «в развивающемся и укрепляющемся, но еще находящемся ближе к началу, чем к концу, движении искусственно вызвать симптомы его конца» (В. 3. в «Заре» № 2-3, с. 353). И пример «Раб. Дела» показывает, что есть уже социал-демократы, пасующие пред обеими крайностями. Такое явление неудивительно, помимо остальных причин, и потому, что «экономическая борьба с хозяевами и с правительством» никогда не удовлетворит революционера, и противоположные крайности всегда будут возникать то здесь, то там. Только централизованная боевая организация, выдержанно проводящая социал-демократическую политику и удовлетворяющая, так сказать, все революционные инстинкты и стремления, в состоянии предохранить движение от необдуманной атаки и подготовить обещающую успех атаку.

Нам возразят далее, что излагаемый взгляд на организацию противоречит «демократическому принципу».

Насколько предыдущее обвинение специфически русского происхождения, настолько это — специфически заграничного характера. И только заграничная организация («Союз русских с.-д.») могла дать своей редакции, в числе прочих инструкций, следующую:

«Организационный принцип. В интересах успешного развития и объединения социал-демократии следует подчеркивать, развивать, бороться за широкий демократический принцип ее партийной организации, что особенно необходимо ввиду обнаруживавшихся в рядах нашей партии антидемократических тенденций» («Два съезда», стр. 18).

Как именно борется «Раб. Дело» с «антидемократическими тенденциями» «Искры», это мы увидим в следующей главе. А теперь присмотримся поближе к этому «принципу», выдвигаемому «экономистами». Всякий согласится, вероятно, что «широкий демократический принцип» включает в себя два следующие необходимые условия: во-первых, полную гласность и, во-вторых, выборность всех функций. Без гласности смешно было бы говорить о демократизме, и притом такой гласности, которая не ограничивалась бы членами организации. Мы назовем демократической организацию немецкой социалистической партии, ибо в ней все делается открыто, вплоть до заседаний партийного съезда; но никто не назовет демократической организацией — такую, которая закрыта от всех не членов покровом тайны. Спрашивается, какой же смысл имеет выставление «широкого демократического принципа», когда основное условие этого принципа неисполнимо для тайной организации? «Широкий принцип» оказывается просто звонкой, но пустой фразой. Мало того. Эта фраза свидетельствует о полном непонимании насущных задач момента в организационном отношении. Все знают, как велика господствующая у нас неконспиративность «широкой» массы революционеров. Мы видели, как горько жалуется на это Б-в, требующий совершенно справедливо «строгого выбора членов» («Р. Д.» № 6, стр. 42). И вот являются люди, хвастающиеся своим «чутьем к жизни», которые при таком положении дел подчеркивают не необходимость строжайшей конспирации и строжайшего (а след., более тесного) выбора членов, а — «широкий демократический принцип»! Это называется попасть пальцем в небо.

Не лучше обстоит дело и со вторым признаком демократизма, — с выборностью. В странах с политической свободой это условие подразумевается само собою. «Членом партии считается всякий, кто признает принципы партийной программы и поддерживает партию по мере своих сил» — гласит первый параграф организационного устава немецкой социал-демократической партии. И так как вся политическая арена открыта перед всеми, как подмостки сцены перед зрителями театра, то это признание или непризнание, поддержка или противодействие известны всем и каждому и из газет и из народных собраний. Все знают, что такой-то политический деятель начал с того-то, пережил такую-то эволюцию, проявил себя в минуту жизни трудную так-то, отличается вообще такими-то качествами, — и потому, естественно, такого деятеля могут с знанием дела выбирать или не выбирать на известную партийную должность все члены партии. Всеобщий (в буквальном смысле слова) контроль за каждым шагом человека партии на его политическом поприще создает автоматически действующий механизм, дающий то, что называется в биологии «выживанием наиболее приспособленных». «Естественный отбор» полной гласности, выборности и всеобщего контроля обеспечивает то, что каждый деятель оказывается в конце концов «на своей полочке», берется за наиболее подходящее его силам и способностям дело, испытывает на себе самом все последствия своих ошибок и доказывает перед глазами всех свою способность сознавать ошибки и избегать их.

Попробуйте-ка вставить эту картину в рамки нашего самодержавия! Мыслимо ли у нас, чтобы все, «кто признает принципы партийной программы и поддерживает партию по мере своих сил», контролировали каждый шаг революционера-конспиратора? Чтобы все они выбирали из числа последних того или другого, когда революционер обязан в интересах работы скрывать от девяти десятых этих «всех», кто он такой? Вдумайтесь хоть немного в настоящее значение тех громких слов, с которыми выступает «Раб. Дело», и вы увидите, что «широкий демократизм» партийной организации в потемках самодержавия, при господстве жандармского подбора, есть лишь пустая и вредная игрушка. Это — пустая игрушка, ибо на деле никогда никакая революционная организация широкого демократизма не проводила и не может проводить даже при всем своем желании. Это — вредная игрушка, ибо попытки проводить на деле «широкий демократический принцип» облегчают только полиции широкие провалы и увековечивают царящее кустарничество, отвлекают мысль практиков от серьезной, настоятельной задачи вырабатывать из себя профессиональных революционеров к составлению подробных «бумажных» уставов о системах выборов. Только за границей, где нередко собираются люди, не имеющие возможности найти себе настоящего, живого дела, могла кое-где и особенно в разных мелких группах развиться эта «игра в демократизм».

Чтобы показать читателю всю неблаговидность излюбленного приема «Раб. Дела» выдвигать такой благовидный «принцип», как демократизм в революционном деле, мы сошлемся опять-таки на свидетеля. Свидетель этот — Е. Серебряков, редактор лондонского журнала «Накануне», — питает большую слабость к «Раб. Делу» и большую ненависть к Плеханову и «плехановцам»; в статьях по поводу раскола заграничного «Союза русских социал-демократов» «Накануне» решительно взяло сторону «Р. Дела» и обрушилось целой тучей жалких слов на Плеханова. Тем ценнее для нас этот свидетель по данному вопросу. В № 7 «Накануне» (июль 1899 г.), в статье: «По поводу воззвания Группы самоосвобождения рабочих» Е. Серебряков указывал на «неприличие» поднимать вопросы «о самообольщении, о главенстве, о так называемом ареопаге в серьезном революционном движении» и писал, между прочим:

«Мышкин, Рогачев, Желябов, Михайлов, Перовская, Фигнер и пр. никогда не считали себя вожаками, и никто их не выбирал и не назначал, хотя в действительности они были таковыми, ибо как в период пропаганды, так и в период борьбы с правительством они взяли на себя наибольшую тяжесть работы, шли в наиболее опасные места, и их деятельность была наиболее продуктивна. И главенство являлось не результатом их желаний, а доверия к их уму, к их энергии и преданности со стороны окружающих товарищей. Бояться же какого-то ареопага (а если не бояться, то зачем писать о нем), который может самовластно управлять движением, уже слишком наивно. Кто же его будет слушать?»

Мы спрашиваем читателя, чем отличается «ареопаг» от «антидемократических тенденций»? И не очевидно ли, что «благовидный» организационный принцип «Р. Дела» точно так же и наивен и неприличен, — наивен, потому что «ареопага» или людей с «антидемократическими тенденциями» никто просто не станет слушаться, раз не будет «доверия к их уму, энергии и преданности со стороны окружающих товарищей». Неприличен, — как демагогическая выходка, спекулирующая на тщеславие одних, на незнакомство с действительным состоянием нашего движения других, на неподготовленность и незнакомство с историей революционного движения третьих. Единственным серьезным организационным принципом для деятелей нашего движения должна быть: строжайшая конспирация, строжайший выбор членов, подготовка профессиональных революционеров. Раз есть налицо эти качества, — обеспечено и нечто большее, чем «демократизм», именно: полное товарищеское доверие между революционерами. А это большее безусловно необходимо для нас, ибо о замене его демократическим всеобщим контролем у нас в России не может быть и речи. И было бы большой ошибкой думать, что невозможность действительно «демократического» контроля делает членов революционной организации бесконтрольными: им некогда думать об игрушечных формах демократизма (демократизма внутри тесного ядра пользующихся полным взаимным доверием товарищей), но свою ответственность чувствуют они очень живо, зная притом по опыту, что для избавления от негодного члена организация настоящих революционеров не остановится ни пред какими средствами. Да и есть у нас довольно развитое, имеющее за собой целую историю, общественное мнение русской (и международной) революционной среды, карающее с беспощадной суровостью всякое отступление от обязанностей товарищества (а ведь «демократизм», настоящий, не игрушечный демократизм входит, как часть в целое, в это понятие товарищества!). Примите все это во внимание — и вы поймете, какой затхлый запах заграничной игры в генеральство поднимается от этих разговоров и резолюций об «антидемократических тенденциях»!

Надо заметить еще, что другой источник таких разговоров, т. е. наивность, питается также смутностью представлений о том, что такое демократия. В книге супругов Вебб об английских тред-юнионах есть любопытная глава: «Примитивная демократия». Авторы рассказывают там, как английские рабочие в первый период существования их союзов считали необходимым признаком демократии, чтобы все делали всё по части управления союзами: не только все вопросы решались голосованиями всех членов, но и должности отправлялись всеми членами по очереди. Нужен был долгий исторический опыт, чтобы рабочие поняли нелепость такого представления о демократии и необходимость представительных учреждений, с одной стороны, профессиональных должностных лиц, с другой. Нужно было несколько случаев финансового краха союзных касс, чтобы рабочие поняли, что вопрос о пропорциональном отношении платимых взносов и получаемых пособий не может быть решен одним только демократическим голосованием, а требует также голоса специалиста по страховому делу. Возьмите, далее, книгу Каутского о парламентаризме и народном законодательстве, — и вы увидите, что выводы теоретика-марксиста совпадают с уроком многолетней практики «стихийно» объединявшихся рабочих. Каутский решительно восстает против примитивного понимания демократии Риттингхаузеном, высмеивает людей, готовых во имя ее требовать, чтобы «народные газеты прямо редактировались народом», доказывает необходимость профессиональных журналистов, парламентариев и пр. для социал-демократического руководства классовой борьбой пролетариата, нападает на «социализм анархистов и литераторов», в «погоне за эффектами» превозносящих прямое народное законодательство и не понимающих весьма условной применимости его в современном обществе.

Кто работал практически в нашем движении, тот знает, как широко распространено среди массы учащейся молодежи и рабочих «примитивное» воззрение на демократию. Неудивительно, что это воззрение проникает и в уставы и в литературу. «Экономисты» бернштейнианского толка писали в своем уставе: «§ 10. Все дела, касающиеся интересов всей союзной организации, решаются большинством голосов всех членов ее». «Экономисты» террористского толка вторят им: «необходимо, чтобы комитетские решения обходили все кружки и только тогда становились действительными решениями» («Свобода» № 1, с. 67). Заметьте, что это требование широко применять референдум выдвигается сверх требования построить на выборном начале всю организацию! Мы далеки от мысли, конечно, осуждать за это практиков, имевших слишком мало возможности познакомиться с теорией и практикой действительно демократических организаций. Но когда «Раб. Дело», которое претендует на руководящую роль, ограничивается при таких условиях резолюцией о широком демократическом принципе, то как же не назвать это простой «погоней за эффектом»?

IV.e

е) МЕСТНАЯ И ОБЩЕРУССКАЯ РАБОТА.

Если возражения против излагаемого здесь плана организации с точки зрения ее недемократизма и заговорщического характера совершенно неосновательны, то остается еще вопрос, очень часто выдвигаемый и заслуживающий подробного рассмотрения. Это вопрос о соотношении местной и общерусской работы. Высказывается опасение, не поведет ли образование централистической организации к перемещению центра тяжести с первой на вторую? Не повредит ли это движению, ослабив прочность наших связей с рабочей массой и вообще устойчивость местной агитации? Мы ответим на это, что наше движение последних лет страдает как раз от того, что местные деятели чересчур поглощены местной работой; что поэтому несколько передвинуть центр тяжести на общерусскую работу безусловно необходимо; что такое передвижение не ослабит, а укрепит и прочность наших связей и устойчивость нашей местной агитации. Возьмем вопрос о центральном и местных органах и попросим читателя не забывать, что газетное дело является для нас не более как примером, иллюстрирующим неизмеримо более широкое и разностороннее революционное дело вообще.

В первый период массового движения (1896-1898 гг.) делается местными деятелями попытка поставить общерусский орган — «Рабочую Газету»; в следующий период (1898-1900 гг.) — движение делает громадный шаг вперед, но внимание руководителей всецело поглощается местными органами. Если подсчитать вместе все эти местные органы, то окажется, что приходится круглым счетом по одному номеру газеты в месяц. Разве это не наглядная иллюстрация нашего кустарничества? Разве это не показывает с очевидностью отсталости нашей революционной организации от стихийного подъема движения? Если бы то же число номеров газет было выпущено не раздробленными местными группами, а единой организацией, — мы не только сберегли бы массу сил, но и обеспечили бы неизмеримо большую устойчивость и преемственность нашей работы. Это простое соображение слишком часто упускают из виду и те практики, которые активно работают почти исключительно над местными органами (к сожалению, в громадном большинстве случаев это и сейчас обстоит так), и те публицисты, которые проявляют в данном вопросе удивительное донкихотство. Практик довольствуется обыкновенно тем соображением, что местным деятелям «трудно» заняться постановкой общерусской газеты и что лучше местные газеты, чем никаких газет. Последнее, конечно, вполне справедливо, и мы не уступим никакому практику в признании громадного значения и громадной пользы местных газет вообще. Но ведь речь идет не об этом, а о том, нельзя ли избавиться от раздробленности и кустарничества, так наглядно выражающихся в 30 номерах местных газет по всей России за 2 1/2 года. Не ограничивайтесь же бесспорным, но слишком общим положением о пользе местных газет вообще, а имейте также мужество открыто признать их отрицательные стороны, обнаруженные опытом двух с половиной лет. Этот опыт свидетельствует, что местные газеты при наших условиях оказываются в большинстве случаев принципиально неустойчивыми, политически лишенными значения, в отношении расхода революционных сил — непомерно дорогими, в отношении техническом — совершенно неудовлетворительными (я имею в виду, разумеется, не технику печатания, а частоту и регулярность выхода). И все указанные недостатки — не случайность, а неизбежный результат той раздробленности, которая, с одной стороны, объясняет преобладание местных газет в рассматриваемый период, а с другой стороны, поддерживается этим преобладанием. Отдельной местной организации прямо-таки не под силу обеспечить принципиальную устойчивость своей газеты и поставить ее на высоту политического органа, не под силу собрать и использовать достаточный материал для освещения всей нашей политической жизни. А тот довод, которым защищают обыкновенно необходимость многочисленных местных газет в свободных странах — дешевизна их при печатании местными рабочими и большая полнота и быстрота информации местного населения — этот довод обращается у нас, как свидетельствует опыт, против местных газет. Они оказываются непомерно дорогими, в смысле расхода революционных сил, и особенно редко выходящими по той простой причине, что для нелегальной газеты, как бы она мала ни была, необходим такой громадный конспиративный аппарат, который требует фабричной крупной промышленности, ибо в кустарной мастерской и не изготовить этого аппарата. Примитивность же конспиративного аппарата ведет сплошь и рядом к тому (всякий практик знает массу примеров такого рода), что полиция пользуется выходом и распространением одного-двух номеров для массового провала, сметающего все настолько чисто, что приходится начинать опять сначала. Хороший конспиративный аппарат требует хорошей профессиональной подготовки революционеров и последовательнейшим образом проведенного разделения труда, а оба эти требования совершенно неподсильны для отдельной местной организации, как бы сильна она в данную минуту ни была. Не говоря уже об общих интересах всего нашего движения (принципиально-выдержанное социалистическое и политическое воспитание рабочих), но и специально местные интересы лучше обслуживаются не местными органами: это кажется парадоксом только на первый взгляд, а на деле указанный нами опыт двух с половиной лет неопровержимо доказывает это. Всякий согласится, что если бы все те местные силы, которые выпустили 30 номеров газет, работали над одной газетой, то эта последняя легко дала бы 60, если не сто, номеров, а следовательно, и полнее отразила бы все особенности движения чисто местного характера. Несомненно, что такая сорганизованность нелегка, но надо же, чтобы мы сознали ее необходимость, чтобы каждый местный кружок думал и активно работал над ней, не ожидая толчка извне, не обольщаясь той доступностью, той близостью местного органа, которая — на основании данных нашего революционного опыта — оказывается в значительной степени призрачной.

И плохую услугу оказывают практической работе те, мнящие себя особенно близкими к практикам, публицисты, которые не видят этой призрачности и отделываются удивительно-дешевым и удивительно-пустым рассуждением: нужны местные газеты, нужны районные газеты, нужны общерусские газеты. Конечно, все это, вообще говоря, нужно, но нужно ведь тоже и думать об условиях среды и момента, раз берешься за конкретный организационный вопрос. Разве это не донкихотство в самом деле, когда «Свобода» (№ 1, стр. 68), специально «останавливаясь на вопросе о газете», пишет: «Нам кажется, что во всяком мало-мальски значительном месте скопления рабочих — должна быть своя собственная рабочая газета. Не привозная откуда-нибудь, а именно своя собственная». Если этот публицист не хочет думать о значении своих слов, то подумайте хоть вы за него, читатель: сколько в России десятков, если не сотен, «мало-мальски значительных мест скопления рабочих», и каким бы это было увековечением нашего кустарничества, если бы действительно всякая местная организация принялась за свою собственную газету! Как бы облегчила эта раздробленность задачу наших жандармов вылавливать — и притом без «мало-мальски значительного» труда — местных деятелей в самом начале их деятельности, не давая развиться из них настоящим революционерам! — В общероссийской газете — продолжает автор — не интересны были бы описания проделок фабрикантов и «мелочей фабричной жизни в разных, не своих городах», а «орловцу о своих орловских делах вовсе не скучно читать. Каждый раз он знает, кого «прохватили», кого «пробрали», и дух его играет» (стр. 69). Да, да, дух орловца играет, но слишком «играет» также и мысль нашего публициста. Тактична ли эта защита крохоборства? — вот о чем следовало бы ему подумать. Мы никому не уступим в признании необходимости и важности фабричных обличений, но надо же помнить, что мы дошли уже до того, что петербуржцам стало скучно читать петербургские корреспонденции петербургской газеты «Рабочая Мысль». Для фабричных обличений на местах у нас всегда были и всегда должны будут остаться листки, — но тип газеты мы должны поднимать, а не принижать до фабричного листка. Для «газеты» нам нужны обличения не столько «мелочей», сколько крупных, типичных недостатков фабричной жизни, обличения, сделанные на примерах особенно рельефных и способные потому заинтересовать всех рабочих и всех руководителей движения, способные действительно обогатить их знания, расширить их кругозор, положить начало пробуждению нового района, нового профессионального слоя рабочих.

«Затем, в местной газете все проделки фабричного начальства, других ли властей можно схватывать сейчас же на горячем месте. А до газеты общей, далекой пока-то дойдет известие — на месте уже и позабыть успели о том, что случилось: «Когда, бишь, это — дай бог памяти!»» (там же). Вот именно: дай бог памяти! Изданные в 2 1/2 года 30 номеров приходятся, как мы узнаем из того же источника, на 6 городов. Это дает на один город в среднем по номеру газеты в полгода! И если даже наш легкомысленный публицист утроит в своем предположении производительность местной работы (что было бы безусловно неправильно по отношению к среднему городу, ибо в рамках кустарничества невозможно значительное расширение производительности), — то все-таки получим только по номеру в два месяца, т. е. нечто вовсе непохожее на «схватыванье на горячем месте». А между тем достаточно объединяться десяти местным организациям и отрядить своих делегатов на активные функции по оборудованию общей газеты, — и тогда можно было бы по всей России «схватывать» не мелочи, а действительно выдающиеся и типичные безобразия раз в две недели. В этом не усомнится никто, знакомый с положением дел в наших организациях. О поимке же врага на месте преступления, если понимать это серьезно, а не в смысле только красного словца, нечего и думать нелегальной газете вообще: это доступно только подметному листку, ибо предельный срок для такой поимки не превышает большей частью одного-двух дней (возьмите, например, обычную кратковременную стачку или фабричное побоище или демонстрацию и т. п.).

«Рабочий живет не только на фабрике, но и в городе»,- продолжает наш автор, поднимаясь от частного к общему с такой строгой последовательностью, которая сделала бы честь самому Борису Кричевскому. И он указывает на вопросы о городских думах, городских больницах, городских школах, требуя, чтобы рабочая газета не обходила молчанием городские дела вообще. — Требование само по себе прекрасное, но иллюстрирующее особенно наглядно ту бессодержательную абстрактность, которой слишком часто ограничиваются при рассуждении о местных газетах. Во-первых, если бы действительно «во всяком мало-мальски значительном месте скопления рабочих» появились газеты с таким подробным городским отделом, как хочет «Свобода», то это неминуемо выродилось бы, при наших русских условиях, в настоящее крохоборство, повело бы к ослаблению сознания о важности общерусского революционного натиска на царское самодержавие, усилило бы очень живучие и скорее притаившиеся или придавленные, чем вырванные с корнем, ростки того направления, которое уже прославилось знаменитым изречением о революционерах, слишком много говорящих о несуществующем парламенте и слишком мало о существующих городских думах. Мы говорим: неминуемо, подчеркивая этим, что «Свобода» заведомо не хочет этого, а хочет обратного. Но одних благих намерений недостаточно. — Для того, чтобы поставить освещение городских дел в надлежащую перспективу ко всей нашей работе, нужно сначала, чтобы эта перспектива была вполне выработана, твердо установлена не одними только рассуждениями, но и массой примеров, чтобы она приобрела уже прочность традиции. Этого у нас далеко еще нет, а нужно это именно сначала, прежде чем позволительно будет думать и толковать о широкой местной прессе.

Во-вторых, чтобы действительно хорошо и интересно написать о городских делах, надо хорошо и не по книжке только знать эти дела. А социал-демократов, обладающих этим знанием, почти совершенно нет во всей России. Чтобы писать в газете (а не в популярной брошюре) о городских и государственных делах, надо иметь свежий, разносторонний, умелым человеком собранный и обработанный материал. А для того, чтобы собирать и обрабатывать такой материал, недостаточна «примитивная демократия» примитивного кружка, в котором все делают всё и забавляются игрой в референдумы. Для этого необходим штаб специалистов-писателей, специалистов-корреспондентов, армия репортеров-социал-демократов, заводящих связи везде и повсюду, умеющих проникнуть во все и всяческие «государственные тайны» (которыми российский чиновник так важничает и которые он так легко разбалтывает), пролезть во всякие «закулисы», армия людей, обязанных «по должности» быть вездесущими и всезнающими. И мы, партия борьбы против всякого экономического, политического, социального, национального гнета, можем и должны найти, собрать, обучить, мобилизовать и двинуть в поход такую армию всезнающих людей, — но ведь это надо еще сделать! А у нас не только еще не сделано в громадном большинстве местностей ни шагу в этом направлении, но нет даже сплошь да рядом и сознания необходимости сделать это. Поищите-ка в нашей социал-демократической прессе живых и интересных статей, корреспонденций и обличений наших дипломатических, военных, церковных, городских, финансовых и пр. и пр. дел и делишек: вы не найдете почти ничего или совсем мало. Вот почему «меня всегда страшно сердит, когда придет человек и наговорит очень красивых и прекрасных вещей» о необходимости «во всяком мало-мальски значительном месте скопления рабочих» газет, обличающих и фабричные, и городские, и государственные безобразия!

Преобладание местной прессы над центральною есть признак либо скудости, либо роскоши. Скудости — когда движение не выработало еще сил для крупного производства, когда оно прозябает еще в кустарничестве и почти тонет в «мелочах фабричной жизни». Роскоши — когда движение вполне осилило уже задачу всесторонних обличений и всесторонней агитации, так что кроме центрального органа становятся необходимы многочисленные местные. Пусть решает уже каждый для себя, о чем свидетельствует преобладание местных газет у нас в настоящее время. Я же ограничусь точной формулировкой своего вывода, чтобы не подать повода к недоразумениям. До сих пор у нас большинство местных организаций думает почти исключительно о местных органах и почти только над ними активно работает. Это ненормально. Должно быть наоборот: чтобы большинство местных организаций думало главным образом об общерусском органе и главным образом над ним работало. До тех пор, пока не будет этого, мы не сумеем поставить ни одной газеты, сколько-нибудь способной действительно обслуживать движение всесторонней агитацией в печати. А когда это будет, — тогда нормальное отношение между необходимым центральным и необходимыми местными органами установится само собой.

* * *

На первый взгляд может показаться, что к области специально-экономической борьбы неприменим вывод о необходимости передвинуть центр тяжести с местной на общерусскую работу: непосредственным врагом рабочих являются здесь отдельные предприниматели или группы их, не связанные организацией, хотя бы отдаленно напоминающей чисто военную, строго централистическую, руководимую до самых мелочей единой волей организацию русского правительства, нашего непосредственного врага в политической борьбе.

Но это не так. Экономическая борьба — мы уже много раз указывали на это — есть профессиональная борьба, и потому она требует объединения по профессиям рабочих, а не только по месту работы их. И это профессиональное объединение становится тем более настоятельно необходимым, чем быстрее идет вперед объединение наших предпринимателей во всякого рода общества и синдикаты. Наша раздробленность и наше кустарничество прямо мешают этому объединению, для которого необходима единая общерусская организация революционеров, способная взять на себя руководство общерусскими профессиональными союзами рабочих. Мы уже говорили выше о желательном типе организации для этой цели и теперь добавим только несколько слов в связи с вопросом о нашей прессе.

Что в каждой социал-демократической газете должен быть отдел профессиональной (экономической) борьбы, — это едва ли кем-нибудь подвергается сомнению. Но рост профессионального движения заставляет думать и о профессиональной прессе. Нам кажется, однако, что о профессиональных газетах в России, за редкими исключениями, пока не может быть и речи: это — роскошь, а у нас нет сплошь да рядом и хлеба насущного. Подходящей к условиям нелегальной работы и необходимой теперь уже формой профессиональной прессы должны были бы быть у нас профессиональные брошюры. В них следовало бы собирать и систематически группировать легальный и нелегальный материал по вопросу об условиях труда в данном промысле, о различии в этом отношении разных местностей в России, о главных требованиях рабочих данной профессии, о недостатках относящегося к ней законодательства, о выдающихся случаях экономической борьбы рабочих этого цеха, о зачатках, современном состоянии и нуждах их профессиональной организации и т. п. Такие брошюры, во-первых, избавили бы нашу социал-демократическую прессу от массы таких профессиональных подробностей, которые специально интересуют только рабочих данного ремесла; во-вторых, они фиксировали бы результаты нашего опыта в профессиональной борьбе, сохраняли бы собираемый материал, который теперь буквально теряется в массе листков и отрывочных корреспонденций, и обобщали этот материал; в-третьих, они могли бы служить своего рода руководством для агитаторов, ибо условия труда изменяются сравнительно медленно, основные требования рабочих данного ремесла чрезвычайно устойчивы (ср. требования ткачей московского района в 1885 г. и петербургского в 1896 г.), и свод этих требований и нужд мог бы годами служить прекрасным пособием для экономической агитации в отсталых местностях или среди отсталых слоев рабочих; примеры успешных стачек в одном районе, данные о более высоком уровне жизни, о лучших условиях труда в одной местности поощряли бы и рабочих других местностей к новой и новой борьбе; в-четвертых, взяв на себя почин обобщения профессиональной борьбы и закрепив таким образом связь русского профессионального движения с социализмом, социал-демократия позаботилась бы в то же время о том, чтобы наша тред-юнионистская работа занимала не слишком малую и не слишком большую долю в общей сумме нашей социал-демократической работы. Местной организации, если она оторвана от организаций в других городах, очень трудно, иногда даже почти невозможно бывает соблюсти при этом правильную пропорцию (и пример «Рабочей Мысли» показывает, до какого чудовищного преувеличения в сторону тред-юнионизма можно при этом доходить). Но общерусская организация революционеров, стоящая на неуклонной точке зрения марксизма, руководящая всей политической борьбой и располагающая штабом профессиональных агитаторов, никогда не затруднится в определении этой правильной пропорции.

V. ПЛАН ОБЩЕРУССКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ГАЗЕТЫ.

«Самый крупный промах «Искры» в этом отношении», — пишет Б. Кричевский («Р. Д.» № 10, с. 30), обвиняя нас в тенденции «превратить теорию, путем ее изолирования от практики, в мертвую доктрину», — «ее «план» общепартийной организации» (т. е. статья «С чего начать?»). И Мартынов вторит ему, заявляя, что «тенденция «Искры» умалять значение поступательного хода серой текущей борьбы по сравнению с пропагандой блестящих и законченных идей… увенчалась планом организации партии, который она предлагает в № 4 в статье «С чего начать?»» (там же, с. 61). Наконец, в самое последнее время к людям, возмущенным этим «планом» (кавычки должны выражать ироническое к нему отношение), присоединился и Л. Надеждин в только что полученной нами брошюре «Канун революции» (издание знакомой уже нам «революционно-социалистической группы» Свобода}, где заявляется, что «говорить теперь об организации, тянущейся нитками от общерусской газеты, — это плодить кабинетные мысли и кабинетную работу» (стр. 126), это — проявление «литературщины» и т. п.

Что наш террорист оказался солидарным с защитниками «поступательного хода серой текущей борьбы», — это не может нас удивить после того, как мы проследили корни этой близости в главах о политике и об организации. Но мы должны заметить теперь же, что Л. Надеждин, и один только он, попытался добросовестно вникнуть в ход мысли не понравившейся ему статьи, попытался ответить на нее по существу, — между тем как «Раб. Дело» не сказало ровно ничего по существу, а постаралось только запутать вопрос посредством целой кучи непристойных демагогических выходок. И, как это ни неприятно, приходится потратить время сначала на расчистку авгиевой конюшни.

V.a

а) КТО ОБИДЕЛСЯ ЗА СТАТЬЮ «С ЧЕГО НАЧАТЬ?»?

Приведем букетец тех выражений и восклицаний, с которыми обрушилось на нас «Раб. Дело». «Не газета может создать партийную организацию, а наоборот»… «Газета, стоящая над партией, вне ее контроля и независимая от нее благодаря собственной сети агентов»… «Каким чудом «Искра» забыла о фактически существующих социал-демократических организациях той партии, к которой она принадлежит?»… «Обладатели твердых принципов и соответственного плана являются и верховными регуляторами реальной борьбы партии, диктующими ей выполнение своего плана»… «План изгоняет наши живые и жизненные организации в царство теней и хочет вызвать к жизни фантастическую сеть агентов»… «Если бы план «Искры» был приведен в исполнение, он привел бы к полному вытравлению следов складывавшейся у нас Российской социал-демократической рабочей партии»… «Орган пропагандистский становится бесконтрольным, самодержавным законодателем всей практической революционной борьбы»… «Как должна отнестись наша партия к ее полному подчинению автономной редакции» и т. д. и т. д.

Как видит читатель из содержания и тона этих цитат, «Раб. Дело» обиделось. Но обиделось оно не за себя, а за организации и комитеты нашей партии, которых будто бы «Искра» хочет изгнать в царство теней и даже вытравить их следы. Какие ужасы, подумаешь! Странно только одно. Статья «С чего начать?» появилась в мае 1901 года, статьи «Р. Дела» — в сентябре 1901 года, теперь уже половина января 1902 года. За все эти 5 месяцев (и до сентября и после сентября) ни один комитет и ни одна организация партии не выступила с формальным протестом против этого чудища, которое хочет комитеты и организации изгнать в царство теней! А ведь за это время и в «Искре» и в массе других, местных и не местных, изданий появились десятки и сотни сообщений из всех концов России. Как это произошло, что те, кого хотят изгнать в царство теней, не заметили этого и не обиделись на это, — а обиделось третье лицо?

Произошло это оттого, что комитеты и другие организации заняты настоящим делом, а не игрой в «демократизм». Комитеты прочли статью «С чего начать?», увидели, что это попытка «выработать известный план организации, чтобы к постройке ее могло быть приступлено со всех сторон», и так как они прекрасно знали и видели, что ни одна из этих «всех сторон» не подумает «приступить к постройке», пока не убедится в ее необходимости и верности архитектурного плана, то они, естественно, и не подумали «обижаться» за продерзость людей, сказавших в «Искре»: «Ввиду неотложной важности вопроса мы решаемся, с своей стороны, предложить вниманию товарищей набросок плана, подробнее развиваемого нами в подготовляемой к печати брошюре». Неужели можно было, при добросовестном отношении к делу, не понять того, что если товарищи примут предложенный их вниманию план, то они будут проводить его не из «подчинения», а из убеждения в его необходимости для нашего общего дела, а если они не примут его, — то «набросок» (какое претенциозное слово, не правда ли?) так и останется простым наброском? Неужели это не демагогия, когда с наброском плана воюют не только тем, что «разносят» его и советуют товарищам отвергнуть этот план, — а тем, что науськивают малоопытных в революционном деле людей на авторов наброска за одно то, что они смеют «законодательствовать», выступать «верховными регуляторами», т. е. смеют предлагать набросок плана?? Может ли наша партия развиваться и идти вперед, если за попытку поднять местных деятелей до более широких взглядов, задач, планов и т. п. будут возражать не только с точки зрения неверности этих взглядов, а с точки зрения «обид» за то, что нас «хотят» поднимать? Ведь вот Л. Надеждин тоже «разнес» наш план, но до такой демагогии, которая уже не может быть объяснена одной наивностью или примитивностью политических взглядов, он не опустился, обвинение в «инспекторстве над партией» он отверг решительно и с самого начала. И потому Надеждину можно и должно на его критику плана ответить по существу, а «Раб. Делу» можно ответить только презрением.

Но презрение к унижающемуся до криков о «самодержавии» и «подчинении» писателю не избавляет еще нас от обязанности распутать ту путаницу, которая преподносится такими людьми читателю. И вот тут мы можем наглядно показать всем, какого пошиба эти ходячие фразы о «широком демократизме». Нас обвиняют в забвении комитетов, в желании или попытке изгнать их в царство теней и пр. Как ответить на эти обвинения, когда мы не можем рассказать читателю почти ничего фактического о наших действительных отношениях к комитетам, не можем по условиям конспирации? Люди, бросающие хлесткое и раздражающее толпу обвинение, оказываются впереди нас благодаря их развязности, благодаря их пренебрежительному отношению к обязанностям революционера, который тщательно скрывает от глаз света те отношения и связи, которые он имеет, которые он налаживает или пытается наладить. Понятно, что конкурировать на поприще «демократизма» с такими людьми мы раз навсегда отказываемся. Что же касается до непосвященного во все партийные дела читателя, то единственным средством исполнить свой долг по отношению к нему является рассказ не о том, что есть и что находится im Werden, а о частичке того, что было и о чем позволительно рассказывать, как о прошлом.

Бунд намекает на наше «самозванство», заграничный «Союз» обвиняет нас в попытке вытравить следы партии. Извольте, господа. Вы получите полное удовлетворение, когда мы расскажем публике четыре факта из прошлого.

Первый факт. Члены одного из «Союзов борьбы», принимавшие непосредственное участие в образовании нашей партии и в посылке делегата на партийный съезд, основавший ее, договариваются с одним из членов группы «Искры» об основании особой рабочей библиотеки для обслуживания нужд всего движения. Основать рабочую библиотеку не удается, и написанные для нее брошюры «Задачи русских социал-демократов» и «Новый фабричный закон» попадают окольным путем и через третьих лиц за границу, где их и печатают.

Второй факт. Члены Центр. комитета Бунда обращаются к одному из членов группы «Искры» с предложением сорганизовать, как Бунд тогда выражался, «литературную лабораторию». Притом они указывают, что если это не удастся сделать, то наше движение может сильно пойти назад. Результатом переговоров является брошюра «Рабочее дело в России».

Третий факт. Центральный комитет Бунда чрез посредство одного провинциального городка обращается к одному из членов «Искры» с предложением принять на себя редакцию возобновляемой «Рабочей Газеты» и получает, конечно, согласие. Предложение затем изменяется: предлагают сотрудничество, ввиду новой комбинации с редакцией. И на это получается, разумеется, согласие. Посылаются статьи (которые удалось сохранить) — «Наша программа» — с прямым протестом против бернштейниады, поворота в легальной литературе и «Рабочей Мысли»; «Наша ближайшая задача» («организация правильно выходящего и тесно связанного со всеми местными группами органа партии»; недостатки господствующего «кустарничества»); «Насущный вопрос» (разбор возражения, что надо сначала развить деятельность местных групп, прежде чем браться за постановку общего органа; настаивание на первостепенной важности «революционной организации» — на необходимости «довести организацию, дисциплину и конспиративную технику до высшей степени совершенства»). Предложение возобновить «Рабочую Газету» не осуществляется, и статьи остаются не напечатанными.

Четвертый факт. Член комитета, организующий второй очередной съезд нашей партии, сообщает члену группы «Искры» программу съезда и ставит кандидатуру этой группы на функцию редактирования возобновляемой «Рабочей Газеты». Его предварительный, так сказать, шаг санкционируется затем и тем комитетом, к которому он принадлежал, и Центр. комитетом Бунда; группа «Искры» получает указание о месте и времени съезда, но (неуверенная, можно ли ей будет, по некоторым причинам, послать делегата на этот съезд) составляет также письменный доклад съезду. В этом докладе проводится та мысль, что одним выбором Центрального Комитета мы не только не решим вопроса об объединении в такое время полного разброда, как переживаемое нами, но и рискуем компрометировать великую идею создания партии в случае нового быстрого и полного провала, который более чем вероятен при господствующей неконспиративности; что надо начать поэтому с приглашения всех комитетов и всех других организаций поддерживать возобновленный общий орган, который реально свяжет все комитеты фактической связью, реально подготовит группу руководителей всем движением, — а превратить такую созданную комитетами группу в ЦК комитеты и партия легко уже сумеют, раз такая группа вырастет и окрепнет. Съезд, однако, не осуществляется вследствие ряда провалов, и доклад по конспиративным соображениям уничтожается, будучи прочтен только несколькими товарищами, в том числе уполномоченными одного комитета.

Пусть теперь читатель сам судит о характере таких приемов, как намек на самозванство со стороны Бунда или как довод «Раб. Дела», что мы хотим изгнать комитеты в царство теней, «заменить» организацию партии организацией распространения идей одной газеты. Да именно комитетам, по неоднократным приглашениям их, и докладывали мы о необходимости принять определенный план общей работы. Именно для партийной организации разрабатывали мы этот план в статьях в «Рабочую Газету» и в докладе съезду партии, опять-таки по приглашению тех, кто занимал такое влиятельное положение в партии, что брал на себя инициативу ее (фактического) восстановления. И только после того, как окончились неудачей двукратные попытки партийной организации вместе с нами возобновить центральный орган партии официально, мы сочли своей прямой обязанностью выступить с органом неофициальным для того, чтобы при третьей попытке товарищи имели уже перед собою известные результаты опыта, а не одни гадательные предположения. В настоящее время некоторые результаты этого опыта находятся уже у всех перед глазами, и все товарищи могут судить, правильно ли мы понимали свою обязанность и что следует думать о людях, которые стараются ввести в заблуждение лиц, незнакомых с ближайшим прошлым, из досады на то, что мы доказывали одним — их непоследовательность в «национальном» вопросе, другим — непозволительность беспринципных шатаний.

V.b

б) МОЖЕТ ЛИ ГАЗЕТА БЫТЬ КОЛЛЕКТИВНЫМ ОРГАНИЗАТОРОМ?

Весь гвоздь статьи «С чего начать?» состоит в постановке именно этого вопроса и в утвердительном его решении. Единственную, известную нам, попытку разобрать этот вопрос по существу и доказать необходимость отрицательного его решения делает Л. Надеждин, доводы которого мы и воспроизведем целиком:

«…Нам очень нравится постановка в «Искре» (№ 4) вопроса о необходимости общерусской газеты, но мы никак не можем согласиться, чтобы эта постановка подходила под заглавие статьи: «С чего начать?». Это одно из дел, несомненно крайне важных, но не им, не целой серией популярных листков, не горою прокламаций может быть положено начало боевой организации для революционного момента. Необходимо приступить к сильным политическим организациям на местах. У нас их нет, у нас шла главным образом работа среди интеллигентных рабочих, массы же вели почти что исключительно экономическую борьбу. Если не воспитаются сильные политические организации на местах, что значит хотя бы и превосходно поставленная общерусская газета? Неопалимая купина, сама горящая, не сгорающая, но и никого не зажигающая! Вокруг нее, в деле для нее соберется народ, сорганизуется — думает «Искра». Да ему гораздо ближе собраться и сорганизоваться вокруг дела более конкретного! Таким может и должна явиться широкая постановка местных газет, приготовление теперь же рабочих сил к демонстрациям, постоянная работа местных организаций среди безработных (неотступно распространять между ними листки и листовки, созывать их на собрания, на отпоры правительству и т. п.). Надо на местах завязать живую политическую работу, и когда явится необходимым объединение на этой реальной почве, — оно будет не искусственным, не бумажным, — не газетами достигается такое объединение местных работ в общерусское дело!» («Канун рев.», с. 54).

Мы подчеркивали те места этой красноречивой тирады, которые наиболее рельефно показывают и неправильность оценки автором нашего плана и неправильность его точки зрения вообще, противопоставляемой здесь «Искре». Если не воспитаются сильные политические организации на местах, — ничего не будет значить и превосходнейшая общерусская газета. — Совершенно справедливо. Но в том-то и суть, что нет иного средства воспитать сильные политические организации, как посредством общерусской газеты. Автор просмотрел самое существенное заявление «Искры», сделанное ею до перехода к изложению ее «плана»: необходим «призыв к выработке революционной организации, способной объединить все силы и руководить движением не только по названию, но и на самом деле, т. е. быть всегда готовой к поддержке всякого протеста и всякой вспышки, пользуясь ими для умножения и укрепления военных сил, годных для решительного боя». Но принципиально-то с этим теперь, после февраля и марта, все согласятся — продолжает «Искра» — а нам нужно не принципиальное, а практическое решение вопроса, нужно немедленно выставить такой определенный план постройки, чтобы сейчас же с разных сторон все могли приняться за постройку. А нас опять от практического решения тащат назад — к принципиально верной, бесспорной, великой, но совершенно недостаточной, совершенно непонятной для широкой массы работающих истине: «воспитывать сильные политические организации»! Не об этом уже идет речь, почтенный автор, а о том, как именно воспитывать и воспитать надо!

Неверно, что «у нас шла главным образом работа среди интеллигентных рабочих, массы же вели почти что исключительно экономическую борьбу». В такой форме это положение сбивается на обычное для «Свободы» и ошибочное в корне противопоставление интеллигентных рабочих «массе». У нас и интеллигентные-то рабочие в последние годы «почти что исключительно вели экономическую борьбу». Это с одной стороны. А с другой стороны, никогда и массы не научатся вести политическую борьбу, покуда мы не поможем воспитаться руководителям этой борьбы и из интеллигентных рабочих, и из интеллигентов; воспитаться же такие руководители могут исключительно на систематической, текущей оценке всех сторон нашей политической жизни, всех попыток протеста и борьбы различных классов и по различным поводам. Поэтому говорить о «воспитании политических организаций» и в то же время противопоставлять «бумажное дело» политической газеты — «живой политической работе на местах» просто смешно! Да ведь «Искра» и подводит свой «план» газеты к «плану» выработать такую «боевую готовность», чтобы поддерживать и движение безработных, и крестьянские бунты, и недовольство земцев, и «возмущение населения против зарвавшегося царского башибузука» и проч. Ведь всякий знакомый с движением знает досконально, что об этом даже и не думает громадное большинство местных организаций, что многие из намечаемых здесь перспектив «живой политической работы» ни разу еще не проводились в жизни ни единой организацией, что попытка, напр., обратить внимание на рост недовольства и протеста в земской интеллигенции вызывает чувство растерянного недоумения и у Надеждина («господи, да не для земцев ли этот орган?», «Канун», с. 129), и у «экономистов» (№ 12 «Искры», письмо), и у многих практиков. При этих условиях «начать» можно только с того, чтобы побудить людей думать обо всем этом, побудить их суммировать и обобщать все и всяческие проблески брожения и активной борьбы. «Живую политическую работу» можно начать в наше время принижения социал-демократических задач исключительно с живой политической агитации, невозможной без общерусской, часто выходящей и правильно распространяемой газеты.

Люди, усматривающие в «плане» «Искры» проявление «литературщины», не поняли совершенно самой сути плана, увидев цель в том, что выдвигается как наиболее подходящее в настоящий момент средство. Эти люди не дали себе труда подумать о двух сравнениях, которыми наглядно иллюстрировался предлагаемый план. Постановка общерусской политической газеты — говорилось в «Искре» — должна быть основной нитью, держась которой мы могли бы неуклонно развивать, углублять и расширять эту организацию (т. е. революционную организацию, всегда готовую к поддержке всякого протеста и всякой вспышки). Скажите, пожалуйста: когда каменщики кладут в разных местах камни громадной и совершенно невиданной постройки, — не «бумажное» ли это дело проведение нитки, помогающей находить правильное место для кладки, указывающей на конечную цель общей работы, дающей возможность пустить в ход не только каждый камень, но и каждый кусок камня, который, смыкаясь с предыдущими и последующими, возводит законченную и всеобъемлющую линию? И разве мы не переживаем как раз такого момента в нашей партийной жизни, когда у нас есть и камни и каменщики, а не хватает именно видимой для всех нити, за которую все могли бы взяться? Пусть кричат, что, протягивая нить, мы хотим командовать: если бы мы хотели командовать, господа, мы бы написали вместо «Искра № I» — «Рабочая Газета № З», как нам предлагали некоторые товарищи и как мы имели бы полное право сделать после тех событий, о которых было рассказано выше. Но мы не сделали этого: мы хотели оставить себе свободные руки для непримиримой борьбы со всякими лжесоциал-демократами; мы хотели, чтобы нашу нитку, ежели она проведена правильно, стали уважать за ее правильность, а не за то, что она проведена официальным органом.

«Вопрос объединения местной деятельности в центральных органах вертится в заколдованном кругу, — поучает нас Л. Надеждин, — для объединения требуется однородность элементов, а эта однородность сама может быть создана только чем-нибудь объединяющим, но это объединяющее может явиться продуктом сильных местных организаций, которые теперь отнюдь не отличаются однородным характером». Истина столь же почтенная и столь же бесспорная, как и та, что надо воспитывать сильные политические организации. Истина столь же, как и та, бесплодная. Всякий вопрос «вертится в заколдованном кругу», ибо вся политическая жизнь есть бесконечная цепь из бесконечного ряда звеньев. Все искусство политика в том и состоит, чтобы найти и крепко-крепко уцепиться за такое именно звенышко, которое всего меньше может быть выбито из рук, которое всего важнее в данный момент, которое всего более гарантирует обладателю звенышка обладание всей цепью. Будь у нас отряд опытных каменщиков, настолько спевшихся, чтобы они и без нитки могли класть камни именно там, где нужно (это вовсе не невозможно, если говорить абстрактно), — тогда мы могли бы, пожалуй, взяться и за другое звенышко. Но в том-то и беда, что опытных и спевшихся каменщиков у нас еще нет, что камни сплошь да рядом кладутся совсем зря, кладутся не по общей нитке, а до того раздробленно, что неприятель сдувает их, как будто бы это были не камни, а песчинки.

Другое сравнение: «Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор. В этом последнем отношении ее можно сравнить с лесами, которые строятся вокруг возводимого здания, намечают контуры постройки, облегчают сношения между отдельными строителями, помогают им распределять работу и обозревать общие результаты, достигнутые организованным трудом». Не правда ли, как это похоже на преувеличение своей роли литератором, человеком кабинетной работы? Леса для самого жилища вовсе не требуются, леса строятся из худшего материала, леса возводятся на небольшой срок и выкидываются в печку, раз только здание хотя бы вчерне закончено. Относительно построек революционных организаций опыт свидетельствует, что их и без лесов удается иногда построить — возьмите семидесятые годы. Но теперь у нас и представить себе нельзя возможности возвести без лесов необходимую для нас постройку.

Надеждин не соглашается с этим и говорит: «вокруг газеты, в деле для нее соберется народ, сорганизуется — думает «Искра». Да ему гораздо ближе собраться и сорганизоваться вокруг дела более конкретного!» Так, как: «гораздо ближе вокруг более конкретного»… Русская пословица говорит: не плюй в колодец, — пригодится воды напиться. Но есть люди, что не прочь напиться и из такого колодца, в который уже наплевано. До каких только гадостей не договорились наши великолепные легальные «критики марксизма» и нелегальные поклонники «Рабочей Мысли» во имя этой большей конкретности! Как придавлено все наше движение нашей узостью, безынициативностью и робостью, оправдываемой традиционными доводами «гораздо ближе вокруг более конкретного»! И Надеждин, — считающий себя особенно чутким к «жизни», осуждающий особенно строго «кабинетных» людей, обвиняющий (с претензией на остроумие) «Искру» в слабости везде видеть «экономизм», воображающий, что он стоит гораздо выше этого деления на ортодоксов и критиков, — не замечает того, что он играет своими доводами на руку возмущающей его узости, что он пьет из самого что ни на есть проплеванного колодца! Да, самого искреннего возмущения узостью, самого горячего желанья поднять преклоняющихся перед ней людей еще недостаточно, если возмущающийся носится без руля и без ветрил и так же «стихийно», как и революционеры 70-х годов, хватается за «эксцитативный террор», за «аграрный террор», за «набат» и т. п. Посмотрите на это «более конкретное», вокруг чего — он думает — «гораздо ближе» будет собраться и сорганизоваться: 1. местные газеты; 2. приготовление к демонстрациям; 3. работа среди безработных. С первого же взгляда видно, что все эти дела выхвачены совершенно случайно, наудачу, чтобы сказать что-нибудь, ибо, как бы мы ни смотрели на них, видеть в них что-либо специально пригодное «собрать и сорганизовать» совсем уже несуразно. Ведь тот же самый Надеждин парой страниц ниже говорит: «пора бы нам просто констатировать факт: на местах ведется крайне жалкая работа, комитеты не делают и десятой части того, что могли бы делать… те объединяющие центры, какие у нас есть теперь, это — фикция, это — революционная канцелярщина, взаимное пожалование друг друга в генералы, и так будет до тех пор, пока не вырастут местные сильные организации». В этих словах, несомненно, наряду с преувеличениями, заключается много горькой истины, и неужели Надеждин не видит связи между жалкой работой на местах и той узостью кругозора деятелей, узостью размаха их деятельности, которые неизбежны при неподготовленности замыкающихся в рамки местных организаций деятелей? Неужели он, подобно автору статьи об организации в «Свободе», забыл о том, как переход к широкой местной прессе (с 1898 года) сопровождался особенным усилением «экономизма» и «кустарничества»? Да если бы даже и возможна была сколько-нибудь удовлетворительная постановка «широкой местной прессы» (а мы показали выше, что она невозможна, за исключением совершенно особенных случаев), то и тогда местные органы не могли бы «собрать и сорганизовать» все силы революционеров для общего натиска на самодержавие, для руководства единой борьбой. Не забудьте, что речь идет здесь только о «собирающем», об организаторском значении газеты, и мы могли бы предложить защищающему раздробленность Надеждину им же поставленный иронический вопрос: «не получили ли мы откуда-нибудь в наследство 200 000 революционных организаторских сил?». Далее, «приготовление к демонстрациям» нельзя противопоставлять плану «Искры» уже потому, что этот план как раз самые широкие демонстрации и предусматривает как одну из целей; речь же идет о выборе практического средства. Надеждин опять запутался здесь, упустив из виду, что «приготовлять» демонстрации (до сих пор происходившие в громадном большинстве случаев совершенно стихийно) может только уже «собранное и сорганизованное» войско, а мы именно не умеем собрать и сорганизовать. «Работа среди безработных». Опять та же путаница, ибо это тоже представляет из себя одно из военных действий мобилизованного войска, а не план мобилизовать войско. До какой степени и тут недооценивает Надеждин вреда нашей раздробленности, отсутствия у нас «200 000 сил», видно из следующего. «Искру» упрекали многие (в том числе и Надеждин) за бедность сведений о безработице, за случайность корреспонденции о самых обыденных явлениях деревенской жизни. Упрек справедлив, но «Искра» тут «без вины виновата». Мы стараемся «провести ниточку» и через деревню, но каменщиков там почти нигде нет, и приходится поощрять всякого, сообщающего даже обыденный факт, — в надежде, что это умножит число сотрудников по этой области и научит всех нас выбирать, наконец, и действительно выпуклые факты. Но материала-то для учебы так мало, что без обобщения его по всей России учиться решительно не на чем. Несомненно, что человек, обладающий хотя приблизительно такими же агитаторскими способностями и таким знанием жизни босяка, какие видны у Надеждина, мог бы оказать агитацией среди безработных неоценимые услуги движению, — но такой человек зарыл бы в землю свой талант, если бы не позаботился оповещать всех русских товарищей о каждом шаге своей работы на поученье и пример людям, которые, в массе своей, и не умеют еще взяться за новое дело.

О важности объединения, о необходимости «собрать и сорганизовать» говорят теперь решительно все, но нет в большинстве случаев никакого определенного представления о том, с чего начать и как вести это дело объединения. Все согласятся, наверное, что если мы «объединяем» отдельные — скажем, районные — кружки одного города, то для этого необходимы общие учреждения, т. е. не одно только общее званье «союза», а действительно общая работа, обмен материалом, опытом и силами, распределение функций уже не только по районам, а по специальностям всей городской деятельности. Всякий согласится, что солидный конспиративный аппарат не окупится (если можно употребить коммерческое выражение) «средствами» (и материальными и личными, разумеется) одного района, что на этом узком поприще не развернуться таланту специалиста. То же самое относится, однако, и к объединению разных городов, ибо и такое поприще, как отдельная местность, оказывается и оказалось уже в истории нашего социал-демократического движения непомерно узким: мы это подробно доказывали выше на примере и политической агитации и организационной работы. Надо, необходимо надо и прежде всего надо расширить это поприще, создать фактическую связь между городами на регулярной общей работе, ибо раздробленность придавливает людей, которые «сидят, как в яме» (по выражению автора одного письма в «Искру»), не зная, что делается на белом свете, у кого им поучиться, как добыть себе опыт, как удовлетворить желание широкой деятельности. И я продолжаю настаивать, что эту фактическую связь можно начать создавать только на общей газете, как единственном регулярном общерусском предприятии, суммирующем итоги самых разнообразных видов деятельности и тем подталкивающем людей идти неустанно вперед по всем многочисленным путям, ведущим к революции, как все дороги ведут в Рим. Если мы не на словах только хотим объединения, то надо, чтобы каждый местный кружок тотчас же уделил, скажем, четверть своих сил активной работе над общим делом, и газета сразу показывает ему общий абрис, размеры и характер этого дела, показывает, какие именно пробелы всего сильнее ощущаются во всей общерусской деятельности, где нет агитации, где слабы связи, какие колесики громадного общего механизма мог бы данный кружок подправить или заменить лучшими. Кружок, не работавший еще, а только ищущий работы, мог бы начинать уже не как кустарь в отдельной маленькой мастерской, не ведающий ни развития «промышленности» до него, ни общего состояния данных промышленных способов производства, а как участник широкого предприятия, отражающего весь общереволюционный натиск на самодержавие. И чем совершеннее была бы отделка каждого колесика, чем больше число детальных работников над общим делом, тем чаще становилась бы наша сеть и тем меньше смятения в общих рядах вызывали бы неизбежные провалы.

Фактическую связь начала бы создавать уже одна функция распространения газеты (если бы таковая заслуживала названия газеты, т. е. выходила регулярно и не раз в месяц, как выходят толстые журналы, а раза четыре в месяц). Теперь сношения между городами по надобностям революционного дела являются величайшей редкостью и, во всяком случае, исключением; тогда эти сношения стали бы правилом и обеспечивали, разумеется, не только распространение газеты, а также (что гораздо важнее) обмен опытом, материалами, силами и средствами. Размах организационной работы сразу стал бы во много раз шире, и успех одной местности поощрял бы постоянно к дальнейшему усовершенствованию, к желанию воспользоваться готовым уже опытом действующего в другом конце страны товарища. Местная работа стала бы гораздо богаче и разностороннее, чем теперь: политические и экономические обличения, собираемые по всей России, давали бы умственную пищу рабочим всех профессий и всех ступеней развития, давали материал и повод для бесед и чтений по самым разнообразным вопросам, поднятым к тому же и намеками легальной печати, и разговорами в обществе, и «стыдливыми» правительственными сообщениями. Каждая вспышка, каждая демонстрация оценивалась и обсуждалась бы со всех сторон во всех концах России, вызывая желание не отстать от других, сделать лучше других — (мы, социалисты, вовсе не отвергаем вообще всякого соревнования, всякой «конкуренции»!), — подготовить сознательно то, что в первый раз вышло как-то стихийно, воспользоваться благоприятными условиями данной местности или данного момента для видоизменения плана атаки и проч. В то же время это оживление местной работы не приводило бы к тому отчаянному «предсмертному» напряжению всех сил и постановке ребром всех людей, каковым является зачастую теперь всякая демонстрация или всякий номер местной газеты: с одной стороны, полиции гораздо труднее добраться до «корней», раз неизвестно, в какой местности надо искать их; с другой стороны, регулярная общая работа приучала бы людей сообразовать силу данной атаки с данным состоянием сил такого-то отряда общей армии (сейчас о таком сообразовании почти никто никогда и не думает, ибо атаки случаются на девять десятых стихийно) и облегчала бы «перевозку» из другого места не только литературы, но и революционных сил.

Теперь эти силы истекают в массе случаев кровью на узкой местной работе, а тогда являлась бы возможность и постоянно были бы поводы перебрасывать сколько-нибудь способного агитатора или организатора из конца в конец страны. Начиная с маленькой поездки по делам партии на счет партии, люди привыкали бы переходить целиком на содержание партии, делаться профессиональными революционерами, вырабатывать из себя настоящих политических вождей.

И если бы нам действительно удалось достигнуть того, чтобы все или значительное большинство местных комитетов, местных групп и кружков активно взялись за общее дело, мы могли бы в самом недалеком будущем поставить еженедельную газету, регулярно распространяемую в десятках тысяч экземпляров по всей России. Эта газета стала бы частичкой громадного кузнечного меха, раздувающего каждую искру классовой борьбы и народного возмущения в общий пожар. Вокруг этого, самого по себе очень еще невинного и очень еще небольшого, но регулярного и в полном значении слова общего дела систематически подбиралась и обучалась бы постоянная армия испытанных борцов. По лесам или подмосткам этой общей организационной постройки скоро поднялись и выдвинулись бы из наших революционеров социал-демократические Желябовы, из наших рабочих русские Бебели, которые встали бы во главе мобилизованной армии и подняли весь народ на расправу с позором и проклятьем России.

Вот о чем нам надо мечтать!

* * *

«Надо мечтать!» Написал я эти слова и испугался. Мне представилось, что я сижу на «объединительном съезде», против меня сидят редакторы и сотрудники «Рабочего Дела». И вот встает товарищ Мартынов и грозно обращается ко мне: «А позвольте вас спросить, имеет ли еще автономная редакция право мечтать без предварительного опроса комитетов партии?». А за ним встает товарищ Кричевский и (философски углубляя товарища Мартынова, который уже давно углубил товарища Плеханова) еще более грозно продолжает: «Я иду дальше. Я спрашиваю, имеет ли вообще право мечтать марксист, если он не забывает, что по Марксу человечество всегда ставит себе осуществимые задачи и что тактика есть процесс роста задач, растущих вместе с партией?».

От одной мысли об этих грозных вопросах у меня мороз подирает по коже, и я думаю только — куда бы мне спрятаться. Попробую спрятаться за Писарева.

«Разлад разладу рознь, — писал по поводу вопроса о разладе между мечтой и действительностью Писарев. — Моя мечта может обгонять естественный ход событий или же она может хватать совершенно в сторону, туда, куда никакой естественный ход событий никогда не может прийти. В первом случае мечта не приносит никакого вреда; она может даже поддерживать и усиливать энергию трудящегося человека… В подобных мечтах нет ничего такого, что извращало или парализовало бы рабочую силу. Даже совсем напротив. Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать таким образом, если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и законченной картине то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, — тогда я решительно не могу представить, какая побудительная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни… Разлад между мечтой и действительностью не приносит никакого вреда, если только мечтающая личность серьезно верит в свою мечту, внимательно вглядываясь в жизнь, сравнивает свои наблюдения с своими воздушными замками и вообще добросовестно работает над осуществлением своей фантазии. Когда есть какое-нибудь соприкосновение между мечтой и жизнью, тогда все обстоит благополучно».

Вот такого-то рода мечтаний, к несчастью, слишком мало в нашем движении. И виноваты в этом больше всего кичащиеся своей трезвенностью, своей «близостью» к «конкретному» представители легальной критики и нелегального «хвостизма».

V.v

в) КАКОГО ТИПА ОРГАНИЗАЦИЯ НАМ НУЖНА?

Из предыдущего читатель видит, что наша «тактика-план» состоит в отрицании немедленного призыва к штурму, в требовании устроить «правильную осаду неприятельской крепости», или иначе в требовании направить все усилия на то, чтобы собрать, сорганизовать и мобилизовать постоянное войско. Когда мы осмеяли «Рабочее Дело» за его прыжок от «экономизма» к воплям о штурме (раздавшимся в апреле 1901 г. в № 6 «Листка «Р. Дела»»), оно обрушилось, разумеется, на нас с обвинением в «доктринерстве», непонимании революционного долга, в призыве к осторожности и т. п. Нас нисколько не удивили, конечно, эти обвинения в устах людей, не имеющих никаких устоев и отделывающихся глубокомысленной «тактикой-процессом», как не удивило и то, что такие обвинения повторил Надеждин, питающий вообще самое величественное презрение к прочным программным и тактическим устоям.

Говорят, что история не повторяется. Но Надеждин изо всех сил старается повторить ее и усердно копирует Ткачева, разнося «революционное культурничество», крича о «набате вечевого колокола», об особой «точке зрения кануна революции» и т. п. Он забывает, по-видимому, известное изречение, что если оригинал исторического события представляет из себя трагедию, то копия с него является лишь фарсом. Подготовленная проповедью Ткачева и осуществленная посредством «устрашающего» и действительно устрашавшего террора попытка захватить власть — была величественна, а «эксцитативный» террор маленького Ткачева просто смешон и особенно смешон, когда дополняется идеей организации середняков.

«Если бы «Искра», — пишет Надеждин, — вышла из своей сферы литературщины, она увидела бы, что это (такие явления, как письмо рабочего в «Искре» № 7, и т. п.) симптомы того, что очень-очень скоро начнется «штурм», и говорить теперь (sic!) об организации, тянущейся нитками от общерусской газеты, это — плодить кабинетные мысли и кабинетную работу». Посмотрите же, какая это невообразимая путаница: с одной стороны, эксцитативный террор и «организация середняков» наряду с мнением, что «гораздо ближе» собраться вокруг «более конкретного», вроде местных газет, — а с другой стороны, «теперь» говорить об общерусской организации значит плодить кабинетные мысли, т. е., говоря прямее и проще, «теперь» уже поздно! А «широкая постановка местных газет», — это не поздно, почтеннейший Л. Надеждин? И сравните с этим точку зрения и тактику «Искры»: эксцитативный террор — пустяки, говорить об организации именно середняков и о широкой постановке местных газет значит открывать настежь дверь «экономизму». Надо говорить о единой общерусской организации революционеров, и говорить о ней не поздно до тех самых пор, когда начнется настоящий, а не бумажный штурм.

«Да, насчет организации у нас обстоят дела крайне не блестяще, — продолжает Надеждин, — да, «Искра» совершенно права, говоря, что главная масса наших военных сил — добровольцы и повстанцы… Это хорошо, что вы трезво представляете себе положение наших сил, но зачем же при этом забывать, что толпа вовсе не наша и что поэтому она у нас не спросит, когда открывать военные действия, и пойдет «бунтоваться»… Когда выступит сама толпа с ее стихийной разрушительной силой, ведь она может смять, оттереть «постоянное войско», в которое всё собирались, да не поспели вносить чрезвычайно систематическую организацию». (Курсив наш.)

Удивительная логика! Именно потому, что «толпа не наша», неразумно и неприлично кричать о «штурме» сию минуту, ибо штурм есть атака постоянного войска, а не стихийный взрыв толпы. Именно потому, что толпа может смять и оттереть постоянное войско, нам обязательно необходимо «поспевать» за стихийным подъемом со своей работой «внесения чрезвычайно систематической организации» в постоянное войско, ибо, чем больше «поспеем» мы внести такой организованности, тем более вероятно, что постоянное войско не будет смято толпой, а встанет впереди и во главе толпы. Надеждин путается потому, что воображает, будто это систематически организуемое войско занято чем-либо отрывающим его от толпы, тогда как на самом деле оно занято исключительно всесторонней и всеобъемлющей политической агитацией, т. е. именно работой, сближающей и сливающей воедино стихийно-разрушительную силу толпы и сознательно-разрушительную силу организации революционеров. Ведь вы, господа, валите с больной головы на здоровую, ибо именно группа «Свобода», внося в программу террор, тем самым зовет к организации террористов, а такая организация действительно отвлекла бы наше войско от сближения его с толпой, которая еще, к сожалению, не наша, которая еще, к сожалению, не спрашивает или мало спрашивает нас о том, когда и как открывать военные действия.

«Мы проглядим самое революцию, — продолжает Надеждин пугать «Искру», — как проглядели нынешние события, свалившиеся нам словно снег на голову». Эта фраза, в связи с приведенными выше, наглядно показывает нам нелепость сочиненной «Свободою» особой «точки зрения кануна революции». Особая «точка зрения» сводится, если прямо говорить, к тому, что «теперь» поздно уже рассуждать и готовиться. Если так, о почтеннейший враг «литературщины», — то к чему же было писать на 132 печатных страницах «о вопросах теории и тактики»? Не находите ли вы, что «точке зрения кануна революции» более приличествовало бы издание 132 тысяч листков с кратким воззванием: «бей их!»?

Проглядеть революцию всего менее рискует именно тот, кто ставит во главу угла всей своей и программы, и тактики, и организационной работы всенародную политическую агитацию, как делает «Искра». Люди, занятые по всей России витьем нитей организации, тянущейся от общерусской газеты, не только не проглядели весенних событий, а дали нам, наоборот, возможность предсказать их. Не проглядели они и тех демонстраций, которые описаны в №№ 13 и 14 «Искры»: напротив, они участвовали в них, живо сознавая свою обязанность идти на помощь стихийному подъему толпы и помогая в то же время, чрез посредство газеты, ознакомляться с этими демонстрациями и утилизировать их опыт всем русским товарищам. Не проглядят они, если живы будут, и революции, которая потребует от нас прежде всего и больше всего опытности в агитации, уменья поддерживать (по-социал-демократически поддерживать) всякий протест, уменья направлять стихийное движение, оберегая его и от ошибок друзей, и от ловушек врагов!

Мы подошли таким образом к последнему соображению, которое заставляет нас особенно настаивать на плане организации вокруг общерусской газеты, посредством совместной работы над общей газетой. Только такая организация обеспечит необходимую для социал-демократической боевой организации гибкость, т. е. способность приспособляться немедленно к самым разнообразным и быстро меняющимся условиям борьбы, уменье, «с одной стороны, уклониться от сражения в открытом поле с подавляющим своей силою неприятелем, когда он собрал на одном пункте все силы, а с другой стороны, пользоваться неповоротливостью этого неприятеля и нападать на него там и тогда, где всего менее ожидают нападения». Было бы величайшей ошибкой строить партийную организацию в расчете только на взрыв и уличную борьбу или только на «поступательный ход серой текущей борьбы». Мы должны всегда вести нашу будничную работу и всегда быть готовы ко всему, потому что предвидеть заранее смену периодов взрыва периодами затишья очень часто бывает почти невозможно, а в тех случаях, когда возможно, нельзя было бы воспользоваться этим предвидением для перестройки организации, ибо смена эта в самодержавной стране происходит поразительно быстро, будучи иногда связана с одним ночным набегом царских янычар. И самое революцию надо представлять себе отнюдь не в форме единичного акта (как мерещится, по-видимому, Надеждиным), а в форме нескольких быстрых смен более или менее сильного взрыва и более или менее сильного затишья. Поэтому основным содержанием деятельности нашей партийной организации, фокусом этой деятельности должна быть такая работа, которая и возможна и нужна, как в период самого сильного взрыва, так и в период полнейшего затишья, именно: работа политической агитации, объединенной по всей России, освещающей все стороны жизни и направленной в самые широкие массы. А эта работа немыслима в современной России без общерусской, очень часто выходящей газеты. Организация, складывающаяся сама собою вокруг этой газеты, организация ее сотрудников (в широком смысле слова, т. е. всех трудящихся над ней) будет именно готова на все, начиная от спасенья чести, престижа и преемственности партии в момент наибольшего революционного «угнетения» и кончая подготовкой, назначением и проведением всенародного вооруженного восстания.

В самом деле, представьте себе очень обычный у нас случай полного провала в одной или нескольких местностях. При отсутствии у всех местных организаций одного общего регулярного дела такие провалы сопровождаются часто перерывом работы на много месяцев. При наличности же общего дела у всех, — достаточно было бы, при самом сильном провале, нескольких недель работы двух-трех энергичных людей, чтобы связать с общим центром новые кружки молодежи, возникающие, как известно, весьма быстро даже теперь; — а когда это общее дело, страдающее от провала, у всех на виду, то новые кружки могут возникать и связываться с ним еще быстрее.

С другой стороны, представьте себе народное восстание. В настоящее время, вероятно, все согласятся, что мы должны думать о нем и готовиться к нему. Но как готовиться? Не назначить же Центральному Комитету агентов по всем местам для подготовки восстания! Если бы у нас и был ЦК, он таким назначением ровно ничего не достиг бы при современных русских условиях. Наоборот, сеть агентов, складывающаяся сама собой на работе по постановке и распространению общей газеты, не должна была бы «сидеть и ждать» лозунга к восстанию, а делала бы именно такое регулярное дело, которое гарантировало бы ей наибольшую вероятность успеха в случае восстания. Именно такое дело закрепляло бы связи и с самыми широкими массами рабочих и со всеми недовольными самодержавием слоями, что так важно для восстания. Именно на таком деле вырабатывалась бы способность верно оценивать общее политическое положение и, следовательно, способность выбрать подходящий момент для восстания. Именно такое дело приучало бы все местные организации откликаться одновременно на одни и те же волнующие всю Россию политические вопросы, случаи и происшествия, отвечать на эти «происшествия» возможно энергичнее, возможно единообразнее и целесообразнее, — а ведь восстание есть, в сущности, самый энергичный, самый единообразный и самый целесообразный «ответ» всего народа правительству. Именно такое дело, наконец, приучало бы все революционные организации во всех концах России вести самые постоянные и в то же время самые конспиративные сношения, создающие фактическое единство партии, — а без таких сношений невозможно коллективно обсудить план восстания и принять те необходимые подготовительные меры накануне его, которые должны быть сохранены в строжайшей тайне.

Одним словом, «план общерусской политической газеты» не только не представляет из себя плод кабинетной работы лиц, зараженных доктринерством и литературщиной (как это показалось плохо вдумавшимся в него людям), а наоборот, он является самым практическим планом начать со всех сторон и сейчас же готовиться к восстанию, не забывая в то же время ни на минуту своей будничной насущной работы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

История русской социал-демократии явственно распадается на три периода.

Первый период обнимает около десяти лет, приблизительно 1884-1894 гг. Это был период возникновения и упрочения теории и программы социал-демократии. Число сторонников нового направления в России измерялось единицами. Социал-демократия существовала без рабочего движения, переживая, как политическая партия, процесс утробного развития.

Второй период обнимает три-четыре года, 1894-1898 гг. Социал-демократия появляется на свет божий, как общественное движение, как подъем народных масс, как политическая партия. Это — период детства и отрочества. С быстротой эпидемии распространяется повальное увлечение интеллигенции борьбой с народничеством и хождением к рабочим, повальное увлечение рабочих стачками. Движение делает громадные успехи. Большинство руководителей — совсем молодые люди, далеко не достигшие того «тридцатипятилетнего возраста», который казался г. Н. Михайловскому какой-то естественной гранью. Благодаря своей молодости, они оказываются неподготовленными к практической работе и поразительно быстро сходят со сцены. Но размах работы у них большей частью был очень широкий. Многие из них начинали революционно мыслить, как народовольцы. Почти все в ранней юности восторженно преклонялись перед героями террора. Отказ от обаятельного впечатления этой геройской традиции стоил борьбы, сопровождался разрывом с людьми, которые во что бы то ни стало хотели остаться верными «Народной воле» и которых молодые социал-демократы высоко уважали. Борьба заставляла учиться, читать нелегальные произведения всяких направлений, заниматься усиленно вопросами легального народничества. Воспитанные на этой борьбе социал-демократы шли в рабочее движение, «ни на минуту» не забывая ни о теории марксизма, озарившей их ярким светом, ни о задаче низвержения самодержавия. Образование партии весной 1898 года было самым рельефным и в то же время последним делом социал-демократов этой полосы.

Третий период подготовляется, как мы видели, в 1897 году и окончательно выступает на смену второго периода в 1898 году (1898-?). Это — период разброда, распадения, шатания. В отрочестве бывает так, что голос у человека ломается. Вот и у русской социал-демократии этого периода стал ломаться голос, стал звучать фальшью, — с одной стороны, в произведениях гг. Струве и Прокоповича, Булгакова и Бердяева, с другой стороны — у В. И-на и Р. М., у Б. Кричевского и Мартынова. Но брели розно и шли назад только руководители: само движение продолжало расти и делать громадные шаги вперед. Пролетарская борьба захватывала новые слои рабочих и распространялась по всей России, влияя в то же время косвенно и на оживление демократического духа в студенчестве и в других слоях населения. Сознательность же руководителей спасовала перед широтой и силой стихийного подъема, среди социал-демократов преобладала уже другая полоса — полоса деятелей, воспитавшихся почти только на одной «легальной» марксистской литературе, а ее было тем более недостаточно, чем большей сознательности требовала от них стихийность массы. Руководители не только оказывались позади и в теоретическом отношении («свобода критики») и в практическом («кустарничество»), но пытались защищать свою отсталость всякими выспренними доводами. Социал-демократизм принижался до тред-юнионизма и брентанистами легальной и хвостистами нелегальной литературы. Программа «Credo» начинала осуществляться, особенно когда «кустарничество» социал-демократов вызвало оживление революционных не социал-демократических направлений.

И вот, если читатель упрекнет меня за то, что я чересчур подробно занимался каким-то «Раб. Делом», я отвечу на это: «Р. Дело» приобрело «историческое» значение потому, что всего рельефнее отразило в себе «дух» этого третьего периода. Не последовательный Р. М., а именно флюгерствующие Кричевские и Мартыновы могли настоящим образом выразить разброд и шатания, готовность идти на уступки и перед «критикой», и перед «экономизмом», и перед терроризмом. Не величественное пренебрежение к практике со стороны какого-нибудь поклонника «абсолюта» характерно для этого периода, а именно соединение мелкого практицизма с полнейшей теоретической беззаботностью. Не столько прямым отрицанием «великих слов» занимались герои этого периода, сколько их опошлением: научный социализм перестал быть целостной революционной теорией, а превращался в мешанину, к которой «свободно» добавляли жидкости из всякого нового немецкого учебника; лозунг «классовая борьба» не толкал вперед к все более широкой, все более энергичной деятельности, а служил средством успокоения, так как ведь «экономическая борьба неразрывно связана с политической»; идея партии не служила призывом к созданию боевой организации революционеров, а оправдывала какую-то «революционную канцелярщину» и ребяческую игру в «демократические» формы.

Когда кончается третий и начинается четвертый период (во всяком случае предвещаемый уже многими признаками), — мы не знаем. Из области истории мы переходим здесь в область настоящего, отчасти будущего.

Но мы твердо верим, что четвертый период поведет к упрочению воинствующего марксизма, что из кризиса русская социал-демократия выйдет окрепшей и возмужавшей, что «на смену» арьергарда оппортунистов выступит действительный передовой отряд самого революционного класса.

В смысле призыва к такой «смене» и сводя вместе все изложенное выше, мы можем на вопрос: что делать? дать краткий ответ:

Ликвидировать третий период.

Приложение. ПОПЫТКА ОБЪЕДИНЕНИЯ «ИСКРЫ» С «РАБОЧИМ ДЕЛОМ».

Нам остается обрисовать ту тактику, которую приняла и последовательно проводила «Искра» в организационных отношениях к «Раб. Делу». Тактика эта выражена вполне уже в № 1 «Искры», в статье о «Расколе в Заграничном союзе русских социал-демократов». Мы сразу встали на ту точку зрения, что настоящий «Союз русских социал-демократов за границей», который был признан на первом съезде нашей партии ее заграничным представителем, раскололся на две организации; — что вопрос о представительстве партии остается открытым, будучи только временно и условно решен тем, что на Парижском международном конгрессе в постоянное Международное социалистическое бюро было выбрано от России два члена, по одному от каждой части расколовшегося «Союза». Мы заявили, что по существу «Раб. Дело» не право, мы решительно встали в принципиальном отношении на сторону группы «Осв. труда», но отказались в то же время входить в подробности раскола и отметили заслугу «Союза» в области чисто практической работы.

Таким образом, наша позиция была до известной степени выжидательная: мы сделали уступку господствовавшему среди большинства русских социал-демократов мнению, что рука об руку с «Союзом» могут работать и самые решительные враги «экономизма», ибо «Союз» не раз заявлял о своем принципиальном согласии с группой «Освобождение труда», не претендуя, будто бы, на самостоятельную физиономию в коренных вопросах теории и тактики. Правильность занятой нами позиции косвенно была подтверждена тем, что почти одновременно с выходом первого номера «Искры» (декабрь 1900) от «Союза» отделились три члена, которые образовали так называемую «Группу инициаторов» и обратились: 1. к заграничному отделу организации «Искры», 2. к революционной организации «Социал-демократ» и 3. к «Союзу» — с предложением посредничества в ведении переговоров о примирении. Первые две организации сразу ответили согласием, третья — отказом. Правда, когда один оратор изложил эти факты на «объединительном» съезде прошлого года, член администрации «Союза» заявил, что их отказ был вызван исключительно тем, что «Союз» был недоволен составом группы инициаторов. Считая своим долгом привести это объяснение, я не могу, однако, не заметить с своей стороны, что считаю его неудовлетворительным: зная о согласии двух организаций на переговоры, «Союз» мог обратиться к ним и через другого посредника или непосредственно.

Весной 1901 г. с прямой полемикой против «Р. Дела» выступила и «Заря» (№ 1, апрель) и «Искра» (№ 4, май). Последняя особенно напала на «Исторический поворот» «Р. Дела», которое в своем апрельском листке, следовательно, уже после весенних событий, проявило неустойчивость по отношению к увлечению террором и «кровавыми» призывами. Несмотря на эту полемику, «Союз» ответил согласием на возобновление переговоров о примирении при посредстве новой группы «примирителей». Предварительная конференция из представителей от трех вышеназванных организаций состоялась в июне и выработала проект договора на базисе подробнейшего «принципиального соглашения», напечатанного «Союзом» в брошюре «Два съезда» и Лигой в брошюре «Документы «объединительного» съезда».

Содержание этого принципиального соглашения (или резолюций июньской конференции, как его чаще называют) показывает с полнейшей ясностью, что мы ставили непременным условием соединения самое решительное отрицание всех и всяких проявлений оппортунизма вообще и русского оппортунизма в частности. «Мы отвергаем, — гласит 1 п., — всякие попытки внесения оппортунизма в классовую борьбу пролетариата, — попытки, выразившиеся в так называемом «экономизме», бернштейнианстве, мильеранизме и т. п.». «В круг деятельности социал-демократии входит… идейная борьба со всеми противниками революционного марксизма» (4, с); «Во всех сферах организационно-агитационной деятельности социал-демократия не должна ни на минуту упускать из виду ближайшую задачу русского пролетариата — низвержение самодержавия» (5, а); …»агитация не только на почве повседневной борьбы наемного труда с капиталом» (5, b); …»не признавая… стадию чисто экономической борьбы и борьбы за частные политические требования» (5, с); …»считаем важной для движения критику течений, возводящих в принцип… элементарность… и узость низших форм движения» (5, d). Даже совершенно посторонний человек, сколько-нибудь внимательно прочитавший эти резолюции, увидит из самой уже их формулировки, что они направлены против людей, которые были оппортунистами и «экономистами», которые забывали хотя на минуту о задаче низвержения самодержавия, которые признавали теорию стадий, возводили в принцип узость и пр. И кто хотя сколько-нибудь знаком с полемикой против «Р. Дела» группы «Осв. труда», «Зари» и «Искры», тот ни на минуту не усомнится в том, что эти резолюции отвергают пункт за пунктом именно те заблуждения, в которые впадало «Раб. Дело». Поэтому когда на «объединительном» съезде один из членов «Союза» заявил, что статьи в № 10 «Р. Дела» вызваны не новым «историческим поворотом» «Союза», а чрезмерной «абстрактностью» резолюций, — то один оратор имел полное право посмеяться над этим. Резолюции не только не абстрактны — ответил он — а невероятно конкретны: одного взгляда на них достаточно, чтобы видеть, что тут «кого-то ловили».

Это последнее выражение подало повод к характерному эпизоду на съезде. С одной стороны, Б. Кричевский ухватился за слово «ловили», решив, что это — обмолвка, выдающая дурной умысел с нашей стороны («подставить ловушку»), и патетически воскликнул: «Кого же именно, кого тут ловили?» — «Вот, в самом деле, кого?» — иронически спросил Плеханов. — «Я помогу недогадливости товарища Плеханова, — отвечал Б. Кричевский, — я объясню ему, что тут ловили редакцию «Рабочего Дела» (общий хохот). Но мы не дали себя поймать!» (замечания слева: тем хуже для вас!). — С другой стороны, член группы «Борьба» (группы примирителей), говоря против поправок «Союза» к резолюциям и желая защищать нашего оратора, заявил, что выражение «ловили», очевидно, нечаянно сорвалось в пылу полемики.

Что касается меня, то я думаю, что от такой «защиты» не поздоровится оратору, употребившему разбираемое выражение. Я думаю, что слова «кого-то ловили» «в шутку сказаны, да всерьез задуманы»: мы всегда обвиняли «Р. Дело» в неустойчивости, в шатаниях, и потому, естественно, должны были постараться поймать его, чтобы сделать впредь шатания невозможными. О дурном умысле не могло тут быть и речи, ибо дело шло о принципиальной неустойчивости. И мы сумели «поймать» «Союз» настолько по-товарищески, что июньские резолюции подписал сам Б. Кричевский и еще один член администрации «Союза».

Статьи в № 10 «Р. Дела» (наши товарищи увидели этот номер только тогда, когда приехали на съезд, за несколько дней до начала заседаний) ясно показали, что с лета по осень в «Союзе» произошел новый поворот: «экономисты» опять взяли верх, и редакция, послушная всякому «веянию», принялась опять защищать «самых отъявленных бернштейнианцев» и «свободу критики», защищать «стихийность» и проповедовать устами Мартынова «теорию сужения» сферы нашего политического воздействия (в видах, будто бы, осложнения самого воздействия). Еще раз подтвердилось меткое замечание Парвуса, что оппортуниста трудно поймать какой бы то ни было формулой: он легко подпишет всякую формулу и легко отступит от нее, так как оппортунизм состоит именно в отсутствии сколько-нибудь определенных и твердых принципов. Сегодня оппортунисты отвергли всякие попытки внесения оппортунизма, отвергли всякую узость, обещали торжественно «ни на минуту не забывать о низвержении самодержавия», вести «агитацию не только на почве повседневной борьбы наемного труда с капиталом» и пр. и пр. А завтра они меняют способ выражения и принимаются за старое под видом защиты стихийности, поступательного хода серой, текущей борьбы, превознесения требований, сулящих осязательные результаты, и т. п. Продолжая утверждать, что в статьях № 10 «»Союз» не видел и не видит никакого еретического отступления от общих принципов проекта конференции» («Два съезда», с. 26), «Союз» обнаруживает этим только полную неспособность или нежелание понять суть разногласий.

После № 10 «Р. Д.» нам оставалось сделать только одну попытку: начать общую дискуссию, чтобы убедиться, солидарен ли весь «Союз» с этими статьями и с своей редакцией. «Союз» особенно недоволен нами за это, обвиняя нас в попытке посеять рознь в «Союзе», в вмешательстве не в свое дело и проч. Обвинения явно неосновательные, ибо при выборной редакции, «поворачивающей» при самом легком ветерке, все зависит именно от направления ветра, и мы определяли это направление в закрытых заседаниях, на которых, кроме членов собравшихся объединяться организаций, никого не было. Внесение от имени «Союза» поправок к июньским резолюциям отняло у нас и последнюю тень надежды на соглашение. Поправки документально засвидетельствовали новый поворот к «экономизму» и солидарность большинства «Союза» с № 10 «Р. Д.». Из круга проявлений оппортунизма вычеркивался «так называемый экономизм» (ввиду якобы «неопределенности смысла» этих трех слов, — хотя из такой мотивировки вытекает лишь необходимость более точно определить сущность широко распространенного заблуждения), вычеркивался и «мильеранизм» (хотя Б. Кричевский защищал его и в «Р. Д.» № 2-3, стр. 83-84 и еще прямее в «Vorwarts’e»). Несмотря на то, что июньские резолюции определенно указали задачу социал-демократии — «руководить всякими проявлениями борьбы пролетариата против всех форм политического, экономического и социального угнетения», требуя тем самым внесения планомерности и единства во все эти проявления борьбы, — «Союз» добавлял еще совершенно лишние слова, что «экономическая борьба является могучим стимулом массового движения» (сами по себе эти слова бесспорны, но, при существовании узкого «экономизма», они не могли не дать повода к лжетолкованиям). Мало того, в июньские резолюции вносилось даже прямое сужение «политики» как посредством удаления слов «ни на минуту» (не забывать о цели низвержения самодержавия), так и посредством добавления слов, что «экономическая борьба есть наиболее широко применимое средство для вовлечения массы в активную политическую борьбу». Понятно, что после внесения таких поправок все ораторы нашей стороны стали один за другим отказываться от слова, находя совершенно бесполезным дальнейшие переговоры с людьми, опять поворачивающими к «экономизму» и обеспечивающими себе свободу шатания.

«Именно то, что «Союз» считал условием sine qua non прочности будущего соглашения, т. е. сохранения самостоятельной физиономии «Р. Д.» и его автономии, — именно это «Искра» считала камнем преткновения для соглашения» («Два съезда», стр. 25). Это очень неточно. На автономию «Р. Дела» мы никогда не посягали. Самостоятельность его физиономии мы действительно безусловно отвергали, если понимать под этим «самостоятельную физиономию» в принципиальных вопросах теории и тактики: июньские резолюции именно и содержат в себе безусловное отрицание такой самостоятельности физиономии, ибо эта «самостоятельность физиономии» на практике всегда означала, повторяем, всяческие шатания и поддержку этими шатаниями господствующего у нас и невыносимого в партийном отношении разброда. Статьями в № 10 и «поправками» «Рабочее Дело» ясно показало свое желание сохранить за собою именно эту самостоятельность физиономии, а такое желание естественно и неизбежно повело к разрыву и объявлению войны. Но мы все готовы были признать «самостоятельную физиономию» «Р. Д.» в смысле сосредоточения его на определенных литературных функциях. Правильное распределение этих функций напрашивалось само собою: 1. научный журнал, 2. политическая газета и 3. популярные сборники и популярные брошюры. Только согласие «Р. Д.» на такое распределение доказало бы искреннее желание его свести окончательно счеты с теми заблуждениями, против которых направлены июньские резолюции, только такое распределение устранило бы всякую возможность трений и обеспечило на самом деле прочность соглашения, послужив в то же время базисом для нового подъема нашего движения и новых успехов его.

Теперь ни один русский социал-демократ не может уже сомневаться в том, что окончательный разрыв революционного направления с оппортунистическим вызван не «организационными» какими-либо обстоятельствами, а именно желанием оппортунистов упрочить самостоятельную физиономию оппортунизма и продолжать вносить в умы путаницу рассуждениями Кричевских и Мартыновых.

ПОПРАВКА К «ЧТО ДЕЛАТЬ?»

«Группа инициаторов», о которой я рассказываю в брошюре «Что делать?», стр. 141, просит меня сделать следующую поправку к изложению ее участия в попытке примирения заграничных социал-демократических организаций: «Из трех членов этой группы только один вышел из «Союза» в конце 1900 года, остальные же — в 1901 году, лишь после того, как они убедились в невозможности добиться от «Союза» согласия на конференцию с заграничной организацией «Искры» и «Революционной организацией Социал-демократ», — в чем и состояло предложение «Группы инициаторов». Это предложение администрация «Союза» сначала отвергла, мотивируя свой отказ от конференции «некомпетентностью» лиц, входящих в состав посреднической «Группы инициаторов», причем выразила желание войти в непосредственные сношения с заграничной организацией «Искры». Вскоре, однако, администрация «Союза» известила «Группу инициаторов», что она после появления первого номера «Искры», в котором напечатана заметка о расколе в «Союзе», изменила свое решение и не желает входить в сношения с «Искрой». Как объяснить после этого заявление члена администрации «Союза», что отказ «Союза» от конференции был вызван исключительно недовольством последнего составом «Группы инициаторов»? Правда, непонятно также согласие администрации «Союза» на конференцию в июне прошлого года: ведь заметка в первом номере «Искры» осталась в силе, а «отрицательное» отношение «Искры» к «Союзу» еще яснее выступило в первой книжке «Зари» и 4-ом номере «Искры», появившихся до июньской конференции».

Н. Ленин.

Печатается по тексту газеты «Искра».

Версия для печати

Источник

: April 7 2015, 09:38

Category:

История
Cancel

1. Что происходит?
В России сегодня — эволюционная ситуация:
http://evolution-march.livejournal.com/1426842.html
2. Что делать?
Две главные задачи — изгнание либералов из власти и разгром киевской хунты:
http://evolution-march.livejournal.com/1380778.html
http://evolution-march.livejournal.com/1351086.html
3. Как делать?
Лозунг момента — «Смена курса без смены власти». Эволюционный Марш — Третья сила:
http://evolution-march.livejournal.com/1267838.html
4. С кем делать?
Для Эволюционного Марша на данный момент лучше всего подходит Стрелков — при условии работы над ошибками:
http://evolution-march.livejournal.com/1344573.html
5. Когда делать?
Почему нужно заранее, а не как всегда:
http://evolution-march.livejournal.com/1427417.html
6. На каком базисе делать?
Рационализация русского мышления:
http://evolution-march.livejournal.com/22245.html

Сравним с ленинскими Апрельскими тезисами:
https://ru.wikipedia.org/wiki/%C0%EF%F0%E5%EB%FC%F1%EA%E8%E5_%F2%E5%E7%E8%F1%FB

1. Ленинские тезисы поначалу не встретили понимания даже среди большевиков. Идея Эволюционного Марша также никем не поддерживается. Над Лениным смеялись, как и надо мной сейчас. Но он оказался прав, первым указав конкретный путь к революции — как и я, только у меня речь об эволюции. Впрочем, ему было легче, ведь он был лидером партии, в отличие от меня — одиночки.
2. Ленин был против войны — работая на революцию (Россия легко могла бы дождаться победы Антанты над Германией — отсиживаясь в обороне). Я за войну — работая на эволюцию (если не взять Киев в ближайшее время, то большая война неминуема):
http://evolution-march.livejournal.com/1416629.html
3. Ленин делал упор на идеологию — на социализм и интернационализм. Раскалывал общество, толкая к гражданской войне. Эволюционный Марш — надидеологическое движение: изгнание либералов из власти объединит и левых, и правых. А дальше — никаких «ночей длинных ножей», ведь власть останется у Путина. Начнётся время идеологических компромиссов.
4. Ленин был категорично против сотрудничества с властью. Я категорично против сотрудничества с революционерами. Кадры решают всё — это наш общий принцип. Ленин «рубил топором по-живому» — раскол в партии и т.д. Я тоже против товарищеских, дружеских, родственных и прочих соплей. Только так можно достичь успеха в любом деле.
5. Ленин говорил, что партия в меньшинстве и поэтому небходима настойчивость в убеждении масс. Я — в абсолютном меньшинстве, и поэтому мне нужна абсолютная настойчивость. Ленина за его упорство называли маньяком. Меня называют и похуже. О русском презрении к целеустремлённости хоршо писал академик Павлов в лекции «О русском уме».
6. Ленин делал ставку на русские крайнизм и пофигизм — «разрушим всё до основанья, а там посмотрим». Ему было легче, чем мне — ведь русскому народу революция ближе, чем эволюция. Как известно — падать легче, чем подниматься. Эволюционный Марш — это трудный подъём к Развитию, а не лёгкое падение в пропасть новой смуты.
То есть — мои Апрельские тезисы требуют большего труда, чем ленинские.

Если бы революционные Апрельские тезисы не были реализованы в 1917-м — то Россия, скорее всего, избежала бы смуты.
Если эволюционные Апрельские тезисы не будут реализованы в ближайшее время, то Россию точно ждёт новая смута.
А сценарий «От Февраля к Октябрю» сегодня невозможен — либералы и Запад слишком сильны, патриоты и Россия слишком слабы…

Ленин, Стрелков и Шнуровский — различия в цели и средствах http://evolution-march.livejournal.com/1431171.html
Рационализация как русский бунт или Долой дуродержавие! http://evolution-march.livejournal.com/1432001.html
Первомайские тезисы Эволюционного Марша http://evolution-march.livejournal.com/1435495.html
Как вернуть Знамя Победы на орбиту http://evolution-march.livejournal.com/1438998.html
Внешний блеск и внутренняя нищета патриотической аналитики http://evolution-march.livejournal.com/1440164.html
Почему возможна смена курса без смены власти http://evolution-march.livejournal.com/1440884.html
Эволюционный Марш и санкции: «Нет худа без добра», а не «Чем хуже, тем лучше» http://evolution-march.livejournal.com/1444943.html

Источник

«Глубокой ночью 29 февраля 1925¹ года Ленин наконец-то решил убить Сталина², чья жена изменяла ему с кем-то неизвестным³. Он вышел на улицу Равноубиенных Апостолов⁴ в пригороде Москвы Петергофе⁵, и достал из кармана⁶ саблю булатной стали, подаренную ему намедни Робертом Кеннеди⁷. В чёрном небе, наполовину закрывая огромный малиновый ⁸ диск Венеры, неподвижно висел ледокол «Красин»⁹.

Постояв в тени храма Покрова на Нерли¹⁰, Ленин нервно курил пахитосу за пахитосой¹¹, и наконец-таки увидел богатырскую фигуру Сталина, прогуливающего свою собаку Троцкого¹². Выскочив из тени, Ленин ударил Сталина саблей в живот и поразил того прямо в сердце¹³. Сталин упал на землю, и стал бормотать на своём родном языке: «Со суу хоа! До’н цанх сат! Хэ суу хуонг! Дау дон… Бас си…»¹⁴

Ленин стоял перед ним, поражённый и ужаснутый всем надеенным ¹⁵ собой… Сталин укоризненно смотрел на него, и только бормотал, держась за раненое место: «Там там, там там¹⁶».

Немного придя в себя, Ленин обернулся в чёрный бархатный паланкин¹⁷ и, никем не узнанный, удалился в Кунсткамеру¹⁸, где весь остаток ночи провёл за своим любимым занятием, арахнофобией¹⁹».

КОММЕНТАРИИ Г.Ц.:

^1.Високосным был 1924 год, но никак не 1925-й.

^2.Вообще-то это Сталин решил убить Ленина, но до дела так и не дошло. Так что тут налицо какая-то историческая накладка или явная несообразность.

^3. Эрнст Неизвестный? Вряд ли это возможно. Он как раз и родился в 1925 году.

^4. Странное название. Равнобедренных Треугольников. Равноудалённых Величин. Равнодушных Обывателей. Но никак уж не Равноубиенных Апостолов.

^5.Как общеизвестно, Петергоф стал пригородом Москвы в 1932 году. Так что явный анахронизм.

^6.Вынуть из кармана саблю? Либо очень маленькая сабля, либо карманы какие-то непредставимо об’ёмные.

^7.В этом можно углядеть мистику грядущей кончины Роберта Кеннеди от рук Серхана Серхана, который, как известно, зарубил сенатора и кандидата в президенты США именно булатными саблями, числом до пяти.

^8.Ребёнку известно, что в это время года Венера исключительно красносмородинового цвета.

^9.Жалчайший анахронизм! Как известно, вплоть до 1927 года «Красин» именовался «Святогором».

^10.Какая там тень, от этого храма. За ним дистрофик-то не спрячется. А тут богатырская фигура Ленина.

^11.Троцкий ему что ли присылал из Мексики?

^12.Собака Троцкий? Точно, Троцкий из Мексики присылал коробками пахитоски…

^13.Сердце, вернее душа, в животе только у японцев. А Сталин японцем не был.

^14.Невероятная глупость! Перевод с вьетнамского: «Пожарная служба! Полиция! Скорая помощь! Больно… Врача…» А Сталин вьетнамцем не был.

^15.Полное незнание элементарных норм русского языка. Двойка, нет, единица, кол!!!

^16.Опять вьетнамский: «Так себе, так себе». Впрочем, возможно, Сталин в полубреду слышал переговорные африканские тамтамы? Но Сталин негром не был.

^17.В паланкин обернуться нельзя. Можно обернуться вокруг паланкина. Паланкин может обернуться вокруг вас. Но в паланкин обернуться категорически невозможно.

^18.Ночью – в Кунсткамеру? Неужели это была «ночь музеев»?

^19.Может быть, «арахнофилия»? Впрочем, после столь страшного преступления можно получать некоторое удовольствие и от лицезрения и тактильных контактов с пауками.

Источник

Цитировать великих деятелей часто оказывается гораздо проще, чем понимать и переосмыслять их наследие. Можем ли мы сказать, что левые определились с местом Троцкого в своей системе координат? Со сталинистами всё ясно. Они и раньше, и теперь, и, видимо, всегда будут возводить на Троцкого напраслину. Другие же левые в разной степени считают Троцкого источником своей идеологии, что, на мой взгляд, приводит к избитым заблуждениям. Насколько актуальны идеи Троцкого в XXI веке? Возможно ли единение троцкистов и сталинистов? И есть ли будущее у троцкизма сегодня? Об этом и пойдёт речь в этой статье.

Сразу же хочу оговориться, что целью статьи не является как-то принизить Льва Давидовича Троцкого. Лично для меня Троцкий остаётся одной из самых больших фигур XX века. Его организаторский и писательский талант несомненен. Его вклад в революцию, в строительство Красной армии, в победу в Гражданской войне неоспорим и навсегда войдет в историю, вопреки любым фальсификациям. Его борьба со сталинщиной, его прогнозы насчёт СССР и будущего человечества действительно во многом оказались верными. Во многом, но не во всём. Всё это автору знакомо, всё это хорошо известно. Речь же пойдёт о том – в чём и почему ошибся Троцкий?

Сегодня политический марксизм как никогда стал орудием правящих классов и утратил своё революционное содержание. Им прикрываются встроенные в систему партийные и профсоюзные боссы, проворачивая свои делишки. Его используют банановые диктаторы для обоснования своего господства. Им оправдывают войны и интервенции. Не осталось в мире такой гнуси и мрази, которой бы разного рода марксисты не поспешили бы выказать свою горячую поддержку. Сегодня левые в самом катастрофическом положении за всю свою историю. В таких условиях троцкистская мифология превратилась в религию и только продолжает тянуть левых на дно. Но обо всём по порядку.

Вместо исторической справки

Лев Давидович Троцкий (настоящая фамилия – Бронштейн) – российский революционер, теоретик и практик марксизма. На II съезде РСДРП первоначально поддерживал Ленина, затем – меньшевиков. Однако вскоре отошёл от этих фракций и стал «межрайонцем». Во время Первой русской революции в 1905 г. – председатель Петербургского совета рабочих депутатов. После падения монархии вернулся в Россию и примкнул к большевикам. В революции 1917 г. – председатель Петроградского совета рабочих депутатов. Занимал пост Наркома иностранных дел и вёл переговоры с Германией. После этого – Нарком по военным и морским делам и Председатель революционного военного совета. Сыграл большую роль в строительстве вооружённых сил Советской республики. С болезнью и смертью Ленина – один из лидеров оппозиции в ВКП(б). В 1927 г. снят со всех постов, отправлен в ссылку. В 1929 г. выслан за пределы СССР. После высылки из СССР — создатель и главный теоретик Четвёртого интернационала. В своих работах обличал Сталина и его режим. Был убит агентом НКВД Рамоном Меркадером в Мексике в 1940 г.

Иосиф Виссарионович Сталин (настоящая фамилия – Джугашвили) – российский революционер, руководитель СССР. С 1903 года – большевик. Один из организаторов забастовки нефтяников в Баку в 1904 г. После революции 1917 г. – Нарком по делам национальностей. В Гражданскую войну входил в состав Реввоенсоветов Западного, Южного, Юго-Западного фронтов. В 1922 г. был избран Генеральным секретарём ЦК РКП(б). После смерти Ленина одержал победу во внутрипартийной борьбе. С 1929 г. – фактически хозяин положения в партии и стране. При нём была проведена крупнейшая индустриализация в истории страны, одержана победа во Второй мировой, СССР распространил своё влияние на Восточную Европу и Азию, получил ядерное оружие и статус сверхдержавы. Также его правление отметилось массовыми репрессиями против отечественных и зарубежных коммунистов, большим голодом в деревне, депортациями народов, созданием системы концентрационных лагерей и использованием труда заключённых.

Существует превратное понимание борьбы Троцкого и Сталина как борьбы проекта «мировая революция» против проекта «строительство социализма в одной стране». В самом упрощённом виде, согласно этому мифу, фанатичный Троцкий призывал бросить всё на мировую революцию и штурмовать Европу, в то время как дальновидный Сталин предлагал сначала закрепиться в одной стране, а потом уже распространять социализм. На самом деле причины их противостояния носили более глубокий характер.

Во-первых, Троцкий и оппозиция НИКОГДА не выступали против строительства социализма в Советском Союзе. Это заблуждение:

«Речь идёт, разумеется, не о том, можно ли и должно ли строить социализм в СССР. Такого рода вопрос равноценен вопросу о том, может ли и должен ли пролетариат бороться за власть в отдельной капиталистической стране. На этот вопрос ответил ещё «Манифест коммунистической партии».

Пролетариат должен стремиться завоевать власть в своей стране, чтобы затем расширить свою победу на другие страны. Наша работа над строительством социализма есть такая же составная часть мировой революционной борьбы, как организация стачки углекопов в Англии или строительство заводских ячеек в Германии.

Может ли пролетариат в Германии, отдельно взятой, завоевать власть? Конечно, может. Но реальное осуществление этой возможности зависит не только от внутреннего соотношения сил, но и от мировой обстановки». [1]

«Вопрос состоит не в том, строить советскую экономику или нет. Я был среди первых, кто предложил индустриализацию и пятилетний план, но не для замены мирового движения. Это был наш хозяйственный долг в наших границах, и в то же время нужно было также действовать в духе Коммунистического Интернационала на мировой арене. Речь идёт о том, достаточно ли только оставаться в наших границах и поворачиваться спиной к мировому движению».[2]

В свою очередь и сталинисты вовсе не призывали совсем отказаться от поддержки мирового рабочего движения, они лишь говорили о передышке, которая необходима СССР, пока мировая революция откладывается. Лозунг о построении социализма в отдельно взятой стране, базирующийся на разрозненных цитатах из Ленина, был выдвинут Сталиным в декабре 1924 года. Николай Иванович Бухарин придал расплывчатой теории национального социализма более-менее стройную форму, хотя внятно она нигде обоснована так и не была. Что будет дальше известно — СССР будет руководствоваться исключительно своими узконациональными, геополитическими интересами, поддерживая или отталкивая антикапиталистические движения по своему усмотрению:

«Если же государственные интересы Советского Союза не совпадают с интересами социалистической революции, то решали всегда интересы государства. Египет —буржуазная страна, хотя и занимающая антиимпериалистическую позицию, но в которой коммунистическая партия запрещена и сотни коммунистов «находятся в тюрьмах — получил от Советского Союза экономическую помощь и помощь оружием, объём которой уже достиг полумиллиарда долларов, а возможно, даже больше. Аналогично в политическом отношении положение и с Алжиром. Предпочтение отдается государственным интересам иногда даже в трагических ситуациях: Ирак при предыдущем режиме (по американским источникам) получил от Советского Союза помощи на 500—1000 млн. долл. Из советского оружия сейчас расстреливают в Ираке коммунистов, с его помощью правящий режим осуществляет белый террор…

Но самый вопиющий пример предпочтения государственных интересов — или ложно понятых государственных интересов — требованиям международной пролетарской солидарности представляет собой поведение Советского Союза в конфликте между Индией и Китаем!

Мы вернёмся позже к вопросу о том, кто является виновником обострения этого не имеющего сколько-нибудь важного значения для обоих государств пограничного конфликта. Но — факт, что в конфликте между социалистическим и капиталистическим государствами Советский Союз поддержал капиталистическое государство — как в сфере дипломатической, так и поставками оружия. Я спрашиваю: возможно ли было бы такое при жизни Ленина? Конечно, нет!..» [3]

Мировая революция начнёт исчезать из лексикона правящего класса СССР только где-то после 1936-го, а уж после Второй мировой эти слова вообще будут восприниматься всеми как наивная романтика революционных времен…

Во-вторых, если мы обратимся к работе Ричарда Б. Дэя «Лев Троцкий и политика экономической изоляции», то увидим, что Троцкий выступал за интеграцию советской экономики в международную как шаг к мировой революции[4]. Дэй аргументированно доказывал, что полемика Сталина и Троцкого носила прежде всего экономический подтекст. Троцкий утверждал только то, что строительство социализма в отдельной, экономически изолированной стране является невыполнимой задачей: строительство же социализма в единственной стране, участвующей в мировой экономике, было, по версии революционера, вполне осуществимо. К тому же Троцкий настаивал на ускоренной индустриализации, в то время как Сталин поначалу был НЭПманом – защищал мелкого частника в деревне, т.е. точку зрения Бухарина о медленном «врастании» крестьянина в социализм. Троцкого обвинили в попытке ограбить деревню, что не помешало Сталину — уже после его разгрома — принять программу своего противника.

Ключевой в троцкизме стала идея термидора (название месяца во французском революционном календаре), то есть перерождения революции в её противоположность. Лев Троцкий стал считать СССР «деформированным рабочим государством». По его мнению, это государство было противоречивым – оно сохраняло свой прогрессивный характер ввиду планового хозяйства, но правящая бюрократия стремительно перерождалась в новых капиталистов. Борьба Сталина и левой оппозиции оказала влияние на всю историю страны. Тысячи людей были расстреляны или брошены в тюрьму по обвинению в «троцкизме». Уже поэтому внутрипартийная борьба в ВКП(б) заслуживает всестороннего освещения. Но не будем разбирать всю подноготную той борьбы, благо об этом написано достаточно исследований. Например: А.В. Резник «Троцкий и товарищи: левая оппозиция и политическая культура РКП(б)», К.В. Скоркин «Обречены проиграть», О.Г. Назаров «Сталин и борьба за лидерство в большевистской партии в условиях НЭПа» и, конечно, семитомный труд Вадима Захаровича Роговина «Была ли альтернатива?». Перейдём же к нашей теме – каковы были главные ошибки Троцкого, и к чему они привели современных коммунистов троцкистской традиции?

Троцкий во внутрипартийной борьбе

То и дело встречаются ещё насмешки над большевиками в духе, что они, мол, революцию творили, а то, что они имеют свойство перерождаться, не учли, глупые. Но это не так. Большевики хорошо знали историю Французской революции. Ленин много раз писал, что подобный финал не исключён и в его партии и предупреждал об этом в своих работах. И всё же советский термидор несколько выбил Троцкого из колеи. Это отмечали все его соратники. По воспоминаниям Григория Исаевича Григорова, Лев Давидович стал совсем не похож на того решительного Троцкого, которого все привыкли видеть. Он всё время запаздывал в анализе ситуации, был на шаг позади событий. Держался за догмы, а реальность принимал очень неохотно. Судите сами – сначала Троцкий упорно отказывался признать перерождение режима в СССР и необходимость создания новой революционной организации, а всё твердил, что в ВКП(б) ещё остались здоровые элементы. Хотя другие левые доказывали Льву Давидовичу, что он заблуждается[5]. И лишь с полным своим разгромом он признал термидор свершившимся. Троцкий отказывался ставить вопрос о создании нового Интернационала, но после очевидности полного банкротства Коминтерна вынужден был сделать и это. И до конца своих дней Троцкий отказывался признать капитализм в СССР, то есть признать его абсолютно НЕ рабочим государством (возможно, проживи он чуть больше, он опять же прозрел бы и прислушался бы к мнению своих товарищей и своей супруги, которые оказалась мудрее).

Нельзя сказать, что с болезнью и смертью Ленина сразу же вспыхнула борьба между Сталиным и Троцким. Лев Давидович поначалу считал главным выразителем интересов бюрократии Каменева и Зиновьева. «Уроки Октября» Троцкого остриём своей критики были направлены именно против них. Он ещё не понимал, что Сталин – его главный противник, да и Зиновьев с Каменевым недооценивали своего союзника. Но даже к концу 20-х Троцкий всё ещё главную опасность видел в НЭПманах – в группировке Бухарина. И считал Сталина «меньшим злом». И всё же нужно отдать мятежному Предреввоенсовета должное – в отличие от многих своих сторонников он не купился на сталинский поворот влево (к индустриализации), не стал отрекаться от своих взглядов, а прошёл свой путь до конца. Борьба Троцкого пусть и сопровождалась ошибками, но её всё же можно назвать оппозицией. Он не отступил и не сдался.

Однако следует отметить, что Лев Давидович действовал нерешительно, охотно шёл на компромиссы с ЦК, боялся выносить сор из избы, о многом молчал, а когда заговорил – было поздно. Так, в угоду партийной дисциплине, он резко выступил против своего сторонника Макса Истмена, пытавшегося сказать в печати о «Завещании Ленина», о критике Сталина Лениным[6]. Троцкий назвал любые речи о расколе в партии, о спрятанном «Завещании Ленина» выдумками и вздором. А ведь именно благодаря Истмену мир впервые узнал о подобном документе. Мудрено ли, что Истмен и некоторые троцкисты, разочаровавшись, уходили в либералы и социал-демократы (что некоторые с видимым удовольствием преподносят как доказательство «буржуазности троцкизма»). То есть Троцкий сам себя лишал своего же козыря! И потом те же троцкисты будут выступать с требованиями выполнить «Завещание Ленина» – снять Сталина с поста генсека! Когда сталинисты укажут троцкистам на их непоследовательность, последним будет нечего возразить. Напрасно Лев Давидович пытался доказать ЦК своё миролюбие, это ему не помогло.

Троцкий до последнего рассчитывал решить дело со Сталиным миром и даже после собственной высылки писал увещевательные письма в ЦК. Одно их таких он начинал словами: «Я считаю своим долгом сделать ещё одну попытку обратиться к чувству ответственности тех, кто руководит в настоящее время советским государством. Обстановка в стране и в партии вам видна ближе, чем мне»[7]. И далее говорил о том, что нужно совместными усилиями «возродить партию». Со своей стороны, Троцкий обещал максимально возможную лояльность левой оппозиции при условии её возвращения в политику.

Вообще изначально Троцкий с Лениным жёстко выступали против «рабочей оппозиции» и других ультралевых, а потом сами же вынуждены оказались повторять ряд их тезисов. Известно, что под конец жизни Владимир Ильич громче, чем обычно, заговорил о бюрократии. А Лев Давидович, который до этого клеймил доводы оппозиции, что в партии нет свободы слова, как «мелкобуржуазные», вскоре вынужден стал сам ратовать за внутрипартийную демократию. Но конец ей был положен вовсе не при Сталине, а ещё на X съезде РКП(б), который принял так называемую резолюцию «О единстве партии». Она объявляла споры «непозволительной роскошью» и фактически ставила под запрет фракции в партии. Другое дело, что эта резолюция была продиктована исключительными обстоятельствами полыхающего Кронштадтского мятежа и крестьянских восстаний. Большевики много раз за Гражданскую войну были на волоске, но не шли на ограничение внутрипартийной демократии. В этот же раз была принята подобная мера, хоть она и предполагалась как временная, но в итоге стала постоянной. Именно на эту бумажку ссылался Сталин, когда громил всех, кто выступал против генеральной линии партии. К тому времени Иосиф Виссарионович уже обеспечил себе в ЦК послушное большинство. А те, кто против, клеймились раскольниками. Зато Сталин действительно производил на многих впечатление борца за заветы Ильича.

При этом Троцкий в своей борьбе так и не смог солидаризироваться ни с группой демократического централизма, ни с «рабочистами». Так один из лидеров «децистов» Тимофей Сапронов в письмах нападал на позицию Троцкого за его утверждение о том, что СССР остаётся страной диктатуры пролетариата и новая партия не нужна. Когда Лев Давидович признает ошибочность своего последнего тезиса, будет слишком поздно – оппозицию разгромят, а левые окажутся в ссылках и политизоляторах.

Итак. Троцкий стремился не обострять внутрипартийные разногласия и не пользовался всеми своими преимуществами. Он не раз шёл на попятную и, подчиняясь партийной дисциплине, признавал перед своими врагами отдельные «ошибки». Фактически играл в поддавки. Он не смог до конца договориться с другими оппозиционерами. Даже в эмиграции Троцкий откажется от какого-либо сотрудничества с Гавриилом Мясниковым. Троцкий всё ещё лелеял надежду занять своё место в рядах партии, и поэтому тогда ещё не осуждал её столь решительно и бесповоротно, как это будет позже. Но всё это объяснимо. Понять, что партия уже не та, что вчерашние товарищи – нынче совсем не товарищи, было непросто даже старым большевикам. Троцкий тщетно взывал к благоразумию партии, но вскоре его стратегия меняется…

Троцкий о советском термидоре

Немаловажный момент – Троцкий вовсе не открыл Америку, когда заговорил о советском термидоре. О бюрократизации партии и её отрыве от рабочего класса «рабочая оппозиция» Шляпникова и Коллонтай писали ещё в 1921 году. Со своей стороны, о перерождении партократов в новых буржуа заявляли «децисты». Им вторил рабочий и профессиональный революционер Гавриил Мясников, подчёркивая, что власть узурпировали «дворяне Ленин и Троцкий». О предательстве Октября в 1918 году говорили левые эсеры. Можно пойти ещё дальше – меньшевики с самого начала утверждали, что вся авантюра большевиков выльется в кровавую диктатуру с тираном во главе. Они называли Ленина «Володька-Робеспьер», подчёркивая тем самым, что большевики суть русские якобинцы. И в случае победы они пройдут по той же колее. Русская революция ведь и правда до боли была похожа на Французскую. И как французский термидор был исторически объективен, так и русский (который, напомню, Троцкий первоначально категорически отрицал):

«Религиозная приверженность мифу о «пролетарском» Октябре мешает Троцкому признать очевидное: «сталинский бонапартизм» соответствовал степени экономического развития российского общества в 1917 году точно так же, как «якобинский бонапартизм» вписывался в революционный процесс во Франции, начавшийся в 1789 году. Октябрьская революция не была «предана» Сталиным, она, напротив, раскрыла благодаря Сталину свой подлинный характер, обусловленный исторически и экономически. Впрочем, прежде чем заметить «термидорианский» и «бонапартистский» характер правления Сталина, Троцкий утверждал, будто «исторические аналогии с Великой французской революцией (крушение якобинцев!), которыми питаются и утешаются либерализм и меньшевизм, поверхностны и несостоятельны» (Троцкий Л.Д. Новый курс). В 1927 году Сталин не упустил случая припомнить эту фразу Троцкому, который за три года «успел эволюционировать в сторону «меньшевизма» и «либерализма»» (Сталин И.В. Троцкистская оппозиция прежде и теперь// Сочинения, т. 10, с. 202)»[8].

Александр Шляпников и Александра Коллонтай, Христиан Раковский и Валериан Осинский, Тимофей Сапронов и Владимир Смирнов – все они по-своему описывали перерождение советского режима. И многие вещи они отметили даже гораздо лучше того же Льва Давидовича. Но почему же именно он стал символом левой альтернативы сталинизму? Почему именно с ним связывают саму концепцию о советском термидоре? Во многом это произошло благодаря авторитету Троцкого, его славе. Сталину было боязно держать его даже в заточении, и он предпочёл выслать Льва революции из страны. Другим же товарищам Троцкого повезло меньше – они продолжали оставаться в тюрьмах и ссылках и не могли себе позволить обширную публицистику о сталинизме. Зато Троцкий, оказавшись за границей, развил кипучую деятельность. Можно предположить, что тот же Раковский, окажись он на свободе, смог бы разоблачать сталинизм не хуже.

Но кто же был прав в своём анализе перерождения русской революции? «Рабочая оппозиция?» «Децисты?» Троцкисты? Или может быть эсеры и меньшевики? Когда наступил этот самый термидор? Где та точка невозврата, после которой «правильная» революция вдруг стала «неправильной»? У всех были свои критерии. Для кого-то рубежным моментом стала резолюция «О единстве партии». Для кого-то гибелью всех идеалов стал разгон Учредительного собрания. А для кого-то вообще Брестский мир и привлечение большевиками в армию царских офицеров. Что из всего этого считать тактической необходимостью, а что отступлением от революции?

Но и это ещё не все версии о «предательстве» революции в России! У сталинистов тоже есть своя мифология термидора, первопроходцами которой можно считать Мао Цзэдуна и Энвера Ходжа. Её с удовольствием взяли на вооружение и наши сталинисты и при случае поднимают на щит. По их мнению, руководство СССР отошло от строительства социализма после смерти Сталина. Пробравшиеся в ряды партии ревизионисты во главе с «троцкистом» Хрущёвым предали дело Ленина-Сталина, а на XX съезде опорочили имя вождя. В стране восторжествовал госкапитализм (весомые доказательства того, как экономический базис при Хрущёве кардинального изменился, естественно, они предъявить не могут), а вскоре бюрократия переродилась в чистых буржуа и развалила великий и могучий СССР. Повесить всех собак на Хрущёва, а эпоху до него рассматривать исключительно в радужном свете оказалась очень удобно. Из всех левацких мифологий, пожалуй, эта самая популистская и обещает долго жить. Но на самом деле сталинская концепция термидора также несостоятельна, как и троцкистская.

Сам Троцкий не выделял точный момент, когда партия вдруг переродилась. Но связывал это с затуханием мирового революционного движения (прежде всего в Германии в 1923 г.), которое, мол, автоматически усилило позиции консервативной бюрократии, и она смогла выдвинуть идею национального социализма. Её успех Троцкий также объяснял низким уровнем политической грамотности населения, малочисленностью рабочего класса, общей отсталостью России и т.д. Сразу же отмечу, что в дальнейшем рабочий класс позволил утвердиться сталинской бюрократии и в более-менее развитых странах. Но об этом позже. Главное же в том, что своё с Лениным правление Троцкий продолжить считать, ничтоже сумняшеся, диктатурой пролетариата в противовес сталинской диктатуре секретариата, диктатуре бюрократии. Но партийная бюрократия возникла с первых дней большевистской власти. И о том, что её аппетиты становятся пугающими, «рабочая оппозиция» опять же говорила. И разве сам-то Троцкий не бюрократ? Но ленинскую бюрократию он защищал. Почему им с Лениным можно было считать свою партию авангардом и выразителем рабочего класса, а Сталину нельзя? Разве Сталин как-то кардинально изменил созданную ими систему? От ленинского-троцкистского мифа о своей «диктатуре пролетариата» был всего один шаг до сталинско-бухаринского мифа о «социализме в одной стране».

Но любому непредвзятому марксоведу придётся признать, что в реальности никакого социализма и диктатуры пролетариата еще не существовало. Ни в Парижской коммуне, ни в России. С самого начала Октября это была диктатура кучки интеллигентов-марксистов. Даже несмотря на то, что Советы тогда ещё не стали абсолютной декорацией, все большие вопросы решались кулуарно. Партийная бюрократия сразу взяла всё в свои руки. И тут мы переходим к главному! Можно явственно проследить, что, чем дальше партийная бюрократия изгоняла Троцкого от себя, тем смелее и радикальнее становились его оценки. Взгляды Троцкого менялись прямо пропорционально его положению. И всё равно Троцкий не мог решительно и бесповоротно осудить советскую бюрократию, потому что сам вышел из «сталинской шинели». Отсюда все его ошибки. Его анализ природы СССР был половинчатым, очень непоследовательным. Он неминуемо идеализировал свой с Лениным режим, свои с Лениным отношения. Сталинизм он видел как досадное недоразумение, как язву на здоровом теле революции, которая при оптимистическом варианте пройдёт.

В своей автобиографии Троцкий практически никому не даёт положительных характеристик. Бухарин у него – бесхребетный плакса, Зиновьев – трус и паникёр, Сталин – посредственность и интриган, Ворошилов – буржуйчик. У непредвзятого читателя может возникнуть вопрос: «Если вот такие вот кадры представляли собой большевистскую партию, то как вообще большевики могли вести людей к счастью и свободе трудящихся? Могло ли у них получиться хоть что-то, кроме ада кромешного?» И лишь один Владимир Ильич сияет солнышком во всём этом мраке! В своих мемуарах Лев Давидович рисует просто идиллические беседы с Лениным. И, конечно же, только он, Троцкий, остаётся его самым верным учеником, который единственный стоит на страже заветов Октября и продолжает дело ленинизма.

Троцкий не щадит никого, даже своих сломавшихся товарищей, которые капитулировали перед Сталиным. Большевистскому изгнаннику легко было критиковать – ласковая своим климатом заграница давала ему такую возможность, в то время его единомышленники замерзали в Сибири. Кроме Ленина, канонизации от Троцкого удостаиваются разве только те, кому повезло не дожить до кульминации его внутрипартийного противостояния со Сталиным. Например – Свердлов и Дзержинский. Что характерно – по этой же причине они почитались и в официальном советском пантеоне!

Троцкий объяснял сталинизм разными причинами, но предсказал он его ещё в 1904 году, в свою бытность критиком только рождающегося большевизма:

«Таким образом, если «экономисты» не руководят пролетариатом, потому что плетутся за ним, то «политики» не руководят пролетариатом, потому что сами исполняют его обязанности. Если «экономисты» спасались от громадности задач тем, что отводили себе скромную роль – шествовать в хвосте истории, то «политики» решают вопрос тем, что пытаются превратить историю в свой собственный хвост…

Партийная организация «замещает» собой партию, Ц.К. замещает партийную организацию, и, наконец, «диктатор» замещает собой Ц.К. Далее, к тому, что комитеты делают «направление» и отменяют его в то время, как «народ безмолвствует»; во внешней политике эти методы проявляются в попытках давить на другие общественные организации отвлечённою силой классовых интересов пролетариата, а не реальной силой пролетариата».[9]

Сам Троцкий уже позднее предпочёл бы не вспоминать об этих словах. Зато за них, как и за всё его антибольшевистское прошлое, с радостью ухватились его противники. Данное пророчество Троцкого снискало популярность у всех критиков большевизма. Несомненно, что большевизм стал величайшей в мире попыткой пришпорить историю, навязать ей свой ход. И то, что в становлении сталинизма партийный диктат сыграл не последнюю роль, тоже верно. Но сам Троцкий отрекался от всех своих слов и целиком и полностью признавал правоту Ленина во всём. По-видимому, Лев Давидович всё же лукавил, когда в своих произведениях посыпал себе голову пеплом и объявлял себя заблудшей овечкой. Понимал ли он, что не так уж преступны были его слова? Не мог не понимать! Но, как будто каясь за то, что столько лет был противником Ленина, теперь он сам же способствовал канонизации его образа (которая не так уж сильно отличалась от сталинской). Ведь сакрализация Ленина позволяла Троцкому изображать и себя его верным наследником. Таким образом, троцкистская историософия русской революция – это ложь. Это красивая сказочка, в которой Великий Октябрь у настоящих ленинцев украли гады-бюрократы.

Не обходил вниманием Троцкий и момент, когда Сталин занял пост генерального секретаря. Лев Давидович отмечал, что Сталин стал вождём бюрократии, хозяином положения и диктатором уже тогда, сам ещё не понимая этого. При этом, по воспоминаниям Троцкого, выходило так, будто бы Сталин стал генсеком чуть ли не случайно, исключительно благодаря Зиновьеву, а Ленин этого как будто бы и не хотел. Таким образом, Троцкий выводил Сталина как явление ненормальное, чуждое большевизму. И в троцкистской мифологии утвердился образ Сталина-паука, плетущего свои хитрые сети. Сталин был проворен, безусловно. Но он вовсе не был посредственностью, выброшенной «мутной исторической волной на трон термидора», как выражался Троцкий. Кобу высоко ценили как надёжного товарища, считали «кавказским Лениным». Я уже упоминал о так называемом «Завещании Ленина», интересна работа историка Валентина Сахарова, который подвергает серьёзному скепсису сам этот документ в монографии «Политическое завещание Ленина реальность истории и мифы политики». Лично я не поддерживаю точку зрения, будто это была «троцкистская фальшивка», подробнее критика подобной теории и вообще работы Валентина Александровича представлена здесь — «Продолжение споров вокруг политического завещания Ленина. 4 взгляда на одну книгу»[10] . Но вот немаловажный момент – мало кто их троцкистов обращает внимание, что Владимир Ильич называет и Сталина, и Троцкого выдающимися вождями: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. Тов. Троцкий, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела. Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу»[11]. Осуждая Сталина, Троцкий отказывался признать себя его бедным родственником. Ещё подробнее об этом будет сказано дальше – в пункте «Троцкий о природе СССР».

И хоть Лев Давидович верно отмечал, что вернуться назад к Марксу невозможно, сам он вёл свою борьбу под знаменем возрождения подлинного большевизма-ленинизма.
— Да, — говорил он, — сталинизм вырос из большевизма, но вырос неправильно, контрреволюционно!
И утверждал, что большевизм за сталинизм не отвечает. Но насколько вообще допустима сама такая мысль, что большевизм и сталинизм не имеют ничего общего? Сама постановка вопроса о «правильной теории» и «никудышной практике» – не научна и противоречит и диалектике, и материалистическому пониманию истории! Как гласит известное изречение: «Практика – критерий истины!» Так можно докатиться до позиции, что христианство не имеет ничего общего со святой инквизицией. На самом же деле между тем, что писал Маркс и делали большевики есть прямая корреляция.

Нельзя марксистам так просто откреститься от большевиков, которые в своей деятельности клялись Марксом и свершали революцию во имя его. Нельзя марксистам откреститься от Сталина, которого миллионы людей в мире называли корифеем марксизма, и он вершил судьбами этого учения. Нельзя откреститься и от Пол Пота, который тоже считался среди парижских марксистов подающим надежды и уважаемым товарищем[12]. В конце концов, нельзя так просто откреститься от всех нынешних компартий, которые подобно социал-демократии уже ни о какой революции рабочего класса всерьёз и не помышляют. Всё это прямые порождения Маркса. Разумеется, Маркс несёт за Ленина, Сталина, Мао, Пол Пота определённую ответственность. Такую же, как отец за своего сына, ставшего серийным убийцей…

Именно поэтому вернуться назад, к какому-то там «подлинному марксизму», нельзя. Тот путь, который прошёл марксизм, – это данность, которую не изменить. Меньшевики считали, что Маркса извратили большевики, троцкисты полагали, что это сделали сталинисты. Но даже близко знавший Ленина и ставший его противником Николай Валентинов-Вольский вынужден был признать, что меньшевики в итоге оказались ещё более догматичными и ограниченными, чем большевики. Как бы мы не относились к тем или иным деятелям, но нам придётся признать, что любая теория советского термидора сама по себе – чистейший идеализм. Все эти теоретики следовали известной методологии «техасского стрелка», то есть подгоняли удобные факты под свою концепцию, а неудобные просто не замечали. Один из постмарксистских мыслителей Корнелиус Касториадис замечал по поводу марксизма и его «перерождения» следующее:

«Появление бюрократии хотели объяснить локальными и случайными факторами: отсталостью России, гражданской войной, изолированностью революции. Таков был тезис Троцкого, а сегодня ещё один исторический фарс… Но эта марксистская интерпретация недостаточна и несовершенна. Бюрократизация в капиталистических странах находит для себя и другой источник, не зависящей ни от какого огосударствления собственности (как показывает случай с США), и выходит далеко за рамки простого регулирования экономики. Наконец, само рабочее движение вот уже 90 лет является мощным источником бюрократизации… В рамках рабочих, профсоюзных и политических организаций сложилась бюрократия, которая господствует над последними. Иными словами, рабочее движение заимствовало капиталистическую модель организации и капиталистические значения таких терминов, как «иерархия», «специализация», «разделение на руководителей и исполнителей»… Современный тоталитаризм – оригинальное явление, выходящее за рамки всех «объяснений», которые ему желали бы дать. Это не азиатский деспотизм, и не деформированное рабочее государство. Очевидно, что тоталитаризм так или иначе укоренён в эволюции капитализма. Но также очевидно, что такая эволюция не «объясняет» и не «обуславливает» тоталитаризм – в противном случае, она порождала бы его повсюду и всегда…

Насколько поверхностно и смехотворно утверждать – как требует сегодня мода – что Маркс есть ГУЛаг, настолько же глупо отделять политическую теорию от вдохновлённой её практики. На самом деле, между центральными элементами мысли Маркса и тем, чем стал марксизм, есть крепкие узы»[13].

Истинный характер великих революций становится понятен лишь спустя столетие. Посему русская революция и её термидор в наше время требует совсем иного подхода и иных оценок. Троцкистское видение как неоспоримое здесь не годится. Все критики советского строя из социалистов были правы в отдельных моментах, и не правы в целом. Ни февралисты, ни меньшевики, ни большевики в мыслях не могли предположить все последствия своих действий. Они думали, что управляют историей, но история играла ими. Царизм породил Февраль, Февраль породил Октябрь, Ленин породил Сталина. Всё это обусловливало друг друга. Разумеется, сталинизм очень сильно ушёл от первоначальных целей Октября. И Ленин бы никогда не смог принять все деяния Сталина. Но и Ленин отходил от многих постулатов марксизма. Живая практика всегда вносит своё в теорию. Поэтому мы можем условно говорить о некоем «перерождении» русской революции, но по итогу это было её вызревание, её развитие. Назвать сталинизм абсолютным извращением ленинизма нельзя. Как нельзя назвать и 1991-й год контрреволюцией. Ведь у власти осталась всё та же бюрократия, всё те же бенефициарии из КПСС. И в этом без всякого пафоса и состоит историческое величие русской революции – в том, что этот процесс всё ещё не закончен и продолжается. Мы живём в ней. Пока мы ещё не касались изъянов в троцкистском анализе СССР, но, кажется, пора…

Троцкий о природе СССР

Теория «деформированного рабочего государства» с самого начала вызвала много вопросов у сторонников Троцкого. Но Лев Давидович очень ревностно отстаивал свою концепцию. Из-за своего упрямства и догматичности Троцкий потерял многих своих товарищей. Прежде всего он рассорился с храбрым революционером и хорошим писателем Виктором Сержем. И дело даже не в разногласиях касательно природы СССР и Кронштадта. Троцкий совершенно ошибочно приписал Сержу многие взгляды, которых у того не было, и заклеймил его в своей статье «Их мораль и наша». Отчасти это произошло благодаря умелым провокациям советских спецслужб[14]. Отошёл от теории «деформированного рабочего государства» и создатель Маркс-Ленин-Люксембург фронта Хенк Сневлит, встретивший свою смерть от рук нацистов пением «Интернационала». Троцкий во многом зря шельмовал испанскую POUM, которая в это время была меж молотом Франко и наковальней Сталина. Троцкий потерял германский «Ленинбунд». И даже его жена Наталья Седова и близкий друг Альфред Росмер выступили с критикой его концепции и позже признали наличие в СССР капиталистических отношений.

Так какова же главнейшая ошибка Льва Троцкого? Безусловно это его фетиш плановой экономики. Он продолжал считать план важнейшим доказательством того, что СССР – всё ещё «рабочее» государство. В «Преданной революции» Троцкий пишет: «Национализация земли, средств промышленного производства, транспорта и обмена вместе с монополией внешней торговли составляют фундамент советской общественной структуры. Эти отношения, установленные пролетарской революцией, служат для нас основанием для того, чтобы считать Советский Союз государством пролетарским»[15].Но время шло. И чем дальше, тем больше сомнений стали вызывать слова Льва революции у его соратников. Можно ли считать на основе одной лишь национализации рабочим государство, где рабочие не имеют хоть сколько-нибудь независимых профсоюзов, фактически не имеют голоса, трудятся в бешеном режиме пятилетних планов и подвергаются уголовному преследованию за опоздания на работу? Можно ли считать рабочим государство, в котором проводятся массовые расстрелы коммунистов, а в идеологии пускает корни имперский национализм? И можно ли считать рабочим государство, которое заключает договоры с фашистами и делит с ними Европу? Именно это стало последней каплей для многих левых, которые в итоге предпочли порвать с троцкизмом. Но вождь IV интернационала всё говорил, что «пока остаётся плановое хозяйство, СССР сохраняет пролетарский характер».

При этом многие левые, которые отпочковались от ортодоксального троцкизма (Рая Дунаевская, Ги Дебор, Корнелиус Касториадис и даже Тони Клифф) смогли внести что-то новое и обогатить социалистическую мысль. И наоборот – почти все ортодоксальные троцкисты деградировали до сект не смогли создать ничего стоящего. В основной же своей массе, скажем прямо, троцкисты до сих пор просто пережёвывают всё сказанное когда-то Львом Давидовичем.

В задачу этой статьи не входит дать исчерпывающий ответ на вопрос «Чем же был СССР?», это тема отдельного исследования. Но кое-какие свои мысли я попытаюсь донести. На мой взгляд, какой бы ярлык мы на СССР не повесили (индустрополитаризм, этатизм, госкапитализм), нам придётся признать, что это был если не капитализм, то явно строй парный ему, практически идентичный. И считать его самым лучшим и прогрессивным в истории мне видится опаснейшим заблуждением.

Я уже писал про связь большевизма с «Пробуждением Азии» в статье «Об истоках любви и ненависти Кремля к Сталину»[16]. Повторюсь. В догоняющих странах со слабой национальной буржуазией и малочисленным рабочим классом бюрократия вынуждена была решать все те задачи, что буржуазия решить не смогла. Как то: аграрный вопрос, рабочее законодательство, гендерное и национальное равноправие, модернизация промышленности и т.д. Большевизм дал новый импульс «пробуждению Азии», стал его важной вехой. Он вывел из тупика все те страны, что не могли нормально развиваться в рамках рыночного капитализма, и покончил с феодальными пережитками. Он помог им подняться над собой, произвести первоначальное накопление капитала, создать индустрию, хоть как-то подтянуться до уровня развитых стран. Но! Перешагнуть сам капитализм все эти страны оказались не в состоянии и под тяжестью сталинизма провалились в него. Таким образом, по моему мнению, советская модель (плановый капитализм) вовсе не была «неудачной попыткой строительства социализма», как это с радостью любят констатировать антикоммунисты. Это был мостик для отсталых стран всё к тому же рыночному капитализму. Недаром это дало повод Юрию Ивановичу Семёнову говорить о советском строе как о новом «азиатском способе производства».

В этом и есть парадокс. Большевики, искренне желая уничтожить капитализм, по факту прокладывали ему в России дорогу. В самые суровые свои годы СССР являл собой казарменный и самый «дикий» капитализм. С адской эксплуатацией, с суровыми условиями труда, с крайней милитаризацией экономики, с отсутствием независимых организаций трудящихся, с жестоким подавлением протестов рабочего класса. Что-то из этого сопровождало Советский Союз на протяжении всего его существования. Андрей Иванович Колганов утверждал, что «никому ещё не удалось доказать, что бюрократия эксплуатировала трудящихся СССР ради извлечения прибавочной стоимости»[17]. Но разве менеджер в фирме не так эксплуатирует трудящихся? Разве не так это делают акционеры? А вкладчики капиталов в банк, которым не принадлежит предприятие?

Маркс подчёркивал, что, описывая капитализм, он исследовал именно европейский путь развития. Капитализм всегда был умозрительным термином, ярлыком. Унификация РАЗНЫХ организмов на основе ОБЩИХ элементов. То есть один капитализм не равен другому. Частная собственность, прибавочная стоимость, свобода предпринимательства – всё это такие признаки капитализма, которые могут присутствовать в разной степени. И никакого капиталиста в вакууме не существует. Современные капиталисты Европы и США тесно связаны с государственной бюрократией и со своей бюрократией — корпусом менеджеров.

Троцкий и последователи его теории «деформированного рабочего государства» упорно отказывались рассматривать советскую бюрократию как господствующий класс. Её они считали привилегированной кастой, особым слоем, но только не классом. Хорошо, допустим. Но тогда сразу же встаёт вопрос – может ли хоть одно государство существовать без господствующего класса? Что это за чудо-юдо такое?

В качестве аргумента ортодоксальные троцкисты любят ссылаться на то, что советская бюрократия всегда стремилась стать единоличным хозяином средств производства, то есть буржуазией (и ей в итоге и стала). Мол, зачем бюрократия стремилась стать классом, если она уже класс? Но этот довод мне видится нелепым. В самом деле – зачем тогда с развитием капитализма в Российской империи дворяне продавали имения, пытались приспособиться к новым порядкам и переквалифицироваться в капиталистов? Ведь они всегда оставались господствующим классом в России. И чем ближе было дыхание революции, тем сильнее цари пытались опереться на дворян (тот же Александр III). В истории можно найти немало примеров, когда господствующие классы пытались изменить формы собственности.

Противоречия «отстающего» российского капитализма сохранялись в советском. И как дворяне не могли править по-старому, так и партократы не могли вечно поддерживать господство своей системы одними лишь командно-административными методами. И те, и другие стремились стать полноценными владельцами предприятий. Тот же Амадео Бордига совершенно верно писал о российском капитализме в общем, не разделяя его на Российскую империю и Советскую Россию. Он понимал, что это одно явление, и в советском капитализме просто продолжается капитализм царский.

Автор не выступает безусловным сторонником исторической концепции Юрия Семёнова, но ту же «классовость» советского общества он описал очень точно:

«Нередко частную собственность отождествляют с собственностью отдельных лиц. Но подобно тому, как не всякая собственность отдельного лица является частной, не всякая частная собственность всегда есть принадлежность отдельного человека. В самом точном экономическом смысле этого термина частная собственность есть собственность на средства производства одной части членов общества, причём такая, которая позволяет ей эксплуатировать другую ее часть.

Сама же эта часть общества, то есть класс эксплуататоров, может владеть средствами производства по-разному. Собственниками могут быть отдельные члены класса эксплуататоров. В таком случае, мы имеем дело с персональной частной собственностью. Средства производства могут принадлежать группам членов этого класса. Перед нами — групповая частная собственность. Наконец, средства производства могут принадлежать всем членам класса, вместе взятым, но не одному из них в отдельности. Это — общеклассовая частная собственность. Она во всех случаях принимает форму государственной.

Описываемый способ производства был основан исключительно лишь на общеклассовой частной собственности как на средства производства, так и на личности производителей, которая с неизбежностью была собственностью государственной. С этим связано совпадение класса эксплуататоров, если и не со всем государственным аппаратом, то, во всяком случае, с его ядром. Поэтому данный способ производства лучше всего было бы назвать политарным (от греч. полития — государство), или просто политаризмом. Соответственно представителей господствующего класса можно было бы именовать политаристами..

Как следует из всего сказанного выше, никакой общественной собственности на средства производства в нашем обществе не было. Отсутствовал в нем и принцип распределения: от каждого по способностям, каждому по труду. Иными словами, наше общество не являлось социалистическим ни в каком смысле этого слова. Никакого социализма у нас не было и нет, как не было его и нет ни в одной стране мира. Общества, которые мы упорно именовали социалистическими, в действительности или были или ещё до сих пор являются политарными»[18].

Я считаю, что Ленин гораздо лучше Троцкого понимал сущность советского государства. И дал ему самую точную характеристику– «капитализм без буржуазии». Да, можно возразить, что он это говорил о периоде НЭПа. Но уже в своём «Докладе об очередных задачах Советской власти» на заседании ВЦИК 29 апреля 1918 г. он бросал упрёк в «левым коммунистам»:

«И вот, когда я читаю эти ссылки на подобных врагов в газете «левых коммунистов», я спрашиваю: что сделалось с этими людьми, как они могут из-за обрывков книжки забыть действительность? Действительность говорит, что государственный капитализм был бы для нас шагом вперед. Если бы мы могли в России через малое число времени осуществить государственный капитализм, это было бы победой. Как они могли не видеть, что мелкий собственник, мелкий капитал — наш враг. Как они могли в государственном капитализме видеть главного врага? Переходя от капитализма к социализму, они не должны забывать, что наш главный враг — это мелкая буржуазия, её навыки, её привычки, её экономическое положение. Что такое государственный капитализм при Советской власти? В настоящее время осуществлять государственный капитализм — значит проводить в жизнь тот учет и контроль, который капиталистические классы проводили в жизнь…

Государственный капитализм был бы спасением для нас; если бы мы имели в России его, тогда переход к полному социализму был бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть нечто централизованное, подсчитанное, контролированное и обобществленное, а нам-то и не хватает как раз этого, нам грозит стихия мелкобуржуазного разгильдяйства, которая больше всего историей России и ее экономикой подготовлена и которая как раз этого шага, от которого зависит успех социализма, нам не дает сделать»[19].

Ещё в сентябре 1917 г. Ленин в «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» подчеркивал, что государственный капитализм является шагом к социализму: «… Государственно-монополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет»[20]. Многие работы Ленина после Октября – ода государственному капитализму.

Можно сказать, что весь тяжёлый XX век был веком государственного капитализма. Но везде он принимал разные формы. Однако вмешательство в экономику всегда осуществляла государственная бюрократия, либо совсем заменяя собой буржуазию (страны «реального социализма»), либо действуя в сотрудничестве с ней. После мирового кризиса 1929-го чистый свободный рынок навсегда ушёл в прошлое, государственное вмешательство и планирование стало повсеместным явлением. «Санация» Пилсудского, «новый курс» Рузвельта, дирижизм Ататюрка, «реальный социализм» и фашистская модель – всё это были формы госкапитализма. Но ни один из них не стал ступенькой к социализму, в том числе и государство Ленина и большевиков.

СССР и РФ, Третий Райх и США, Кампучия и КНДР – всё это очень своеобразные капитализмы, отличающиеся по форме, но не по сути своей. В каждом из них были товарно-денежные отношения, эксплуатация труда, отчуждение человека от самого себя. Всё это государства. То есть машины подавления, машины господства одного класса над другими.

Ещё более смешной в свете сегодняшних дней выглядит следующая цитата Троцкого: «Сталинцы тоже готовят взрыв планового хозяйства, но у них другие сроки: мы можем надеяться, что пролетариату удастся справиться с бюрократией, прежде чем она сама взорвёт и обобществлённые формы собственности. Кому угодно, пусть называет советский режим «государственным капитализмом», но как показывают все пять частей света, только этот режим способен ещё развивать производительные силы»[21].

Таким образом Лев Давидович оставлял только за СССР право называться страной, развивающей производительные силы. Но сегодня мы можем видеть, что капитализм Запада развил производительные силы как никогда. И что же – это делает его прогрессивным? Высокие темпы индустриализации знала и фашистская Италия. Теория «деформированного рабочего государства» дезориентировала поверивших ей. Признавая СССР «меньшим злом», стоя на позиции его безусловной поддержки, троцкисты неминуемо оставались всего лишь ворчливыми соседями сталинизма. И те, и другие не могли иначе оправдать свой режим, как «высоким уровнем производительных сил», «прогрессивностью своей экономики» и т.д. Свой плановый капитализм они сделали символом веры, их религией стала выплавка стали и бетона. Вслед за сталинистами ортодоксальные троцкисты стали превращаться в секту свидетелей советского пломбира.

Тони Клифф брал следующую цитату Троцкого: «Она (бюрократия) продолжает сохранять государственную собственность лишь в силу своего страха перед пролетариатом. Этот спасительный страх вселяет в неё и поддерживает нелегальная партия большевиков-ленинцев, которая является самым сознательным выразителем социалистических тенденций, противостоящих буржуазной реакции, охватившей всю бюрократию. Бюрократия как сознательная политическая сила предала революцию. Но, к счастью, победоносная революция — это не только программа и знамя, не только политические институты, но и система социальных отношений. Недостаточно ей изменить. Надо ее низвергнуть». И указывал на следующие слабые места его концепции:

«В этом высказывании о форме собственности говорится явно как о юридической абстракции и, следовательно, явно вскрываются внутренние противоречия анализа. Русский пролетариат был недостаточно силён, чтобы удержать в своих руках контроль над средствами производства, и его вытеснила бюрократия, но у него хватит сил не допустить того, чтобы подобное положение было узаконено! Пролетариат недостаточно силён, чтобы воспрепятствовать применению крайне антагонистического принципа распределения продукта, чтобы помешать бюрократии грубо снижать его жизненный уровень и лишать его самых элементарных прав, чтобы не допустить осуждения миллионов своих членов на рабский труд в Сибири; но он достаточно силён, чтобы защитить форму собственности! Таким образом, между населением и собственностью нет других отношений, кроме тех, которые основаны на производственных отношениях.

Кроме того, если страх перед пролетариатом — это единственный фактор, не допускающий восстановления частного капитализма в России, если, как говорит Троцкий, бюрократы являются сознательными реставраторами, — то его утверждение, что сталинский режим так же устойчив, как пирамида, поставленная на вершину, оказалось бы правильным, и его прогноз о судьбе огосударствленной экономики во время войны оправдался бы (здесь Тони Клифф имеет в виду прогноз Троцкого о том, что русский пролетариат в ходе войны обязательно восстанет – прим. моё)»[22].

Лев Троцкий всё же пошёл на запретный и сейчас для многих коммунистов шаг – поставил в один ряд и рассмотрел фигуры трёх главных диктаторов Европы (Муссолини, Сталина и Гитлера). При этом он подчёркивал, что в нацистской Германии и фашистской Италии государственный дирижизм в экономике незначителен, зато в СССР чистая плановая экономика, и только на этом основании он – прогрессивен:

«Фашистское государство — не собственник предприятий, а лишь посредник между предпринимателями. В отношении крестьян и вообще мелких собственников фашистская бюрократия выступает, как грозный властелин; в отношении капиталистических магнатов — как первый уполномоченный. Классовой зависимостью фашистского государства определяются границы планового начала, как и его реальное содержание: дело идет не о повышении власти человека над природой в интересах общества, а об эксплуатации общества в интересах немногих. Первое в истории сосредоточение средств производства в руках государства осуществлено пролетариатом по методу социальной революции, а не капиталистами, по методу государственного трестирования. Уже этот краткий анализ показывает, насколько абсурдны попытки отождествить капиталистический этатизм с советской системой. Первый — реакционен, вторая – прогрессивна»[23].

Так ли это? Давайте повнимательнее присмотримся к нацистской Германии. С 1943-го года национализация в её экономике начинает достигать своего пика. Фактически капиталисты были сведены до простых директоров-управленцев. Что и как производить решала партия. А тех буржуа, которые пытались заартачиться, ждали репрессии. Так, например, 23 марта 1933 г. нацисты арестовали ближайших сотрудников Хуго Юнкерса, а условием их освобождения была передача прав на патенты. Путём давления министерство авиации Райха получило все права пакет акций производства, а сам Юнкерс закончил свои дни в ссылке[24].

Или взять того же Эрнста Хейнкеля. Хотя предприятие в Ораниенбурге носило название Heinkel-Werke Oranienburg, оно тем не менее находилось целиком и полностью в собственности германских ВВС и было выкуплено Хейнкелем значительно позднее. Слияние капитала и государства в Третьем Райхе было максимальным путём введения официальных госчиновников в управленческий аппарат и пакета госкапитала в предприятиях. Расширение капитала имело место, но под строгим руководством государства, у которого был пряник в виде заказов и кнут в виде распределения ресурсов[25]. Но для марксистских доктринёров, нацисты – лакеи буржуазии! Таким образом экономика нацистской Германии всё же имела больше общего с советской, чем отличий. И ни о каком освобождении человека ни там, ни там дело не шло. Зато «эксплуатация общества в интересах немногих» налицо. Может быть, Райх тоже был «рабочим» и «прогрессивным»? Или, как говорят небезызвестные личности, «в 1941-м один левый тоталитарный режим напал на другой»? Я так не думаю.

Из отрицания Троцким капитализма в СССР вытекало и его отрицание советского империализма:

«Можно ли нынешнюю кремлёвскую экспансию назвать империализмом? Прежде всего надо условиться, какое социальное содержание мы вкладываем в этот термин. История знала империализм римского государства, основанного на рабском труде; империализм феодального землевладения; империализм торгового и промышленного капитала; империализм царской монархии и пр. Движущей силой московской бюрократии является, несомненно, стремление увеличить свою власть, свой престиж, свои доходы. Это есть тот элемент «империализма», в самом широком смысле слова, который был свойствен в прошлом всем монархиям, олигархиям, правящим кастам, сословиям, классам. Однако, в современной литературе, по крайней мере марксистской, под империализмом понимают экспансивную политику финансового капитала, которая имеет весьма определенное экономическое содержание. Применять ко внешней политике Кремля термин «империализм», без пояснения, что именно этим хотят сказать, значит попросту отождествлять политику бонапартистской бюрократии с политикой монополистского капитализма на том основании, что та и другая применяют военную силу в целях экспансии. Такое отождествление, способное лишь сеять путаницу, прилично скорее мелко-буржуазным демократам, чем марксистам.

Занятие Восточной Польши Красной армией есть, конечно, «меньшее зло» по сравнению с занятием той же территории войсками наци. Но это меньшее зло было достигнуто тем, что Гитлеру было облегчено совершить большее зло. Если б кто-нибудь поджог или помог поджечь дом, а затем из населения дома в 10 человек спас 5, чтоб превратить их в полурабов, то это, конечно, меньшее зло, чем если б сгорели все 10. Но вряд ли этот поджигатель заслуживал бы медали за спасение от пожара. Если б, тем не менее, такая медаль была ему всё же выдана, то сейчас вслед за этим его следовало бы расстрелять, как поступают с одним из героев в романе Виктора Гюго»[26].

Я уже писал выше о том, что бюрократия выполняла в развивающихся странах роль буржуазии и доводила до ума первоначальное накопление капитала. И в этом плане советский капитализм был гораздо «капиталистичнее» царского. И, следуя известному определению «империализм – наивысшая стадия развития капитализма», можно сказать, что советская экспансия была самым что ни на есть империализмом. Причём советский империализм продолжал задачи царского.

И ладно бы дело ограничивалось просто термином. Подумаешь, говорить «советская экспансия», а не «империализм». Но нет же. Здесь нам важна именно качественная характеристика этого явления Троцким. Как видим, аннексию чужих территорий Советским Союзом он считал «меньшим злом» на основании национализации. При этом он признавал, что национализация будет проводиться не революционными массами, не в виде экспроприации, а чисто командными методами бюрократии, но это его не сильно смущало. Сказал ли рабочий класс Восточной Европы «спасибо» Советскому Союзу за такую национализацию? И как национализация перекрывала все реакционные черты советского государства? Ведь население Финляндии, Польши, Литвы, Латвии, Румынии и других стран воспринимало Советы как захватчиков. Люди брались за оружие, бежали в леса. Сопротивление принимало формы диссидентства, рабочих забастовок и массовых беспорядков.

И хоть Троцкий повторял цитаты великих, что «народы не любят миссионеров со штыками», что «освобождение рабочего класса должно быть делом его рук», по факту он противоречил себе. Диктатуры Пилсудского, Пятса, Улманиса были бедой для трудящихся, но они были свои. Эти режимы не смогли вызвать такого неприятия у людей, как вызвала Москва. Коммунисты стали для них просто чужаками-оккупантами. Память о сталинском терроре до сих пор даёт о себе знать в этих странах. А их рабочий класс, возмужав, повёл свою борьбу с иноземным гнётом под знамёнами национализма и опрокинул советский режим. Так было в Польше, где профсоюз «Солидарность» сверг бюрократов. Так было в Албании, где рабочие первыми пошли сносить памятник Энверу Ходжа. Да и в Советском Союзе шахтёры Донбасса выступили против КПСС. Нашлись ли вообще люди, готовые защищать этот воспетый Троцким экономический базис, если он был так прогрессивен?

Троцкисты-ортодоксы стали считать и страны соцлагеря «деформированными рабочими государствами», что добавило вопросов. Если всё это «переродившиеся» государства, то в какой момент их революция «переродилась? Ведь там же с самого начала установился сталинизм. К тому же троцкисты всегда пытались объяснить сталинизм отсталостью России, но он утвердился и в Германии, и в Чехословакии, в странах, где рабочий класс обладал богатой традицией борьбы. В таких вот «рабочих» и «прогрессивных» государствах рабочим приходилось работать на износ. «Социалистическая» Польша устраивала гонения на евреев и стреляла в рабочие демонстрации из танков. И что толку от того, что бюрократия охраняла «рабочие» формы собственности, если, например, команда сталинца Чаушеску, перенимая гитлеровскую пропаганду, учила румын, что они происходят от древних иллирийцев – высшей расы. Такая же пропаганда была и в ходжаистской Албании. Стоит ли удивляться, что напичканные национализмом Балканы рванули такой кровавой войной, с геноцидом и этническими чистками.

Сам Маркс никогда не страдал вульгарным экономизмом и предостерегал от этого своих последователей. Он прекрасно понимал важность надстройки, их с базисом взаимосвязей. Более того, Маркс был далёк от того, чтобы считать свои труды законченной теорией-доктриной, которая может дать ответы на все вопросы. Более того, ведь далеко не все работы Маркса были переведены на русский, когда стала рождаться русская социал-демократия, к которой Маркс с самого начала относился критически и не испытывал на счёт России никаких иллюзий. Но марксисты, возведя его идеи в доктрину, неизбежно скатывались к пошлейшему монизму. К тому, чтобы мерить всё формами собственности и уровнем производительных сил. Но брать за основу всего какой-то один фактор – это и есть идеализм самого что ни на есть религиозного пошиба! Наиболее распространённые политические интерпретации марксистского учения вступают в противоречие с собственными представлениями Карла Маркса. Но это было неизбежно, так как марксизм остался детищем романтизма XIX века. И в итоге это учение стало тем, чем стало. И уж конечно же Маркс вовсе не смог «поставить диалектику Гегеля с головы на ноги». И марксисты, несмотря на всю свою претензию на научный материализм, остались идеалистами-неогегельянцами, для которых высшей категорий всё также был «абсолютный пролетарский дух». Троцкий и многие так и не признали на деле, что национализация сама по себе не является какой-то индульгенцией для государства или ступенькой к социализму, если не возвышает человека над самим собой.

С началом Второй мировой Троцкий выступил с позиции «безусловной защиты СССР»:

«Но раз дело обстоит так, — заявляют некоторые товарищи, — уместно ли говорить о защите СССР и оккупированных областей? Не правильнее ли призвать рабочих и крестьян в обоих частях бывшей Польши восстать как против Гитлера, так и против Сталина? Разумеется, это очень привлекательно. Если б революция вспыхнула единовременно в Германии и в СССР, включая и вновь оккупированные области, это разрешило бы одним ударом многие вопросы. Но наша политика не может базироваться только на наиболее выгодной для нас, на самой счастливой комбинации обстоятельств. Вопрос стоит так: как быть, если Гитлер, прежде чем его сметёт революция, нападет на Украйну, прежде чем революция сметёт Сталина? Будут ли сторонники Четвертого Интернационала в этом случае сражаться против войск Гитлера, как они в Испании сражались в рядах республиканских войск против Франко? Мы стоим полностью и целиком за независимую (от Гитлера, как и от Сталина) Советскую Украйну. Но как быть, если, до достижения этой независимости, Гитлер попытается захватить Украйну, находящуюся под господством сталинской бюрократии? Четвёртый Интернационал отвечает: мы будем защищать эту закабалённую Сталиным Украйну против Гитлера»[27].

Троцкий писал о том, троцкисты должны оставаться дисциплинированными солдатами даже в рядах сталинистов и своим примером являть революционную доблесть: «В Советском Союзе я стремился бы быть хорошим солдатом, завоевать симпатию солдат, и воевать хорошо. Затем, в удобный момент, когда победа будет обеспечена, я сказал бы: «Теперь мы должны покончить с бюрократией!»[28]. Но сталинисты не собирались давать такого шанса. Тактика в союзе с «меньшим злом» (сталинистами) побеждать «большее зло» (фашизм) оказалась гибельной. Везде и всюду сталинисты методично расправлялись с троцкистами. Так было с Лазаром (Заи) Фундо – одним из основателей Компартии Албании. Он неоднократно арестовывался как монархией, так и фашистами. После участия в Итальянском антифашистском сопротивлении он в 1943-м вернулся на родину и присоединился к местным партизанам. Был казнён приспешниками верного сталинца Энвера Ходжа. Так было с Пьетром Трессо – одним из основателей Компартии Италии. После оккупации Франции нацистами он продолжал работу в подполье, погиб при очень странных обстоятельствах. Так было, в конце концов, и с вьетнамским троцкистом Та Тху Тхау, который пытался в едином блоке со сталинистами бороться с французскими оккупантами. И что же? Он был расстрелян жандармами Хо Ши Мина. А сколько ещё имён мы не знаем!

Однако было бы несправедливо, если бы Лев Давидович не заслужил и доброе слово. Эпигоны троцкизма и разного рода левопатриоты любят ссылать на «безусловную защиту СССР» Троцким, что в очередной раз показывает нам, что они берут от Троцкого только то, что им выгодно. Да, Лев Троцкий заблуждался и во многом идеализировал советский режим. Но даже его поддержка СССР существенно отличается от нынешних левацких гимнов советско-российскому капитализму. Ведь Троцкий при всём своём ошибочном анализе СССР никогда не был безусловным патриотом советского правительства. Он никогда не пел о необходимости «национального единения» перед угрозой фашизма и всегда подчёркивал возможность готовить свержение сталинщины: «Рабочие скажут: «Мы не можем уступить Гитлеру свержение Сталина; это — наша задача». Во время военной борьбы с Гитлером революционные рабочие будут стараться войти с рядовыми бойцами Красной Армии в возможно тесные товарищеские отношения. Нанося вооружённой рукой удары Гитлеру, большевики-ленинцы будут в то же время вести революционную пропаганду против Сталина, подготовляя его низвержение на следующем, возможно близком этапе»[29]. Он очень много писал о том, что Третий интернационал выполняет гнусную роль Второго. Он решительно осуждал оборонческие установки, которые Коминтерн спускал национальным компартиям. При всех своих ошибках Троцкий ясно для себя понимал, что советская бюрократия остаётся злом, и ни на грамм не признавал за ней право на жизнь.

Всё же к концу Второй мировой абсурдность троцкистской теории «деформированного рабочего государства» стала ясна всем незашоренным левым. Она осталась уделом догматиков. Греческий коммунист-подпольщик Корнелиус Касториадис, порвав с троцкистами, метко высмеивал их «национализацию головного мозга»:

«С лета 1948 мы решили выйти из МКП и обсуждали дату и форму этого выхода, и тогда, словно случайно, произошло одно из тех событий, которые скрепляют ситуацию: разрыв между Тито и Коминформ. Троцкисты, все как один, принялись кричать: да здравствует Тито и югославская революция! – и писать Югославской компартии, предлагая ей создать единый фронт (sic!). При этом ещё накануне они писали, что Югославия, как и все страны-сателлиты России, оставалась «по существу» капиталистической страной. Это потому, что КП не национализировала всё в первый же день, потому что она сохраняла в правительстве несколько министров-марионеток, которые формально не состояли в КП… Эта аргументация настолько абсурдна, что непонятно с какой стороны к ней подойти. Какое значение мог иметь тот факт, что несколько процентов производства не были национализированы, если была национализирована основная часть экономики, а процентное число частных предприятий сокращалось из месяца в месяц? И как вести спор с людьми, которые думают, что можно было бы достигнуть главного в социализме, если бы удалось национализировать всё?

Они могли рассматривать страны Запада не иначе, как в свете этой дилеммы – либо социализм (отождествленный с национализацией и т.д.), либо капитализм (отождествленный с традиционной частной собственностью)? Но вопрос нельзя было сформулировать в этих понятиях. Речь шла о том, чтобы увидеть, что структурная ассимиляция этих стран русским режимом усиливалась с каждым днём, что компартии, основательно укрепившись у власти, повсюду водворяли своих людей, создавая новый аппарат управления производством и обществом, вокруг которого быстро выкристаллизировался новый правящий и эксплуататорский слой. И что этот процесс не только совместим с «национализацией» и «планированием», но и нашёл в них адекватную для себя форму. И что бы мог значить единый фронт между сталинистской партией, находившейся у власти и располагавшей армией и государственным бюджетом, и несколькими десятками троцкистов в Париже? Это было комичной стороной дела. Но в целом, всё это поставило точку в наших отношениях с троцкизмом»[30].

Разрыв с троцкизмом не помешал Касториадису редактировать журнал «Социализм или варварство» и оставаться незаурядным революционным мыслителем. Ортодоксальные троцкисты же просто упёрлись рогом в цитаты Льва Давидовича почти столетней давности и бережно лелеют святость своих икон. С полным игнорированием всего того пути, по которому пошёл СССР. Они всё также поклоняются советскому пломбиру. Как точно отметила Ирина Владимировна Нежельская: «Парадокс в том, что люди, считающие себя революционерами и желающие перевернуть мир, теряются без ссылки на автора, гарантирующего им их правоту, – это умственно порабощённые люди, а не революционеры».

Может показаться, что весь этот вопрос о характеристике СССР и стран Восточного блока сегодня пустой и ненужный. Но как бы не так. Ведь сегодня есть Куба. Есть материковый Китай и Северная Корея. И вопрос об отношении к этим государствам вовсе не праздный. И ведь некоторые левые у нас по сути до сих пор стоят на «безусловной защите КНДР»! Как человек, бывавший в Пхеньяне, могу со своей стороны заявить следующее:
1) В Северной Корее мелкие частники давно уже узаконены и чувствуют себя комфортно
2) За идеологию взято чучхе, которое фактически является религией с мифами и чудесами. Если верить последним источникам, то власти КНДР недавно признали, что их лидеры не могут управлять временем и пространством[31].
3) Северные корейцы уважают Путина
О своих впечатлениях от этой страны я уже писал[32]. Кстати, в материковом Китае всё ещё сохраняется большая доля госсектора в экономике. И, по логике «деформированных» троцкистов, левые и его тогда должны защищать! И неужели если Кремль сейчас «национализирует», скажем, 70% экономики, то это сильно поменяет сущность российского режима?

И, наконец, вопрос на закуску всем ортодоксам – считать ли полпотовскую Кампучию «деформированным рабочим государством?» Ведь там не то, что плановое хозяйство, там даже деньги отменили. Прям «военный коммунизм». И стоять ли на «безусловной защите Кампучии» в случае войны с империалистическими хищниками? Да вот беда – воевала то она с «социалистическим» Вьетнамом. Какое же из «деформированных рабочих государств» выбрать? Прямо голова идёт кругом!

Итак. Троцкий и его последователи переняли свойственный многим марксистам фетиш плановой экономики (планового капитализма). Хотя сам Маркс им никогда не страдал и верно отмечал черты национализации и у Бисмарка, что не делало тогдашнюю Германию «рабочей». Рискну предположить, что и от советского плана Маркс не был бы в восторге в отличии от адвокатов СССР. Выступив с позиции «безусловной защиты СССР», Троцкий обрёк троцкистов на то, чтобы стать в хвосте у сталинистов. А потом быть убитыми ими же за ненадобностью. Теория «деформированного рабочего государства» – ересь, которая до сих пор морочит многим честным людям голову. С высоты сегодняшнего дня установки, что СССР – «меньшее зло», что в СССР не было капитализма, смотрятся также, как идеи народников, что в России его не будет и она через крестьянскую общину придёт к социализму. Теория «деформированного рабочего государства» – народничество, и как большевики когда-то преодолели его, так и сегодняшние левые должны смело порвать с ним.

Льва Троцкого можно понять. Он столкнулся с совершенно новым, доселе неизведанным явлением, и должен был как-то его описать. Но того марксистского арсенала, которым он располагал, было недостаточно. Троцкий не дожил до времени, когда его самые пессимистичные прогнозы сбылись. Он не мог увидеть весь масштаб сталинского террора и лелеял надежду на победоносное пролетарское восстание. Много он не знал и не мог предвидеть. Например, союз трёх империй (США, СССР, Великобритания) и раздел ими мира на сферы влияния. Подробнее об этом будет сказано дальше. Но то, что простительно Троцкому, непростительно сегодняшним левым.

Троцкий о послевоенном будущем

Прогнозы Льва Давидовича о будущем человечества оказывались невероятно точными, поистине пророческими там, где заканчивался его революционный оптимизм, и начиналась холодная аналитика. И наоборот – там, где у Троцкого преобладал большевистский задор и пропаганда, он попадал пальцем в небо. Всем известен в тех или иных вариациях прогноз Троцкого о превращении советской партийной бюрократии в новых буржуа. Предсказал Троцкий и громадную роль СМИ в послевоенном будущем. Троцкий совершенно уверенно сказал, что Гитлеру не удастся одержать победу в грядущей войне: «Ныне Гитлер хочет повторить эксперимент 1914 г. в более грандиозном масштабе. Он не может не хотеть этого: взрывчатый германский капитализм задыхается в старых границах. И тем не менее задача Гитлера неразрешима. Если бы он даже одержал военную победу, передел мира в пользу Германии не удастся. Германия пришла слишком поздно. Капитализму тесно во всех странах. Колонии не хотят быть колониями. Новая мировая война даст новый грандиозный толчок движению независимости угнетённых народов»[33].
Но он же писал: «Мясникам второй империалистской войны не удастся превратить Гитлера в козла отпущения за свои грехи. Пред судом пролетариата отвечать будут все нынешние властители, Гитлер займёт только первое место на скамье подсудимых»[34]. Увы, никакого суда пролетариата так не состоялось, а обвинители на Нюрнбергском процессе постарались избегать упоминаний и Мюнхенского сговора, и пакта Молотова-Риббентропа. За демонизацией Гитлера правящие классы стали скрывать как собственные преступления, так и начало той самой войны.

Троцкий предвосхитил возвышение США и их превращение в сверхдержаву №1: «Америка ещё не научилась реализовать свое могущество, это верно. Но она быстро учится на теле и костях Европы. Некоторое время Америка ещё нуждается в Англии, как в проводнике по путям мировой политики. Но это срок недолгий. Мы знаем, как быстро имущий класс, идя в гору, меняет свой характер, свой облик и свои методы действия. Взять хотя бы немецкую буржуазию. Так ли давно считались немцы робкими голубоглазыми мечтателями, народом «поэтов и мыслителей»? А несколько десятилетий капиталистического развития превратили германскую буржуазию в самый агрессивный, бронированный империалистский класс. .. Напрасно английский буржуа утешает себя тем, что будет руководить неопытным американцем. .. за 25–40 лет, имея свою промышленность и свой флот, Америка десять раз успеет отнять нефть у всех остальных»[35]. Побывав в США, Троцкий остался поражён её экономической мощью: «Я уезжал в Европу с чувством человека, который только одним глазом заглянул внутрь кузницы, где будет выковываться судьба человечества. Я утешал себя тем, что когда-нибудь вернусь»[36].

Лев Давидович предрёк, что Сталин будет подвергнут историческому остракизму: «Если бюрократии удастся, переделав формы собственности, выделить из себя новый имущий класс, этот последний найдёт себе других вождей, не связанных революционным прошлым и — более грамотных. Сталин вряд ли услышит при этом слово благодарности за совершенную работу. Открытая контр-революция расправится с ним, вернее всего, по обвинению в… троцкизме. Сталин станет в этом случае жертвой амальгамы им же установленного образца. Однако, такой путь вовсе не предрешён»[37].

В троцкизме Сталин, конечно, обвинён не был, но не успело его тело остыть, а бюрократия сразу стала избавляться от крайностей сталинизма. И начал это вовсе не Хрущёв. Так, Маленков уже 10 марта 1953 г. на заседании Президиума ЦК по вопросам печати объявил о необходимости прекратить политику культа личности. А Берия, возглавив госбезопасность, приказал начать пересмотр дел репрессированных. Думаю, если бы в борьбе за власть верх одержал Берия, сталинисты бы сейчас сочиняли легенды про «троцкиста» Берию, оболгавшего вождя на XX съезде.

Троцкий писал:

«На человеческом языке не найдется слов, которые могли бы в час последнего суда оказать услугу самому зловещему из Каинов истории. Памятники, которые он построил себе, будут разрушены или сданы в музей тоталитарного гангстерства. Зато победоносный рабочий класс пересмотрит все процессы, публичные и тайные, и поставит на площадях освобождённого Советского Союза памятники несчастным жертвам сталинской системы подлости и бесчестья».[38]

С победоносным рабочим классом Лев Давидович, конечно, просчитался, как и все марксисты. Но десталинизация и правда началась, причём ещё даже до развала СССР. А памятники некоторым жертвам и правда появились.

При этом Троцкий не верил в полноценный союз западных демократий и СССР против фашистского блока:

«Я полагаю, что во время войны союзники могут навязать Советскому Союзу такие уступки, социальные и экономические уступки, что Советское государство может стать буржуазным государством… Если Советский Союз будет противостоять давлению его союзников, я полагаю, что союзники объединятся с его врагами, чтобы задушить СССР…»[39]

Лучше всего об ошибках Троцкого в анализе Второй империалистической сказал Вадим Захарович Роговин, слово ему:

«Но в годы второй мировой войны произошло то, чего Троцкий не предвидел: «солидарность» трёх фактических диктаторов (Сталин, Черчилль и Рузвельт), вершивших судьбами всего человечества, приняла такие формы и масштабы, которые в конечном счёте позволили сохраниться и капитализму, и сталинизму. Подобно двум лидерам капиталистического мира, «коммунист» Сталин руководствовался не революционно-интернационалистскими целями, а геополитическими соображениями, на основе которых он вёл политический торг со своими партнёрами.

Троцкий не предвидел и масштабов военной и материальной помощи, которую оказали США и Англия в годы войны Советскому Союзу. Эта помощь, явившаяся одним из решающих условий победы антифашистской коалиции, в то же время укрепила сталинистский режим, расширивший сферу своей геополитической экспансии от Восточной Германии до Северной Кореи.

Троцкий не предвидел и того, что три мировых диктатора смогут продиктовать условия мира побеждённой Германии (без закрепления их каким-либо международно-правовым документом типа мирного договора) и поделить мир на сферы своего влияния. Он не предвидел, как отмечал Дойчер, «положения, сложившегося во время и после второй мировой войны, когда ход классовой борьбы на Востоке и Западе управлялся, а в определённом смысле извращался сначала союзом между сталинской Россией и Западом, а затем их антагонизмом, захватившим весь мир»»[40].

Создатель Четвёртого интернационала продолжал считать, что Вторая мировая, подобно Первой, вызовет новую революционную волну и думал, что своей работой помогает мировой революции. Допускал ли он, что такой исход не предрешён? Пришлось. И здесь Троцкий сделал возможно один из самых смелых своих прогнозов:

«Если допустить, однако, что нынешняя война вызовет не революцию, а упадок пролетариата, тогда остаётся другая альтернатива: дальнейшее загнивание монополистского капитализма, его дальнейшее срастание с государством, и замена демократии, где она ещё сохранилась, тоталитарным режимом. Неспособность пролетариата взять в свои руки руководство обществом действительно могла бы привести в этих условиях к возникновению нового эксплуататорского класса из бонапартистской и фашистской бюрократии. Это был бы, по всей видимости, упадочный режим, знаменующий закат цивилизации.

Аналогичный результат мог бы получиться и в том случае, если бы пролетариат передовых капиталистических стран, завоевав власть, оказался неспособен удержать её и переуступил бы её, как и в СССР, привилегированной бюрократии. Тогда мы вынуждены были бы признать, что причина бюрократического рецидива коренится не в отсталости страны и не в империалистском окружении, а в органической неспособности пролетариата стать правящим классом. Тогда пришлось бы ретроспективно установить, что своими основными чертами нынешний СССР оказался предтечей нового эксплуататорского режима в международном масштабе.

Если верен окажется второй прогноз, то, разумеется, бюрократия станет новым эксплуататорским классом. Как ни тяжела эта вторая перспектива, но, если бы мировой пролетариат действительно оказался неспособен выполнить миссию, которую возлагает на него ход развития, не оставалось бы ничего другого, как открыто признать, что социалистическая программа, построенная на внутренних противоречиях капиталистического общества, оказалась утопией. Понадобилась бы, очевидно, новая «минимальная» программа — для защиты интересов рабов тоталитарного бюрократического общества»[41].

Как видим, для Троцкого Вторая мировая была неким рубиконом, после которого должно всё решиться. Он ставил вопрос так – либо мировая пролетарская революция, либо закат человечества. Середины он не знал. Признать бюрократию классом для него было равнозначно тому, чтобы признать её идущей на смену буржуазии, признать её новыми хозяевами. Но если Первая мировая изменила лицо Европы, то Вторая упрочила положение стран-победительниц и их порядки. Гораздо важнее для всех левых здесь выраженный Троцким скепсис в отношении рабочего класса, который он озвучивает и дальше:

« Если принять, что причиной поражений являются социальные качества самого пролетариата, тогда положение современного общества придётся признать безнадежным. В условиях загнивающего капитализма пролетариат не растёт ни численно, ни культурно. Нет, поэтому, основания ждать, что он когда-либо поднимется на уровень революционной задачи.

Если бы, вопреки всем вероятиям, в течение нынешней войны или непосредственно после неё Октябрьская революция не нашла своего продолжения ни в одной из передовых стран; если бы, наоборот, пролетариат оказался везде и всюду отброшен назад; — тогда мы несомненно должны были бы поставить вопрос о пересмотре нашей концепции нынешней эпохи и ее движущих сил. Вопрос шел бы при этом не о том, какой школьный ярлычок наклеить на СССР или на сталинскую шайку, а о том, как оценить мировую историческую перспективу ближайших десятилетий, если не столетий: вошли ли мы в эпоху социальной революции и социалистического общества или же в эпоху упадочного общества тоталитарной бюрократии?»

Таким образом, Лев Давидович едва ли не единственный из классических марксистов позволил себе усомниться в том, что пролетариат является революционным субъектом. И в этом плане Троцкого можно считать одним из предтеч новых левых наряду с Карлом Коршом и Антонио Грамши! Троцкому пришлось задуматься о том, что с марксизмом что-то не так. И это впечатляет. Характерно, что троцкисты обходят стороной эти цитаты Троцкого, так как они ставят под вопрос весь смысл их политического существования. Естественно, принять такие еретические мысли сам Троцкий не мог. Он говорил о необходимости не отчаиваться и брать пример с большевиков после Первой русской революции. Подобно верующим в небеса обетованные, он оставлял за собой надежду на пролетарскую мессию. Провалы революций в Венгрии, Германии, Испании, усиление фашизма и сталинизма, приближающуюся войну он пытался объяснить отсутствием должных руководителей:

«Всякие разговоры о том, что исторические условия ещё «не созрели» для социализма, представляют собою продукт невежества или социального обмана. Объективные предпосылки пролетарской революции не только «созрели», но начали подгнивать.

Без социалистической революции, притом в ближайший исторический период, всей культуре человечества грозит катастрофа. Остановка только за пролетариатом, т.е. в первую голову — за его революционным авангардом. Исторический кризис человечества сводится к кризису революционного руководства»[42].

Но если производительные силы уже созрели до революции, почему пролетариат не выдвинул правильное руководство в Венгрии? Почему у Либкнехта и Люксембург ничего не получилось? И почему марксисты в итоге так и остались у разбитого корыта? Позиция Троцкого не выдерживает критики, что отмечал Жиль Дове: «Со своей стороны, троцкисты продолжают ссылаться на ленинские идеи и цитировать «Что делать?». Кризис человечества, заявил Троцкий, — это кризис революционного руководства; такое руководство следует создать любой ценой. Это уже крайний идеализм: история мира объясняется как кризис сознания»[43]. Сегодня слова Троцкого читаются грустно. Марксисты всё ещё стоят над капитализмом с гробовой доской и пророчат ему погибель, хотя уже разлагаются сами.

В свете сегодняшних дней любопытна ещё одна цитата Троцкого, в которой он вновь воспевает пролетариат и хоронит национальную буржуазию: «Украина особенно богата опытом по части ложных путей борьбы за национальное освобождение. Тут было испробовано всё: и мелко-буржуазная Рада, и Скоропадский, и Петлюра, и «союз» с Гогенцоллерном, и комбинации с Антантой. Кто после всех этих экспериментов продолжает надеяться на какую-либо из фракций украинской буржуазии, в качестве вождя освободительной национальной борьбы, тот политически мертв. Не только разрешить революционную по самому своему существу задачу, но и взять на себя инициативу её разрешения способен только украинский пролетариат. Он, и только он, может сплотить вокруг себя крестьянские массы и действительно революционную национальную интеллигенцию»[44]. Троцкий оказался прав в том, что пока не один буржуа так и не смог привести эту страну к подлинной независимости. Украинский вопрос всё ещё не решён. Но и рабочий класс в конфликте вокруг Украины был абсолютно нем. Он не высказал своей позиции, не сказал ничего. Борьбу за Киев всё ещё ведут буржуазные кланы. А советизация Украины в своё время обернулась лишь очередным закабалением новой советской империей. На мой взгляд, современные марксисты рано похоронили буржуазию. В отличие от Ленина, которые отрицание борьбы за демократию и отрицание политических революций в эпоху империализма называл «империалистическим экономизмом».Эпоха буржуазно-демократических революций ещё не закончена, что показывают нам мировые события.

Зачастую насмешки Троцкого над своими оппонентами бумерангом возвращались ему самому:

«В 1921 году Троцкий иронизировал над «левыми» коммунистами в Европе. Обсуждая вопрос о том, что они могли бы объединиться в новую организацию, он писал: «IV Интернационалу, если бы он возник, меньше всего грозила бы опасность стать очень многочисленным». Троцкий был уверен, что в случае возникновения IV Интернационале, «субъективизм, истеричность, авантюризм и революционная фраза» будут представлены в нём во «вполне законченном виде» (Троцкий Л.Д. Доклад об итогах ш конгресса Коммунистического Интернационала на II конгрессе Коммунистического Интернационала молодежи 14 июня 1921 г. // Троцкий Л.Д. Пять лет Коминтерна. М., Л.: Госиздат, 1925. С. 286.). История созданного им самим IV Интернационала вполне подтвердила это предсказание. Организации, входившие в Интернационал, не были массовыми, и в нём постоянно происходила внутренняя борьба, приводившая к расколам»[45].

Судьба его политического детища была печальна. Четвёртый интернационал, который и при жизни Троцкого не мог похвастаться особой силой, потеряв своего лидера, окончательно разбился на множество осколков. Троцкизм умер. Не помогли ни энтризм, ни попытки вновь построить партию «ленинского типа». Сегодняшние троцкисты зачастую сами не смогут внятно объяснить причины своего очередного раскола.

Все мысли Троцкого о будущем столь же точны и столь же ошибочны, сколь слова Николая Алексеевича Некрасова:
«Я видел красный день: в России нет раба!
И слёзы сладкие я пролил в умиленье…»
И красный день календаря был, и рабы думали, что стали свободными. Да только рабы так и остались, а умиляющиеся поэты умылись горькими слезами.

Всё это не повод подвергать большевиков проклятиям. Большевики выполнили важную историческую миссию, они расчистили авгиевы конюшни феодализма в России и распространили этот процесс на весь колониальный мир. Большевизм не мог быть другим, он — плоть от плоти своего времени, и он был по-настоящему радикальным и революционным течением начала 20 века.

Оправдались ли надежды большевиков (марксистов) на мировую социалистическую революцию и решающую роль крупного промышленного пролетариата? Нет. Но на сегодняшний день не оправдалась ни одна политическая доктрина.. Фашизм не смог отменить тот факт, что все империи рушатся, рано или поздно. Автократы и пожизненные президенты вызывают тем большее сопротивление, чем дольше они сидят у власти. А идеи расового превосходства в глобализированном мире остаются уделом маргинальных и откровенно уголовных элементов. Но и либеральная демократия не оправдала своих обещаний. Государство всеобщего благоденствия и равных возможностей на деле оказывается таковым лишь для наследников крупных капиталов и удачливых единиц. Более-менее приличный уровень жизни можно увидеть лишь в немногих странах, в то время как большинство фактически служит их сырьевым придатком. Да и к самой представительной демократии в эпоху манипуляций сознанием через СМИ и бутафорских оппозиций остаётся много вопросов. Большинство противоречий капитализма никуда не делось. Сегодня наш мир всё ещё не похож на цветущий сад, хотя мы продвинулись очень далеко. Перед левыми стоит задача нащупать новый революционный метод, который даст нам основу для реальной политической стратегии. К сожалению, многие всё ещё продолжают плакаться по старой разбитой посудине и даже пытаются объединить её осколки…

Сталин или Троцкий?

Российским левым свойственен упор на историзм. Много материалов посвящено защите своей «исторической правды», и рабочий класс у левых действительно затерялся где-то среди ГУЛагоов и колхозов. Однако от вопроса «Сталин или Троцкий?» они всё чаще старательно увиливают и называет его неактуальным[46]. Хотя с чего бы это? И хоть это и не относится напрямую к теме моей статьи, в ней я постараюсь закрыть любые разговоры о объединении троцкистов и сталинистов и расставить все точки над i.

На вооружение левые всё чаще берут «шапиновщину» – идею, что так называемым троцкистам и так называемых сталинистам пора объединиться. В 2005—2006 годах Виктор Шапинов пишет 3 статьи: «Нет больше сталинизма и троцкизма, есть революционный марксизм и реформизм», «От какого «сталинизма» мы отказываемся» и «Еще раз о том, что нет больше троцкизма и сталинизма». Дескать, ну чего вы, ребята, в прошлом сидите, ругаетесь почём зря. И у одного, и у второго было немало хорошего. И вообще не собачиться левым надо, а бить вместе общего врага, и т.д., и т.п. На неискушённого левого такие лозунги воздействуют очень хорошо.

Шапинов писал: «Нет больше сталинизма и троцкизма, есть революционный марксизм и реформизм…Причём такая борьба – между реформистами и революционерами – проходит сегодня в каждом из названных течений… признание или осуждение «сталинизма», равно как признание или осуждение троцкизма не должно сегодня служить входным билетом в революционную марксистскую организацию…..мой подход заключается вовсе не в том, чтобы собрать в кучу всех «сталинистов» и всех «троцкистов», а в том, чтобы выработать актуальную программу на основе анализа современных проблем, а не на основе противоречий Сталина и Троцкого. Массы понимают это лучше революционеров, их мало интересует кто был прав – Сталин, Троцкий или Мао. Их интересуют технологии сопротивления корпорациям, защиты трудовых и социальных прав, их можно заинтересовать идеей коренной ломки общественных отношений, отношений собственности и власти, идеей революции.». Вроде бы хорошие слова. Но что же на деле?

Автор не сторонник кидать камни в различные левые объединения, так как, ей-ей, проблемы есть у каждого. Но здесь иной случай, и молчать просто грешно. Речь идёт, конечно же, о партии «Боротьба», членом которой Виктор Шапинов и являлся. Нет нужды пересказывать всю их преступную деятельность, благо она перечислена здесь — https://www.nihilist.li/2014/06/19/ot-melkih-moshennikov-do-ubijts-ocherk-o-politicheskoj-e-volyutsii-stalinistov-na-primere-organizatsii-borot-ba/. А их работа на российские власти здесь — https://www.nihilist.li/2016/11/05/borot-ba-i-surkov-dokumental-ny-e-podtverzhdeniya-sotrudnichestva/. (Прим. сайт заблокирован на территории РФ)

И, как правильно отмечено в начале статьи, дело тут не в каких-то идеологических разногласиях: «Размежевание с Боротьбой – это не вопрос соответствия догмам, это не игры в историческую реконструкцию… Причиной конфликта поначалу были систематическая ложь и мошенничество. Они не были секретом ни для кого, но многие предпочитали смотреть сквозь пальцы – строят люди карьеры и пусть себе строят, заглядывать в чужой карман неприлично. Но сегодня мелкие политические амбиции, нечестность и готовность ко лжи и манипуляциям обернулись кровью. Не абстрактным «предательством интересов рабочего класса», а вполне реальными смертями и увечьями как тех, кому не повезло поверить «Боротьбе», так и тех, кто оказался у них на пути». Перед нами не очередной безобидный клуб любителей Иосифа Виссарионовича, а прямые агенты режима, опасные для любого активиста.

И любому марксисту должно быть стыдно, что подобную разоблачительную статью написали анархисты, а вовсе не коммунисты. У нас марксисты уже не те. В прежние времена марксисты со своими провокаторами не чикались, и Гапоны из «Боротьбы» давно бы уже болтались в петле. А у нас Гапоны захватывают всё медиапространство, ведут каналы и продолжают дурачить простаков. Имя им Легион!

Но должен вернуться к тематике статьи и добавить от себя следующее – «Боротьба» активно заигрывала с троцкистами. Баннеры с Троцким на митингах, посты с его цитатами и, конечно же, эти ни к чему не обязывающие фразы: «Да, бюрократия – зло! Да, СССР перерождался! У Троцкого можно многому поучиться! Но.. Сталин всё же тоже был молодец!»

Зачем всё это было нужно? Сегодня умные сталинисты не расписываются публично в своей ненависти к Троцкому, а действуют хитрее. Лозунг «широкой левой партии» позволяет привлечь большую аудиторию. И потому сегодня что не сталинист, то – арбитр-объединитель. И шапиновщина его оружие. В ход идёт всё. Увещевания: «Ну мы же с вами левые! Неужели мы какую-то глупую битву фан-клубов будем устраивать, давайте с вами общее дело делать!» Грубые передёргивания: «Ну смотрите, Сталин же выполнял программу Троцкого! Индустриализация и прочее! Троцкий сам был Сталиным!» (наверное, Иосиф Виссарионович потому его и убил, так как остаться должен всего один Сталин)… Ну и чистые исторические фальсификации: «В партии действительно были шпионы-троцкисты!» Хотя если вы посмотрите на всех нынешних шапинистов, то явно увидите, что Троцкий для них досадная обуза. Они его не знают, он мешает им. Но отбросить его нельзя, ведь так левых заманишь меньше. Приглядитесь внимательней, и вы поймёте то, о чём я говорю.

Показной «троцкизм» сочетался у «Боротьбы» с идеализацией СССР и кратким курсом ВКП(б). Они могли писать хвалу Троцкому по случаю юбилея и одновременно постить здравицы Меркадеру. А потом и восхитительные истории про то, как «троцкисты убили Кирова». Но как только грянул 2014-й год, и война в Украине сорвала со всех левых маски, так и градус «троцкизма» «Боротьбы» заметно снизился. Постов с Троцким стало меньше. А со Сталиным побольше. А уж в беседах с критикующими их позицию троцкистами боротьбисты и вовсе перестали любезничать в комментариях: «Не зря вас в 30-е стреляли!»

Всё-таки это не случайно, что человек, громче всех заявивший: «Нет троцкистов и сталинистов, а есть революционеры и реформисты», сам революционером не оказался, а совсем наоборот. Но может быть, это частный случай провокаторства? Может быть, союз адекватных левых возможен? Многие вполне искренне продолжают верить в объединение троцкистов и сталинистов. Многие устали от левацких церковных споров, от бесконечных копаний в истории, и хотят реального дела. И это правильно. Проблема в том, что сегодня старые левые идеологизированы слева, а политизированы – справа. Что это значит? Что живут они левыми идеями, могут искренне в них верить, у них дома могут быть портреты Сталина или Троцкого, но на практике раз разом они идут в хвосте за абсолютно буржуазными политиками. Оно и понятно. Старая левая идея умерла, и старые левые, не имея за собой никакой своей повестки, просто следуют в фарватере других сил.

Когда-то Ленин писал о том, что нет времени спорить с богоискателями и метафизиками в партии, нужно делать дело. Сейчас нет времени доказывать каждому в своих рядах в чём Сталин был не прав. Таких людей нужно просто отсылать в библиотеку. Настоящее время предъявляет к революционерам ещё более высокие требования, чем раньше. Это имя заслужат только те, кто не будет тратить время на исторические дискуссии. Поэтому склеивать старое не нужно.

Шапиновщина всё ещё находит своего покупателя. Далеко за примером ходить не нужно:

Всем, кому время – деньги, смотреть с 6:10. Здесь у нас полный набор клише типичного сталиниста-объединителя. В ролике всё прекрасно. Шутки про ледоруб и то, что конфликт Сталина и Троцкого, оказывается, – личный конфликт двух лидеров (!), не касающийся их идей (!!). Да и само повелительное отношение здешнего «отца народов» к низкорослому Лёве с подчёркиванием его второсортности как бы намекает. И ведь кто-то возразит что, может быть, хорошие цели преследуют ребята. Но пока мы можем видеть лишь то, что союз троцкистов и сталинистов в реальной жизни всегда будет либо фарсом, либо трагедией при явном главенстве последних.

Что же берут сталинисты от Троцкого, когда им вновь нужно завлечь и надуть троцкистов? На что ссылаются? Конечно же на теорию «деформированного рабочего государства». Они говорят троцкистам: «Раз Троцкий поддерживал СССР, то и вы должны поддерживать нас!» Бедный Троцкий! Мог ли он знать, что его учение станет орудием в руках его убийц? И рядом со всем этим троцкисты-ортодоксы, которые шикают и требуют не подвергать сомнению слова вождя и учителя. А некоторые и того больше – говорят, что пора де прекратить склоку в левом движении (которого нет) и объединяться со сталинистами. Объединяться с кем? С оголтелыми шовинистами, ретроградами, провокаторами и откровенными подпевалами режима? И для чего? Чтобы вместе воздыхать о прошлом и влачить жалкое существование в настоящем? Ругать власть идеологически, а политически во всём с ней сходиться?

Решается же вопрос «Сталин или Троцкий?», на самом деле, очень просто. Выбирать между троцкизмом и сталинизмом – то же, что выбирать меж якобинством и бонапартизмом. Какой смысл, если одно порождает другое? Это родные братья от большевизма – Каин-Сталин и Авель-Троцкий. Зачем выбирать между 1917-м годом и 1937-м, если туда нельзя вернуться? Троцкизм – это провалившаяся утопия, сталинизм – это откровенная реакция. Ни то, ни другое не содержит в себе инструкций, которые бы помогли сегодняшним левым. Практически они бесполезны. Опыт большевиков был адекватен своей эпохе – снаряд не падает в одну воронку дважды. Разумеется, этот опыт изучать нужно, но прежде всего для того, чтобы не повторять тех же ошибок. Конечно, легко говорить об ошибках в 2020 году, пожиная плоды 1917 года. Но гораздо преступнее поддерживать мифы о Великом Октябре и «пролетарском» Советском Союзе. Большевики недаром прощались с заблуждениями якобинцев, парижских коммунаров и народников. Уже давно настал черёд прощания с большевизмом. И не для того, чтобы попрощаться с революцией вообще, а чтобы развить её.

Троцкизм и сталинизм – это причина и следствие. Естественно, что пьяный водитель больше не хочет в аварию. Естественно, что троцкистам не по пути со сталинизмом. Все сегодняшние проводники сталинизма тянут в новую катастрофу. Умышленно или нет, за деньги или по глупости – всё это не важно. Главное, что уроки «Боротьбы» не должны пройти для левых даром. Агентам сталинизма нужно давать бой!

Живучесть идеи союза сталинистов и троцкистов объясняется во многом тепличностью условий, в которых находятся наши левые. В некоторых регионах мира троцкисты и сталинисты уже давно по разные стороны баррикад. Например, в Сирии. Там коммунистическая партия Аммара Багдаша поддерживает режим Асада (то есть выполняет ту же охранительную роль, что сталинисты по всему миру). За социалистическую же революцию в битве за Алеппо сражалась троцкистская бригада «Лев Седов» во главе со своим лидером Абу аль-Бараа. Когда он погиб, ему было всего двадцать четыре года.

То, что шапиновщина никуда не ушла, говорит также о невежестве в левой среде. Теоретическая безграмотность, поверхностное знание даже собственной истории неизбежно ведёт левых к нехорошим для них же самих последствиям.

Вместо заключения

Увы, Троцкий так и не смог решительно и бесповоротно осудить советскую бюрократию как класс, потому что сам вышел из её рядов. Не смог он и до конца выйти за рамки традиционных большевистских схем. Хотя многие из его идей были новаторскими и довольно-таки смелыми для марксиста. Но Троцкий сохранил за собой и совершенно безумный фетиш плановой экономики (планового капитализма), и веру в революционную миссию пролетариата. Он остался в прошлом, остался верен марксистским идеалам своей юности, идеалам XIX века. Но реальность века XX оказалась сложнее всех политических доктрин. Половина прогнозов Троцкого не подтвердилась. Троцкизм – это не то, что может стать живым знаменем сегодняшних левых, как бы нам этого не хотелось.

Итак. Автор никоим образом не хотел умалять фигуру Льва Троцкого. Его слова о Юлии Мартове можно с полным основанием отнести к самому же Троцкому – «был гораздо выше того идейного течения, которое он возглавил». Уже за ту ненависть, которую Троцкий до сих пор вызывает у всех реакционеров, он достоин самого большого уважения. Но проблема в том, что сегодня едва ли не все партии марксистского толка превратились в религиозные секты, которые поклоняются священным писаниям вождей прошлого и безнадёжно пытаются воспроизвести их опыт в настоящем. Не миновал Троцкий и другой участи революционеров – его труды используют в своих целях те, против кого он всегда боролся. Они обманывают других левых, вооружившись его именем. Свою статью я адресую всем неравнодушным последователям Льва Давидовича, адресую троцкистам. Разве заслужило дело всей его жизни подобной судьбы? Я думаю, что нет. И поэтому мы не должны бездумно повторять тексты левых теоретиков, сколь бы авторитетны они не были. Слепое поклонение должно уступить место свежему взгляду. Пусть каждый из нас скажет что-то новое. Каждое такое слово – ступенька к альтернативному левому движению.

Литература:

[1] Троцкий Л.Д. Теория социализма в отдельной стране. 1926 г.

[2]Троцкий Л.Д. Стенограмма слушаний по обвинениям, выдвинутым на московских процессах 1930-х гг.

[3] Варга Е.С. Вскрыть через 25лет. 1991 г.

[4] Дэй Р. Лев Троцкий и политика экономической изоляции. 1973 г.

[5] Григоров Г. И. Повороты судьбы и произвол : Воспоминания, 1905—1927 годы. 2005 г.

[6] Швецов В.В. Лев Троцкий и Макс Истмен: История одной политической дружбы // Новая и новейшая история. 1990 г.

[7] Троцкий Л.Д. Дневники и письма. 1994 г.

[8] Рюбель М. «Самое слабое звено»: К вопросу о законе неравномерного развития. 1973 г.

[9] Троцкий Л.Д. Наши политические задачи. 1904 г.

[10] https://vk.com/doc16938452_507513972?hash=5639970e73f97e7e11&dl=f01e84fa2beacd63b3

[11] Ульянов-Ленин В.И. Письмо к съезду. 1922 г.

[12] Самородний О. Пол Пот. 2013 г.

[13] Касториадис К. Возможно ли создать новую форму общества. 1977 г.

[14] Роговин В.З. Мировая революция и мировая война. 1998 г.

[15] Троцкий Л.Д. Преданная революция: что такое СССР и куда он идёт? 1936 г.

[16] http://levoradikal.ru/archives/17150

[17] Бузгалин А.В., Колганов А.Т. Сталин и распад СССР. 2003 г.

[18] Семёнов Ю.И. Россия: что с ней случилось в XX веке. 2008 г.

[19] Ульянов-Ленин В.И. Доклад об очередных задачах Советской власти. 1918 г.

[20] Ульянов-Ленин В.И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться.1917 г.

[21] Троцкий Л.Д. Дополнение к замечаниям по поводу письма т. Цилиги. 1936 г.

[22] Клифф Т. Государственный капитализм в России. 1991 г.

[23] Троцкий Л.Д. Преданная революция: что такое СССР и куда он идёт? 1936 г.

[24] http://m.thermomir.ru/doc/all/junkers

[25] Туз А. Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики. 2018 г.

[26] Троцкий Л.Д. Ещё и ещё раз о природе СССР. 1939 г.

[27] Троцкий Л.Д. Ещё и ещё раз о природе СССР. 1939 г.

[28] Троцкий Л.Д. Стенограмма слушаний по обвинениям, выдвинутым на московских процессах 1930-х гг.

[29] Троцкий Л.Д. СССР в войне. 1939 г.

[30] Касториадис К. Почему я перестал быть марксистом. 1974 г.

[31] https://www.ukrinform.ru/rubric-world/3031102-v-kndr-priznali-cto-ih-lidery-ne-mogut-menat-vrema-i-prostranstvo.html

[32] https://altleft.org/2020/01/13/takie-zhe-kak-my/

[33] Троцкий Л.Д. Двойная звезда: Гитлер-Сталин. 1939 г.

[34] Троцкий Л.Д. Манифест Четвёртого Интернационала. 1940 г.

[35] Троцкий Л.Д. К вопросу о перспективах мирового развития. 1924 г.

[36] Троцкий Л.Д. Моя жизнь. 1930 г.

[37] Троцкий Л.Д. Преступления Сталина. 1937 г.

[38] Троцкий Л.Д. Каин Джугашвили идёт до конца. 1938 г.

[39] Троцкий Л.Д. Стенограмма слушаний по обвинениям, выдвинутым на московских процессах 1930-х гг.

[40] Роговин В.З. Мировая революция и мировая война. 1998 г.

[41] Троцкий Л.Д. СССР в войне. 1939 г.

[42] Троцкий Л.Д. Агония капитализма и задачи Четвёртого Интернационала. 1938 г.

[43] Дове Ж. Ренегат Каутский и его ученик Ленин. 1977 г.

[44] Троцкий Л.Д. Об украинском вопросе. 1939 г.

[45] Дэй Р. Лев Троцкий и политика экономической изоляции. 1973 г.

[46] https://vk.com/wall-181483791_533

Источник

Вместо исторической справки

Троцкий во внутрипартийной борьбе

Троцкий о советском термидоре

Троцкий о природе СССР

Троцкий о послевоенном будущем

Сталин или Троцкий?

Вместо заключения

Интересное по теме: